Мэри Стюарт - Лунные прядильщицы
Помощь проекту
Лунные прядильщицы читать книгу онлайн
Мне удалось кивнуть. Он убрал руку с моего рта и ослабил хватку, но не отпустил. Теперь он только держал меня за руку. Поднял нож и двинулся к скалам. Я повернулась. Никого не видно. «Внутри», – сказал грек и резко повернул голову к хижине.
Избушка была грязная. Когда грек толкнул меня вперед на затоптанную грязь, с пола, жужжа, взвились мухи. Дверной проем зиял черно и неприветливо. Сначала я ничего не видела. По сравнению с ярким светом за спиной, внутренность хижины казалась совершенно темной, но затем грек толкнул меня дальше, и в потоке света от двери я смогла совершенно отчетливо все разглядеть.
В дальнем углу, в стороне от двери, лежал мужчина. Его грубую кровать соорудили из какой-то растительности, возможно, папоротника или сухого кустарника. А вообще пусто. Никакой мебели, только грубые куски бревен в другом углу, вероятно, части примитивного пресса для выработки сыра. Пол из утоптанной земли, местами таким тонким слоем, что проглядывает скала. Овечий помет высох и довольно безобиден, но все пропахло болезнью.
Когда грек толкнул меня внутрь, мужчина на кровати поднял голову, и глаза его сощурились на свет. Это легкое движение он проделал с трудом. Болен, очень болен. Чтобы убедиться в этом, совсем не нужно видеть его одежду, окостеневшую от засохшей крови на левой руке и плече. Бледное лицо, заросшее двухдневной щетиной, с запавшими щеками. Кожа вокруг подозрительно ярко блестящих глаз посинела от боли и горячки. На лбу кожа содрана и кровоточит. Волосы слиплись от крови и грязного хлама, на котором он лежит.
А так он молод, темноволос и голубоглаз, как многие критяне, и если бы его помыть, побрить и вылечить, он оказался бы довольно красивым. Четкие нос и рот, крупные, умелые руки и, надо полагать, немало физической силы. Темно-серые брюки и рубашка, которая некогда была белой. И то, и другое грязное и изодранное. Единственное одеяло – сильно истрепанная ветровка и какая-то старая «штука» цвета хаки, которая, похоже, принадлежит напавшему на меня типу. Все это больной прижимает к себе, словно замерз.
Он сощурил на меня глаза и сказал, с усилием собираясь с мыслями: «Надеюсь, Лэмбис не причинил вам вреда? Вы… кричали?»
Тогда я поняла, почему он, казалось, говорил издалека. Его голос, хотя и достаточно спокойный, раздавался с заметным усилием и был слаб. Создавалось впечатление, что он непрочно удерживается за каждую каплю силы, которая у него есть, и при этом тратит ее. Он говорил по-английски. Я сначала просто удивилась, что он говорит на таком хорошем английском, и только потом, с потрясением, подумала, что он же англичанин.
Конечно, это первое, что я сказала. Я все еще только рассматривала его внешность в деталях: кровавые раны, впалые щеки, грязная кровать. «Вы… вы англичанин!» – глупо сказала я, уставившись на него, и едва почувствовала, что грек, Лэмбис, отпустил мою руку. Машинально я начала тереть ее там, где он держал меня. Будет синяк. Я, запинаясь, сказала: «Но вы ранены! Несчастный случай? Что случилось?»
Лэмбис бросился мимо меня и встал возле кровати, как собака, защищающая кость. Продолжает волноваться. Может, и перестал быть опасным, но держит в руке нож. Прежде чем больной заговорил, грек буркнул: "Это пустяки. Несчастный случай при подъеме в горы. Когда он отдохнет, я помогу ему спуститься в деревню. Нет нужды… "
«Заткнись, ну? – огрызнулся больной по-гречески. – И убери нож. Напугал бедного ребенка до полусмерти. Разве не видишь, что она не имеет никакого отношения к этому делу? Следовало не обращать на нее внимания и дать пройти».
«Она меня увидела. И шла в эту сторону. Она вошла бы сюда и, весьма вероятно, увидела бы… Она бы разболтала в деревне».
«Ну а ты сделал это неизбежным. А теперь помолчи и предоставь это мне».
Лэмбис бросил на него взгляд, полувызывающий, полуробкий. Снял руку с ножа, но стоял возле кровати.
Национальность больного и эти переговоры, хотя и на греческом, полностью успокоили меня. Но я этого не показала. Чисто инстинктивно я решила, для собственной безопасности, что нет существенной нужды выдавать мое знание языка… Из всего, на что я наткнулась, я бы предпочла как можно быстрее выбраться, и казалось, что, чем меньше я узнаю об «этом деле», чем бы оно ни было, тем вероятнее, что они дадут мне мирно продолжать путь.
«Простите. – Глаза англичанина вернулись ко мне. – Лэмбису не следовало так пугать вас. Я… у нас был несчастный случай, как он сказал, и он немного потрясен. Ваша рука… он сделал вам больно?»
