Марина Серова - Страсти оперной дивы

Но сейчас была ночь, и ресторан не работал, так что пришлось воспользоваться добротой незаменимой Маши, и, неся в клювике упаковку, я снова торопилась наверх, зная уже по опыту, что на Изольду руководящие указания влияния почти не имеют, и опасаясь, что в мое отсутствие она может проглотить что-нибудь такое, что и от головной боли, и от прочих болезней излечит уже раз и навсегда.

Впрочем, чтобы не подвергать Изольду слишком уж невыносимым мукам, я, договорившись о чае, не забыла упомянуть и о «Скорой», сказав Маше, что Изольда неважно себя чувствует и не отказалась бы от врачебной помощи, попросила ее вызвать неотложку.

Зайдя в номер, я сразу поняла, что волновалась не зря – Изольда сосредоточенно ковырялась в каком-то ридикюле и, перебирая пластинки с запаянными в них разноцветными кругляшками, видимо, пыталась определиться, что ей лучше сейчас принять.

– Нет-нет, Изольда! Таблетки – ни в коем случае!

– Женя, у меня голова на куски разорвется… нужно же сделать что-нибудь…

– Сейчас приедет «Скорая» и все сделает. Маша уже позвонила. А пока – чайку. Крепенького, сладенького…

Говоря это, я налила воды в миниатюрный электрический чайник, рассчитанный, кажется, на то, что для каждой чашки будут кипятить воду отдельно, и нажала на включающий рычажок.

– Но почему таблетку-то нельзя выпить? – изможденно откинувшись на спинку кресла, спросила Изольда.

Видимо, боль и впрямь была очень сильной, бедная даже прикрыла глаза, но я была непреклонна. Не рискнув нагружать приму, которой сейчас и без того было невесело, дополнительными отрицательными эмоциями, я проговорила что-то невнятное о том, что, мол, как-то подозрительно долго она сегодня спала, не иначе что-нибудь не то съела или выпила, и что до тех пор, пока не разрешат специалисты, я не могу позволить ей глотать дополнительную химию, рискуя своим здоровьем.

– Ты – монстр, – обессилевшим голосом умирающего лебедя пролепетала Изольда, но я уже подносила ей дымящийся ароматный напиток, который, по моим представлениям, обязательно должен был вернуть ей бодрость.

– На вот… глотни. Сразу полегчает.

Не успела Изольда допить чашку, как в коридоре послышались торопливые шаги и после осторожного стука в дверь – голос Маши:

– Женя, вы здесь? Врачи приехали.

– Сейчас, одну минуту.

Не поленившись еще раз повторить Изольде, что она ни в коем случае не должна принимать никаких лекарств, я вышла в коридор и почти столкнулась с немногочисленной бригадой «Скорой помощи», состоявшей из совсем молоденькой девушки с бесконечно наивным взглядом и бойкого дедка, взиравшего на окружающий мир хитро и весело.

Не имея ни малейшего намерения пояснять все подробности сложившейся ситуации в присутствии Изольды, я придержала эскулапов в коридоре и, поблагодарив Машу, дала понять, что в ее присутствии здесь больше нет необходимости.

– Что, у приезжей звезды мигрень? – весело осведомился дедок, когда в коридоре остались только мы втроем.

– Думаю, ее чем-то накачали, – без тени улыбки сказала я в ответ. – Она спала часов с пяти-шести вечера, и я еле-еле смогла ее разбудить. Проснулась – говорит – голова раскалывается…

– Занятно, занятно… – посерьезнев, пробормотал дедок.

– Я лекарства запретила пить…

– А вы кто, собственно? Я извиняюсь… родственница?

– Я… ну… почти. Двоюродная племянница.

– Занятно, – проницательно взглянул на меня дедок, разумеется, не поверив ни одному слову. – Ну что ж, давайте посмотрим…

Мы вошли в номер, и выражение лица пожилого доктора моментально изменилось. Пока шел обмен взаимными представлениями и дежурными фразами, он как-то подозрительно осматривался вокруг и даже, как мне показалось, принюхивался, и наконец, видимо, не выдержав, спросил:

– А что это у вас тут… пахнет как странно…

– Пахнет? – поначалу не поняла я. – А-а-а… а мне казалось, запах давно выветрился… Это ароматическая свеча. Изольда зажигала… она любит такие вещи.

– Свеча? Ароматическая?

Взгляд доктора стал острым и пронизывающим, он произнес:

– Ты, Галочка, займись тут… с пациенткой. А мы выйдем, покурим… на пару слов.

Повелительным кивком указав мне на дверь, дедок вышел первым, и мне ничего не оставалось, как послушно последовать за ним.

