Валерия Леман - Дело о лысой гимнастке

Ей без особого труда удалось выяснить, кто такие эти двое, она узнала, что на другой день в доме Сони Дижон будет проходить выставка ее картин, о которой было столько разговоров. Недолго думая гимнастка сунула в сумочку револьвер, который по ее заказу достал Игорь Зайцев, и в его компании отправилась на эту самую выставку, намереваясь застрелить парочку в удобный момент… Кстати отметить, она постриглась наголо за пару часов до выставки, чтобы не быть узнанной, но, увидев собственное отражение в зеркале, запаниковала и срочно отправила Зайцева за париком — еще один признак шальных нервов.

Очередная паника едва не началась у Лебедевой, когда она попала в толпу посетителей выставки — вот уж где точно просто невозможно было стрелять! Слава богу, ей хватило разума сообразить: выстрели она в такой давке, и не удастся никуда убежать, ее сразу же скрутят. Тут неожиданно она услышала вашу беседу с сестрой. Именно тогда у лысой гимнастки родилась новая идея: убрать свидетелей чужими руками.

Я невольно улыбнулся: кульминация! На сцену выхожу я — скромный труженик рекламы Ален Муар-Петрухин.

— По ее словам, она не ждала, что вы сможете запросто застрелить вашу приятельницу. В ее планах было подготовить сцену в подвале и заманить туда обе жертвы и вас. — Майор с лукавой улыбкой отвесил мне легкий полупоклон. — Она была готова пристрелить свидетелей сама, при этом подставив вас, потом быстро покинуть место преступления — Зайцев ждал ее в машине недалеко от дома. Но вы неожиданно дали ей надежду: она рассказала мне, как вы продемонстрировали ей огромную пушку и дали понять, что умеете с ней обращаться…

Пару минут мы помолчали. Майор взглянул на меня с улыбкой:

— А мне вот интересно: как вы поняли, что Лебедева вас обманывает? Признаться, я увидел только одну картину Сони Дижон, но и этого оказалось бы вполне достаточно, чтобы я поверил: эта художница вполне могла участвовать в торговле человеческими органами.

Я улыбнулся.

— Долго перечислять все эти мелкие детали, что подсказали мне правильный вывод. Не все сразу сложилось у меня в общий рисунок… К примеру, одна знакомая, что также была на выставке, видела, как Кристина залезла в мою машину. Она подошла и заглянула в окошко — по ее словам, Кристина от страха «чуть пудреницу не выронила». Поначалу из этого рассказа я лишь сделал вывод, что гимнастка не врала о том, как попала в мою машину. И только позже я понял — нестыковка: когда я обнаружил Кристину в моей машине, она вся была перепачкана — так, как если бы действительно валялась где-нибудь на чердаке. А тут — она «чуть не выронила пудреницу»! Значит, в ее сумочке была косметичка и девушка, — кстати, по описанию моей знакомой, вся вполне богемная — очутившись в моей машине, начала рисовать себе грим жертвы…

Я зажал палец на руке.

— Это — первое. Второе: когда я демонстрировал Кристине пушку, как блеснули ее глазки! Один момент, но который очень наглядно показал ее истинное лицо.

Я вздохнул и улыбнулся майору.

— Ну а кроме всего прочего, майор, я ведь люблю мою Соню и, стало быть, слышу ее сердцем…

В это время, как завершающий аккорд, раздались усталый смех и слова прощаний — из здания управления вывалила вся наша дружная компания, благополучно завершив все формальности. Мы с майором переглянулись и крепко пожали друг другу руки.

— При не слишком приятных обстоятельствах, но лично мне было очень приятно познакомиться, — улыбнулся он.

— Аналогично.

— Кстати! — Тут мой собеседник хлопнул себя по лбу, торопливо достав из кармана куртки некий предмет. — Чуть было не забыл: у меня ведь есть для вас интересный подарок. Угадайте, кто просил его передать?

Сами понимаете, для того чтобы отгадать эту загадку, достаточно было бросить быстрый взгляд на сей «подарок» — то был диск с портретом Светланы Славицкой и названием вполне в ее стиле: «Роскошная любовь». Поверх размашистым почерком было написано: «С любовью!» Просто и ясно.

Майор поспешил объяснить:

— Славицкая пыталась от нас скрыться — один поклонник из числа полицейских (которого ждет строгий выговор!), как только по соседству с ее дачей был обнаружен труп Королева, сообщил ей эту новость. Она и струхнула! Решила отсидеться у подруги, а та быстренько ее «заложила». Ну а когда Славицкая с большим облегчением узнала, что ее невиновность доказана благодаря вашему вмешательству, то немедленно подписала вам свой диск. «Шикарный подарок!» — именно так она его назвала.

Майор с легкой усмешкой протягивал мне «шикарный подарок». Бросив тревожный взгляд на приближавшуюся в общей компании Соню, я жестом решительно отклонил сей дар:

— Благодарю вас, но не надо! Признаться, я не слишком большой поклонник Славицкой. Возьмите себе… Или лучше подарите от имени певички тому самому полицейскому, что сообщил ей о трупе — сразу после выговора. Уверен, это будет для него утешением. Всего доброго, майор!..

Темная бездна ночи начинала неуловимо рассеиваться — словно в чашку густого черного кофе капнули белоснежных сливок. Страничку этого дня можно было считать благополучно перевернутой.

Полумрак, голый угол и я, весь в черном, скрестив ноги по-турецки, с трагическим надрывом произношу классические строки:

Я решительно поднимаюсь и вновь замираю, со зловещей усмешкой скрещивая на груди руки.

В звенящей тишине своего черно-белого угла я уже почти кричу, вздернув обе руки к потолку:

Неожиданно резко разворачиваюсь к стене, на которой — изображение трех обезьян с подписью «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу»: одна закрывает себе глаза, вторая — уши, третья — рот.

Жестом фокусника извлекая из кармана дротики, я начинаю метать их в глаза, уши и рот нарисованных символов.

Я бесконечно повторяю эти шекспировские строки, бесконечно продолжая метать дротики, которые вскоре покрывают весь рисунок. Только отправив последний снаряд в цель, я бессильно опускаюсь на пол.

Гаснет свет, все погружается в темноту. Короткая пауза, безмолвие. Вдруг вспыхивает яркий луч прожектора, выхватывая из тьмы мою фигуру.

Я — все в той же позе: по-турецки скрещенные ноги, лицо, закрытое чуть дрожащими руками.

Мучительная гримаса, и вдруг я начинаю смеяться — поначалу еле слышно, словно бы начиная сходить с ума, постепенно повышая тон, хохоча в полную глотку…

Самый эффектный момент: хохот переходит в рыдания.

Я, безумный Гамлет наших дней, истерзанный неуверенностью в объекте своей любви и каждодневными предательствами жизни, бесконечностью смертельной воронки вопросов без ответов и страхом сделать первый шаг в новый день, закрываю искореженное гримасой лицо дрожащими ладонями…

Мой голос еле слышим.

О, дорогая Офелия, не в ладах я со стихосложеньем. Вздыхать в рифму — не моя слабость. Но что я крепко люблю тебя, о моя хорошая, верь мне. Прощай. Твой навеки, драгоценнейшая…