«Все в порядке, право… Ну а что с вами? Что-то очень плохое? – Очень странный несчастный случай. Заставил так напасть на меня. Но ведь естественно показать любопытство и заботу. – Что случилось?»
«Меня застиг камнепад. Лэмбис думает, что выше в горах кто-то по неосторожности спустил лавину. Он поклялся, что слышал женские голоса. Мы кричали, но никто не спустился».
«Понимаю. – Я также увидела быстрый взгляд удивления Лэмбиса, прежде чем он снова опустил мрачные карие глаза. Экспромтом это была неплохая ложь человека, у которого в голове откровенно не так ясно, как ему хотелось бы. – Но это не я. Я только сегодня прибыла в Агиос Георгиос, и еще не…»
«Агиос Георгиос? – Блеск в глазах уже объяснялся не только лихорадкой. – Вы поднимались оттуда?»
«Да, от моста».
«Тропинка есть везде?»
«Не совсем. Я шла по ущелью и сошла с тропинки у ручья. Я…»
«Тропинка ведет прямо сюда? К хижине?» – пронзительно спросил Лэмбис.
«Нет. Говорю же, сошла с нее. Но, в любом случае, это место изрезано тропинками – овечьими тропами. Стоит подняться по ущелью, они идут во все стороны. Я оставалась у воды».
«Тогда это не единственный путь в деревню?»
«Не знаю, но, скорее всего, нет. Хотя это, наверное, самый легкий, если собираетесь спуститься. Я не многое заметила. – Я разжала ладонь, где все еще держала сломанные веточки фиолетовых орхидей. – Смотрела на цветы».
«Правда? – На этот раз вмешался англичанин. Замолчал. Я увидела, что он дрожит. Он ждал со стиснутыми зубами, когда пройдет приступ, прижимал к себе куртку цвета хаки, пытаясь унять дрожь, но я видела пот на его лице. – Вы кого-либо встретили во время вашей… прогулки?»
«Нет».
«Совсем никого?»
«Ни души».
Пауза. Он закрыл глаза, но почти сразу открыл. «Это далеко?»
«До деревни? Думаю, довольно далеко. Трудно определить, когда карабкаешься. А по какой дороге вы сами пришли?»
«Не по этой». Фраза означала конец разговора. Но лихорадка не помешала ему почувствовать собственную грубость, и он добавил: «Мы пришли от шоссе. Дальше на востоке».
«Но…» – начала я и замолчала. Кажется, неподходящий момент сообщать, что с востока сюда дороги нет. Единственная дорога идет с запада и поворачивает на север над перевалом, вдаль от моря. Этот отрог Белых гор пронизывают только тропинки. Я увидела, что грек наблюдает за мной, и быстро добавила: «Я отправилась примерно в полдень, но под гору, конечно, быстрее».
Мужчина на кровати раздраженно заворочался, словно его беспокоила рука. «Деревня… Где вы остановились?»
«В отеле. Он там один. Деревушка очень маленькая. Но я там еще не была. Только прибыла в полдень. Меня подвезли от Ираглиона и не ждут, поэтому я… поднялась сюда на прогулку, просто в голову взбрело побродить. Здесь так красиво…» Я остановилась. Он закрыл глаза. Неинтересно ему. Но не это остановило меня не середине предложения. Острое впечатление, что он не столько отгородился от меня, сколько сосредоточился на чем-то своем, намного важнее боли. За этот день я ощутила второй порыв. Фрэнсис часто говорила, что когда-нибудь порывы доставят мне серьезные неприятности. Ну, люди любят, когда иногда их предсказания подтверждаются. Я резко повернулась, выбросила сломанные и увядшие орхидеи на солнечный свет и пошла к кровати. Лэмбис так же быстро двинулся наперерез, протянув руку. Но когда я ее оттолкнула, он пропустил меня. Я встала на одно колено возле раненого. «Послушайте, вы ранены и больны. Это достаточно ясно. У меня нет желания вмешиваться в то, что меня не касается. Совершенно очевидно, что вы не желаете, чтобы вам задавали вопросы и не нужно говорить мне ничего. Не хочу ничего знать. Но вы больны и если спросите, то я скажу, что Лэмбис плохо присматривает за вами. И если не подумаете о себе, то действительно серьезно заболеете, если вообще не умрете. Во-первых, эта повязка грязная, а во-вторых…»
«Все в порядке. – Он говорил все еще с закрытыми глазами. – Не тревожьтесь. Это приступ лихорадки… вскоре все будет в порядке. Вы только… не вмешивайтесь, и все. Лэмбис не должен был… о, да неважно. Но не беспокойтесь. Спускайтесь к вашему отелю и забудьте это… пожалуйста. – Он повернулся и начал вглядываться в меня, словно с болью, против света. – Ради вас, серьезно. – Его здоровая рука двинулась, и я протянула свою навстречу. Его пальцы сжали мои. Кожа сухая, горячая и вроде как мертвая. – Но если встретите кого-либо на пути вниз… или в деревне, кто…»
