Наталия Антонова - Сон без пробуждения

– Ага. Он думает, что я наврал! – вознегодовал Наполеонов.

– Ммм, да.

– Заподозрить меня во лжи! И как только совести у людей хватает!

– Передай, пожалуйста, трубку Афанасию Гавриловичу.

– Да за ради Бога! – фыркнул Наполеонов и сунул трубку в руки эксперта, – с вами лично желают побеседовать.

– Алло!

– Добрый день, Афанасий Гаврилович!

– Здравствуйте, Мирославушка!

– Извините, что передала приглашение через Шуру, а не лично.

– Да что вы!

– Вы приедете?

– Обязательно!

– Время не назначаю. Не знаю, когда у вас закончится рабочий день…

Шура выхватил трубку из рук Незовибатько, – как только, так сразу, – прокричал он и опустил трубку на рычаг.

– Ну ты нахал! – возмутился эксперт, – не дал с человеком поговорить.

– Нечего в рабочее время по телефону разговаривать. Не за это налогоплательщики платят. Все, все! Работайте, Афанасий Гаврилович. Вечером наговоритесь.

Двухметровый Незовибатько поднялся, бросил сверху вниз уничтожающий взгляд на Наполеонова и молча покинул кабинет следователя.

Шура вздохнул и погрузился в работу над документами.

… За окном шел тихий снег, такой тихий, словно зима оробела и… вспомнила о своей сопернице весне.

Марина Замятина сидела в своей комнате.

С тех пор, как не стало Маревой, Марина еще больше полюбила одиночество. Ей казалось, что только наедине с собой она находится в безопасности.

Хотя о какой безопасности можно было говорить, если над ней дамокловым мечом висело обвинение в убийстве подруги…

Марина слушала, как ветер вздыхает за окном, как шуршит он заснеженными крыльями, касаясь стен особняка, как поднимает снег, сухой от мороза, и сыплет его на оконное стекло.

Вечерело. Багровые полосы заката резко перечеркнули бледную синеву неба.

Зимний день, послав последнюю улыбку заснеженному городу, отступил и скрылся в набегающей тьме…

Если б это было возможно, то Марина предпочла бы сидеть неподвижно день, месяц, год… Она хотела только одного – никого не видеть и не слышать. Последние события выбили ее из колеи. Если б она только знала, что ей делать! Что?! Казалось, что весь белый свет ополчился против нее.

– Ленка умерла, – думала Марина, – ее убили. Но ведь это невозможно!

Она точно знала, что это невозможно. И все-таки ее подруга мертва.

Разве сможет она когда-нибудь переубедить полицию и того непреклонного следователя, что не способна на убийство?

Марина покачала головой, – нет, они не поверят ей.

Замятина подумала о детективе. Сможет ли Волгина что-то сделать для нее?

Марина хорошо помнила лестные отзывы своих знакомых о Мирославе.

Если верить этому хвалебному хору, то можно было подумать, что Волгина способна творить чудеса, точно она не детектив, а добрая фея.

– Что она сказала в последний раз? – Марина задумалась и вдруг вздрогнула от неожиданности – казалось, голос Волгиной не всплыл из глубин ее памяти, а прозвучал в тишине спальни: «Если вы не виновны, то беспокоиться вам не о чем».

Вот бы Марине ее уверенность!

Замятина была не в силах забыть холодный оценивающий взгляд следователя Наполеонова. Ее не покидало ощущение, что следователь заранее решил: виновна она и больше никто.

Как? Как ей доказать, что она, Марина, не сделала ничего, за что ее можно осудить?!

И тут она вспомнила своего мужа и неожиданно для себя заплакала навзрыд.

Лев Наумович Замятин был единственным человеком, перед которым она чувствовала свою вину. Он любил ее с такой искренней нежностью и заботой, а она! Она предала его…

В дверь тихо постучали.

Марина вздрогнула и перестала плакать. Затаив дыхание, она сжалась в комок.

– Марина, – прозвучал голос мужа. В нем было столько беспокойства за нее, что она снова разревелась, теперь уже, жалея саму себя.

Дверь открылась. В коридоре горел свет, четко обрисовывая застывшую на пороге фигуру Замятина.

– Марина, – произнес он тихо, – ты плачешь?

Она хотела ответить – нет, но слезы душили ее.

– Я включу свет? – спросил Лев Наумович.

– Нет, нет! Не надо! – вырвалось у нее громче, чем следовало.

– Хорошо, хорошо, – проговорил он, направляясь к ней, – успокойся, пожалуйста.

– Я боюсь! – она закрыла лицо руками и слезы ручьями потекли между ее пальцев.

Лев Наумович подошел к жене и погладил ее по голове, как ребенка.

– Не плачь, моя девочка. Тебе нечего бояться. Все будет хорошо.

– А следователь? – жалобно всхлипнула Марина.

