Мэри Стюарт - Лунные прядильщицы

Лэмбис сказал грубо по-гречески: «Она говорит, что еще не была в деревне и никого не видела. Какой смысл просить? Пусть идет, и моли Бога, чтобы молчала. У всех женщин языки, как у сорок. Ничего больше не говори».

Казалось, англичанин едва слушал, слова грека не доходили до него. Он не сводил с меня глаз, но рот его расслабился, и он дышал, будто выбился из сил и потерял контроль. Но горячие пальцы держали мои. «Возможно, они пошли к деревне… – Он слабо бормо­тал, все еще на английском. – И если пойдете по этой дороге…»

«Марк! – двинулся вперед Лэмбис, оттесняя меня. – Ты теряешь рассудок! Попридержи язык и вели ей уйти! Тебе нужно спать. – Он добавил на греческом: – Пой­ду и сам его поищу, как только смогу, обещаю. Возмож­но, он вернулся в каяк. Ты истязаешь себя совершенно зря. – Затем он сказал мне, сердито: – Разве не види­те, что он близок к обмороку?»

«Хорошо, – сказала я. – Но не кричите так. Это не я его убиваю. – Я засунула ослабевшую руку назад под куртку, встала и посмотрела греку в лицо. – Послушайте, я не задаю вопросов, но не уйду отсюда и не оставлю его в таком состоянии. Когда это случилось?»

«Позавчера», – сказал он угрюмо.

«Он здесь уже две ночи?» – спросила я в ужасе.

«Не здесь. В первую ночь он был в горах, – и доба­вил, предупреждая следующий вопрос: – Я нашел его и перенес сюда».

«Понимаю. И не пытались получить помощь? Хоро­шо, не смотрите так, мне удалось понять, что у вас неприятности. Ну, я буду об этом молчать, обещаю. Думаете, я очень хочу быть замешанной в какие-то ваши гнусности?»

«Ористе?»

«В ваши неприятности, – нетерпеливо перефразиро­вала я. – Для меня это ничто. Но я не намерена ухо­дить и оставлять его в таком положении. Если не сдела­ете для него что-нибудь… как его зовут? Марк?»

«Да»

«Ну, если не будет что-нибудь сделано для вашего Марка сегодня же, он умрет, и тогда будет еще больше причин для беспокойства. У вас есть еда?»

«Немного. У меня был хлеб и немного сыра…»

«И питье, похоже, тоже! – В грязи возле кровати лежала полиэтиленовая кружка. В ней раньше было вино, а теперь сидели мухи. – Идите и помойте ее. Принесите сумку и джемпер. Они там, где я их уронила, когда вы бросились на меня с вашим ужасным ножом. Там есть еда. Такое обычно больным не дают, но ее много, и она чистая. Подождите минутку, вот там есть вроде бы горшок для приготовления пищи. Полагаю, пастухи им пользуются. Нужна горячая вода. Если вы его наполните, я сложу в кучу немного дров и хлама, разведем огонь…»

«Нет». Они произнесли это хором. Глаза Марка широ­ко открылись, мужчины быстро переглянулись. Несмот­ря на всю слабость Марка, мне показалось, что между ними чуть искра не проскочила.

Я молча смотрела то на одного, то на другого. "Так плохо? – наконец сказала я. – «Значит, гнусности подхо­дящее слово. Падающие камни, какая чепуха. – Я повернулась к Лэмбису. – Что это было, нож?»

«Пуля», – ответил он с некоторым облегчением.

«Пуля?!»

«Да».

«Ой».

«Поэтому, видите, – сказал Лэмбис, а его угрюмость постепенно сменялась чисто человеческим удовлетворе­нием, – вам нужно держаться подальше. И когда уйде­те, ничего не говорите. Есть опасность, очень большая. Где одна пуля, может быть и другая. И если скажете в деревне о том, что видели, я сам вас убью».

«Договорились, – сказала я нетерпеливо. Я едва слу­шала. Взгляд Марка напугал меня до смерти. – Но сначала принесите сумку, ну? И слушайте, вымойте это и непременно убедитесь, что она чистая. – Я ткнула в него кружкой, и он взял ее, как во сне. – И поторопи­тесь!» – добавила я. Он посмотрел на меня, на кружку, на Марка, снова на кружку, затем вышел из избушки, не промолвив ни слова.

«Нашла коса на камень, – сказал слабо Марк из угла. В его лице был очень слабо различимый проблеск веселья за болью и изнеможением. – Вы настоящая девушка, а? Как вас зовут?»

«Никола Фэррис. Я думала, вы без сознания».

«Нет. Я довольно силен, не нужно беспокоиться. У вас действительно есть еда?»

«Да. Послушайте, пуля вышла? Если нет…»

«Вышла. Это только ранение в мякоть. И чистое. Правда».

«Если уверены… – сказала я с сомнением. – Не то чтобы я что-то понимала в пулевых ранениях, но раз все равно нет горячей воды, лучше поверю на слово и оставлю рану в покое. Но у вас температура, любой дурак увидит».

