Анна Ольховская - Эти глаза напротив

– Стоп! Очнитесь! Саша, немедленно отключи звук и изображение!

Голос Павла не обволакивал, наоборот, он обрушился на нас, словно пневматический молот, вышибая к чертовой матери гипнотический дурман. Казалось, стены и сводчатый потолок холла дрожали от звука его рявка.

И подействовало! Все, в том числе и я, вздрогнули и озадаченно начали оглядываться по сторонам, а Дворкин судорожно выполнил приказ Павла, отрубив связь с внешним миром.

А затем передернул плечами, словно стряхивая с себя наваждение, и с силой провел руками по темно-коричневой от загара лысине:

– Вот ведь какая мощная тварь, а? Сумел даже через видео в транс вогнать! Спасибо, Паша!

– Не за что, – криво усмехнулся тот.

– Хорошо хоть, что гора их сдерживает! Осталось как-то продержаться до подхода наших ментальных, так сказать, сил. Надо их отвлечь переговорами, чтобы заложников не тронули.

– Не до конца, – глухо произнес Павел, устало откинувшись на изголовье.

– Что – не до конца? – Дворкин озадаченно нахмурился и наклонился над подопечным, внимательно вглядываясь в его осунувшееся лицо. – Что ты имеешь в виду?

– Гора сдерживает их ментальную атаку, но не до конца. Мне приходится подключаться. Хорошо, что воздействие не постоянно, иначе не знаю, сколько я бы смог продержаться… Мы слишком близко от поверхности. Наверное, если бы смогли уйти вглубь, мне было бы полегче. Но мы не можем.

– Почему это? – Александр кивнул на расположенную в дальней стене холла дверь. – Насколько мне известно, там – уходящие в глубь горы выработки. Они просто не очень просторные, узкие и невысокие, поэтому их приспосабливать под нужды клиники не стали. Но и полностью заложить туда вход кирпичами тоже сочли неразумным – туда собирались водить, вернее, возить на креслицах пациентов с самой тяжелой формой легочной патологии. Там концентрация соли в воздухе, конечно, максимальна, но не думаю, что пара-тройка часов так уж нам навредит.

– Так идемте скорее туда! – оживился один из секьюрити. – Хрен с ним, что тесно! В тесноте, как говорится, не в обиде. Мне что-то не хочется змеиным зомби становиться! Да и никому не хочется, да, мужики?

– Точняк! Да! Лучше в крысиный ход, чем в змеиную нору! – возбужденно загомонили мужики.

– Ну, – Дворкин повернулся к Павлу, – едем дальше?

– А вы ничего не забыли?

От обиды мой голос совершенно неуместно дрожал, да и в целом разнюнилась: слезы по щекам закапали, нос мгновенно заложило. Тоже мне, Лара Крофт местечкового розлива!

– Если вы имеете в виду заложников, – сухо ответил Дворкин, отводя глаза, – то – нет, не забыл. Но моя задача – охранять прежде всего Павла. И вас, разумеется. Или вы готовы пожертвовать собой ради ваших близких? Если так, то это глупо. Не думаю, что твари выполнят свое обещание. Поверьте моему немалому опыту – в подобных ситуациях свидетелей обычно стараются не оставлять в живых.

– Так что же, теперь забиться в подземелье и трусливо ждать, пока за нами приедут? А Олежку и Мартина…

Дыхание перехватило, я судорожно всхлипнула.

– Прежде всего нам необходимо забиться, как вы говорите, в подземелье, ради того, чтобы облегчить задачу Павлу. Не думаю, что он сможет долго нас защищать от атак. Или вам понравилось быть послушной марионеткой рептилий?

– Не понравилось, но…

Закончить мне не дали – входная дверь затряслась от ударов, а потом снаружи донеслось еле слышное:

– Отвечайте! Иначе начнем убивать заложников!

– Что делать будем? – Дворкин вопросительно посмотрел на Павла.

– Так, всем отойти от монитора и отвернуться. Желательно еще и уши закрыть.

Возражать никто не стал, пять секунд топота ног и грохота роняемых предметов меблировки, и вот уже секьюрити стоят возле входа в выработки, зажмурившись и закрыв уши ладонями.

– А ты чего? – повернулся ко мне Павел.

– А я не пойду.

– Варя! Не заставляй меня отвлекаться на твою защиту!

– А почему он, – я упрямо кивнула на Дворкина, – не ушел? И вообще, если тот упырь опять начнет сверлить взглядом видеокамеру, тогда и отвернусь. И уши заткну. А пока – включайте быстрее, что вы тянете!

– Вот ведь упрямая… – Главный секьюрити сдержался, но за него закончила фразу я:

– Да-да, знаю. Ослица. Не отвлекайтесь, Александр Лазаревич!

Мониторы снова ожили, включился звук.

И первое, что мы увидели, – стоящего на коленях Олега и пистолет у его виска. А держал этот пистолет Мартин.