– На самом деле он не такой страшный, как хочет казаться.

– Но он уверен, что я убила Лену!

– Я знаю, что ты не убивала ее, – грустно произнес Лев Наумович.

– Но он!

– Он хороший следователь, он разберется, – перебил жену Замятин.

– Откуда ты знаешь?!

– Знаю. В моем возрасте уже пора разбираться в людях.

– И ты разбираешься, – прошептала сквозь слезы Марина.

Лев Наумович ничего не ответил, только как-то странно, совсем по-стариковски вздохнул.

– Лева, – прошептала Марина Ивановна.

– Да, любимая?

– Прости меня, пожалуйста! – вырвалось у нее испуганно.

Он не спросил, за что. И от этого молчания Марине стало еще страшнее.

– Лева! Ты слышишь?! – голос ее дрожал от отчаяния и боли.

– Я давно простил тебя, – тихо ответил муж.

– За что? – сорвалось у нее растерянно.

– За то, за что ты просишь прощения, – отозвался он по-прежнему тихо.

– Но! – выдохнула она, – ты же не…

– Знаю, Марина. Я все знаю, – и, помолчав секунду, добавил, – я догадывался с самого начала.

– Но… Почему? Почему?!

– Потому, что люблю.

– Нет! Так не бывает! – в темноте она замотала головой из стороны в сторону.

– Бывает, Марина, все бывает на свете. Став старше, ты это поймешь.

– О, Боже! – она так заломила руки, что они хрустнули.

– Успокойся, Марина. Я тоже виноват…

– Но в чем? В чем?

– В том, что не смог удержаться от соблазна – чувствовал, что ты не любишь меня, и все-таки хотел, чтобы ты была моей.

– Лева! Прости меня!

– Ничего, Марина, – он коснулся пальцами ее щеки, мокрой от слез, – забудем о плохом.

– Но как же?! – вырвалось у нее с болью.

– Я уверен, что все разъяснится. А потом мы решим с тобой, как нам быть.

– Спасибо, – улыбнулась она сквозь слезы.

Он не увидел в темноте ее улыбки, но почувствовал ее.

– А теперь тебе лучше прилечь.

– Да, наверное…

Он наклонился и поцеловал ее в макушку, – поверь мне, все наладится.

Она кивнула. Слезы медленно высыхали на ее лице.

– Умойся и приляг, – Замятин медленно вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Марина почувствовала облегчение. Разговор, которого она так страшилась, состоялся.

Она встала с постели и пошла в ванную.

Марина долго стояла под теплыми струями душа.

Ей казалось, что очищается не столько тело, сколько ее уставшая душа.

Слова мужа вселили в нее надежду. Марина неожиданно поверила, что Волгина ей поможет. А дальше? Дальше она сама сумеет помочь себе. Впереди у нее была целая жизнь.

Дон лежал на коврике возле камина и сладко мурлыкал. Его черная шерсть переливалась золотыми искрами в отсветах огня.

Мирослава с книгой в руках сидела в кресле возле окна. Она сосредоточенно вглядывалась в строки…

Морис расположился поближе к камину. Он тоже читал, краем глаза наблюдая за Волгиной. Шестое чувство подсказывало ему, что Мирослава поглощена вовсе не чтением. Ее мысли были далеко…

Миндаугас неплохо изучил своего босса за время совместной работы и прекрасно знал, что Волгина полна ожидания.

Дело для нее уже было раскрытым. Но подтверждение эксперта поставило бы точку, и только тогда ее работа была бы выполнена и Мирослава смогла бы заняться делами нового клиента.

Пока же ее мысли были заняты Мариной Замятиной…

Морис знал, что сейчас – не лучшее время для того, чтобы начать разговор.

Поэтому он молчал. Что, впрочем, не мешало ему чувствовать себя счастливым.

Да, да, именно в такие минуты, как ни странно, душа Мориса была полна счастья и покоя. Горел огонь… мурлыкал кот… и любимая женщина сидела в задумчивости у окна…

Так уже было не раз. Но это не мешало Морису вновь и вновь переживать неповторимое ощущение – она и он вместе! Она и он вдвоем! Она и он наедине! И все остальное неважно. Все остальное там! За окном. Далеко! И почти нереально…

Хотя в любой миг телефонный звонок или звонок в дверь мог разрушить эту идиллию.

Но суть была в том, что Миндаугас любил так сильно, что его любви хватало на двоих.

Сизый вечер опустился на землю. Он, точно голубь, ворковал в тишине переулков, отзываясь скрипами на шаги прохожих, клевал белые зерна снега, а потом… спрятал голову под крыло.

В темном небе засияли звезды, серебряной лодкой закачался месяц, поджидая влюбленных и поэтов…

Старая «Волга» Шуры Наполеонова остановилась возле ворот Мирославы и громко посигналила.