«Ночь под открытым небом, вот почему. Потерял много крови… И шел дождь. Но вскоре все будет хоро­шо… через день или два». Вдруг он задвигал головой. Это было движение самого сильного и беспомощного нетерпения. Я видела, как передернулось его лицо, но, думаю, не от боли.

Я тихо сказала: «Постарайтесь не беспокоиться, что бы ни было. Если сможете поесть, выберетесь отсюда быстрее. И хотите верьте, хотите нет, у меня есть термос с горячим кофе. Вот идет Лэмбис. – Лэмбис принес все мои вещи и вымытую кружку. Я взяла джемпер и снова встала на колени перед кроватью. – Оберните его вокруг себя! – Марк не протестовал, когда я сняла с него грубую куртку и обернула его плечи теплыми, мягкими складками шерсти. Курткой я укрыла ему ноги. – Лэмбис, в сумке термос. Налейте кофе, а? Спасибо. А теперь можете немного подняться? Выпейте это».

Его зубы стучали о края кружки, пришлось следить, чтобы он не обжег губы, так нетерпеливо он глотал горячий напиток. Я почти представляла, как кофе бе­жит у него внутри, согревая и возвращая к жизни. Он выпил половину кружки, остановился, немного задыха­ясь, и казалось, что дрожь стала меньше.

«А сейчас постарайтесь поесть. Это слишком большие куски, Лэмбис. Можете немного порезать мясо? Отло­майте корочку. Ну а теперь, живее, можете справиться с этим?..»

Кусочек за кусочком он впихивал в себя пищу. Ока­залось, что у него волчий аппетит, и он очень старался есть. Из этого я с удовольствием сделала вывод, что он еще не серьезно болен и довольно быстро выздоровеет, если о нем позаботятся, и он получит помощь. Лэмбис стоял рядом, словно хотел убедиться, что я не подсыплю в кофе отраву. Когда Марк съел все, что в него влезло, и выпил две кружки кофе, я помогла ему опуститься на ложе и снова укрыла нелепыми покрывалами.

«А теперь поспите. Постарайтесь расслабиться. Если сможете спать, вам моментально полегчает».

Он казался сонным, но пытался заговорить. «Нико­ла».

«Что?»

«Лэмбис сказал правду. Это опасно. Не могу объяс­нить. Не вмешивайтесь… Не хочу, чтобы вы думали, что можете что-то сделать. Вы очень добры, но… ничего не надо. Совсем ничего. Вы не должны быть замеша­ны… Не могу позволить».

«Если бы я только поняла…»

«Сам не понимаю. Но… мои дела. Не усложняйте. Пожалуйста».

«Хорошо. Не вмешаюсь. Если действительно ничего нельзя сделать…»

«Ничего. Вы уже сделали много. – Попытка улыб­нуться. – Этот кофе спас мне жизнь, уверен. А теперь спускайтесь в деревню и забудьте нас, ладно? Никому ни слова. Я серьезно. Это жизненно важно. Приходится вам доверять».

«Можете».

«Хорошая девушка». Вдруг я ясно поняла то, что раньше скрывали грязь и болезнь. Он молод, не намного старше меня. Двадцать два? Двадцать три? Затуманенный взгляд и болезненно сжатый рот скрывали возраст. Довольно странно, именно когда он пытался говорить строго, его молодость показывала себя, словно вспышка в щели брони. Он лежал на спине. «Вам бы… лучше идти своим путем. Еще раз спасибо. Простите, что так напугали… Лэмбис, проводи ее с горы… как можно дальше…»

Он не говорил об опасности, но если бы он крикнул о ней, эффект был бы тот же. Вдруг, ниоткуда, снова на меня обрушился страх, как тогда тень на цветы. Я сказала задыхаясь: «Мне не нужен проводник. Я пойду вдоль воды. До свидания».

«Лэмбис проводит вас вниз». Слабый шепот все еще был удивительно властным, и Лэмбис поднял сумку, двинулся ко мне и решительно сказал: «Пойду с вами. Сейчас».

Марк попрощался, казалось, навсегда. Я оглянулась от двери и увидела, что он закрыл глаза и отвернулся, натянув джемпер легким движением. Либо забыл о нем, либо слишком высоко ценил удобство, чтобы иметь наме­рения возвратить его. Что-то в движении, в том, как Марк прижался щекой к белой мягкой шерсти, обрадовало меня. Он сразу показался еще моложе, намного моложе меня. Я резко повернулась и вышла из хижины.

Я пойду первым", – сказал Лэмбис. Он бесцеремонно оттолкнул меня и пошел по цветам к ручью. Смотрел по сторонам, ступал осторожно, словно ночное животное, вынужденное двигаться днем. Непри­ятное впечатление. Мы добрались до пруда наяды, до ор­хидей, которые я уронила. Еще несколько шагов, и избушка исчезла из вида.

«Лэмбис, – сказала я, – минуточку. – Он неохотно обернулся. – Хочу поговорить. – Я почти шептала, хотя нас наверняка не было слышно из избушки. – А также, – сказала я поспешно, так как он нетерпеливо двинулся, – я голодна, и если не съем хоть что-нибудь, прежде чем отправиться в Агиос Георгиос, умру по дороге. Может, и вы справитесь с бутербродом, между прочим?»