– Что это значит? – снова загремел Павел.

Оказалось, такой тембр его голоса способен впечатлить и змеюк. Во всяком случае, они вздрогнули и поежились. А главный гадюкин одобрительно усмехнулся:

– Ого! Ты не перестаешь меня удивлять, Павел! Приятно удивлять! Что же касается твоего вопроса – так и быть, удовлетворю твое любопытство. Эта инсталляция весьма проста и незатейлива. Если через пять минут наши требования не будут удовлетворены, господин Пименов нажмет на курок и станет убийцей известного фотографа Олега Ярцева. А мы это заснимем на видео.

– И зачем вам это?

– Павлуша, дорогой, ты думаешь, я не понимаю, что вы тянете время и надеетесь отсидеться в своей норе, дожидаясь вызванной помощи? И, изучив досье господина Дворкина, я могу допустить, что он готов пожертвовать заложниками ради вас и девчонок. И большой пользы от того, что мы перестреляем господ Пименова, Ярцева и Климко, нам лично не будет – цели мы не добьемся. А вот если у нас появится дополнительный аргумент на будущее – партия будет продолжена. Прелестно, не правда ли – Мартин Пименов трусливо убивает своего друга!

– Сволочь! – не выдержала я. – Отпусти их, мразь!

– И я вас приветствую, мадмуазель Ярцева. Я ведь не ошибся, это вы, Варенька?

– Мангуст размером с лошадь тебе Варенька, змеюка!

– Фу, как грубо! Так, – упырь посмотрел на часы, – между прочим, время истекло. Пять минут закончились.

Он сделал знак своим, и один из змеев направил на заложников айфон. Продвинутые какие нынче кобры пошли! Вернее, поползли.

– Ты не сделаешь этого! – загремел Павел, напряженно глядя в монитор.

Змей вздрогнул и удивленно посмотрел на камеру видеонаблюдения. Потом попытался что-то сказать, но… не смог.

А вот змей с айфоном – смог:

– Убей его!

– Не-е-ет! – Голос почему-то сорвался, и дальше я могла только сипеть. – Нет, пожалуйста, нет! Павел, сделай что-нибудь!

– Я не могу… – На лбу Павла выступили капельки пота, он уже не гремел – шептал. – Не успею…

Мартин между тем равнодушно снял пистолет с предохранителя и прижал дуло к виску Олега так плотно, что оно, казалось, сейчас просто продавит тонкую кожу. И стрелять не надо будет…

А Олежка даже не шевельнулся. Не попытался вскочить с коленей, оттолкнуть Мартина, забрать у него оружие. Сопротивляться, до конца сопротивляться!

Держаться верой в чудо. Как это было во время нашей поездки в Швейцарию…

Но мой брат безвольной амебой сгорбился у ног своего палача, безучастно глядя прямо в стену.

Палача? Похоже, что-то у змеюк все же не заладилось. Палец Мартина замер на спусковом крючке, но дальше не шел. А рука с пистолетом дрожала все сильнее.

– Он сопротивляется! Пашенька, смотри – Мартин сопротивляется! Наверное, из-за того, что держишь главного!

Павел на мои эмоциональные вопли не отреагировал, его лицо буквально дрожало все, целиком, от страшного напряжения.

А Мартин между тем побледнел до синевы, глаза перестали быть оловянными пуговицами, сейчас в них плескалась боль. И эта же боль периодически судорогой сводила его скулы.

– Мартин! – У меня снова прорезался голос. – Держись, прошу тебя! Милый мой, родной, любимый – держись!

И он держался. Но недолго – боль все-таки отправила его в нокаут.

Глаза Мартина закатились, рука безвольно разжалась, из сведенных судорогой пальцев выпал пистолет, и мой мужчина медленно, как-то неуклюже, завалился набок.

И в это же мгновение над ухом раздался крик Дворкина:

– Доктор! Скорее сюда!

Я оторвалась от монитора, оглянулась и вскрикнула. Павел тряпичной куклой висел на руках поддерживающего за плечи Дворкина, глаза его были закрыты, изо рта тоненькой струйкой сочилась кровь.

А повязка на груди, еще недавно чистая и свежая, стала мокрой и алой…

Виталий Сергеевич что-то коротко приказал своим помощникам, отсиживавшимся в тамбуре, затем подбежал к Павлу и склонился над ним, осматривая и ощупывая.

– Ну что? – сипло выдавил Александр. – Он… он жив?

– Пока да, – сухо процедил эскулап, вводя в вену Павла какое-то лекарство. – Но вряд ли он перенесет еще что-то подобное. По-хорошему, его бы сейчас следовало вернуть в хирургию – похоже, рана в легком снова открылась. Я, конечно, поддержу его какое-то время, но… – Он поджал губы и удрученно покачал головой. – Не знаю. Будь на его месте обычный человек, прогноз на девяносто девять процентов был бы печальным. А так… Не знаю. Я, во всяком случае, сделаю все от меня зависящее…