– Так откуда она взялась? Свеча-то?

– Свеча?.. А что?.. Это… имеет отношение?.. – уже почуяв неладное, торопливо спросила я.

– Имеет, имеет. Знаете, есть вещества такие… одурманивающие? Их можно и шприцем вколоть, а можно и так… нюхнуть дать…

Впрочем, эти слова уже не явились для меня неожиданной новостью. Я догадалась, о чем пойдет речь, едва только доктор спросил о свече. Опытный врач, по-видимому, немало повидавший за время своей практической деятельности, назвал и вещество, запах которого он учуял в номере Изольды, но это неудобопроизносимое и, на мой взгляд, совершенно нецензурное слово ни о чем не говорило мне. Химия – не моя специальность.

– Так что же нам теперь делать? – озабоченно спрашивала я. – Это… получается, это отравление. Может, ей… не знаю… рвотное дать?

– Ну, рвотное – это будет уже чересчур, но то, что вы не разрешили пить таблетки, это очень правильно. Я сейчас сделаю… тут у меня есть… препарат один… стабилизирующий. Ну и до завтра пускай потерпит. Лучше всего будет, если она сможет снова заснуть. Ну, а завтра… если боли не утихнут, может пить свои лекарства. Но тоже, разумеется… в пределах разумного.

Мы вернулись в номер, где доброжелательная Галочка сочувственно расспрашивала Изольду о симптомах, и пожилой доктор, порывшись в своем чемоданчике, достал какую-то ампулу.

– Вот, Гала… вколи-ка вот это… Да аскорбинки… кубика три добавь.

Дедок хитро улыбнулся и, заговорщицки подмигнув мне, вышел, деликатно оставив девушек одних.

Но мне было не до смеха. Поняв, откуда растут ноги, я уже хотела спуститься и дать настоящий разнос Маше, но, подумав, поняла, что, кроме сброса личного негатива, ничего этим не добьюсь. Даже если Маша запомнила лицо этой женщины со свечой, адрес у нее на лбу навряд ли был написан, и я уже не смогла бы попытать ее о том, кто же это ее сюда прислал с подарком.

Гораздо перспективнее было направление с «Маздой», здесь адрес владельца был известен, и даже если сегодня в гости к нам пожаловал не он сам, я ни минуты не сомневалась, что уж кому-кому, а мне-то он не откажется рассказать о том, кому из своих друзей дал сегодня порулить.

«Цыпильский… Цыпильский, – бессмысленно повторяла я про себя дурацкую фамилию. – Кто бы это мог быть такой?.. Валерий Цыпильский… Если его машина засветилась в рискованной авантюре тенора Гриши, вполне возможно, он и сам имеет какое-то отношение к опере… Певец?»

И тут то ли по какой-то внутренней ассоциации, то ли в результате активизировавшегося во время стресса шестого чувства память вдруг совершенно четко выдала недавно слышанную фразу: «Здесь все поют…»

«О, черт! – чуть не вслух заорала я. – Так вот же он – Валерий! Там уж Цыпильский, не Цыпильский… его проблемы. Главное – он имеет самое непосредственное отношение к опере, наверняка знаком со всеми Гришами и Мишами этой тусовки, и это именно он отвлек на себя мое внимание в то самое время, когда совершались все трагические события в квартире Ольги Быстровой и исчезала из поля зрения общественности Изольда».

Ощущение долгожданной разгадки переполнило меня, и, не в силах сдержать обуревавшие меня чувства, я схватила телефон.

– Борька! Борька! Я знаю! Знаю, кто это! – завопила я в трубку, едва лишь раздалось из нее недовольное: «Мм-у».

– Женька… ты сдурела, что ли? Три часа ночи…

– Борька, я знаю! Знаю, кто убийца!

– Кто убийца? Кого убийца? Какой убийца? – непонимающе бормотал бедный Боря, на сей раз, по-видимому, и впрямь вырванный мною из сладких объятий Морфея.

– Убийца Ольги Быстровой. Я знаю, кто это сделал. Его нужно брать. Он новое покушение организовал… на Изольду. У меня улики есть.

– Уф-ф-ф… Ну, Женька! Беда с тобой… – уже более внятно проговорил друг, по-видимому, более-менее проснувшись. – Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Кого брать? Все спят. Спят и видят сны.

– А я вот не сплю! – с досадой проговорила я, чувствуя, что не нахожу понимания. – И Изольда не спит. Ее, между прочим, убить пытаются. И довольно-таки настойчиво. Спят они… твои все.

– Жень… да ты не злись, – примирительно произнес Боря. – Я-то понимаю, но… существуют процедуры определенные, правила… сама знаешь. На арест ордер нужен, а для ордера – улики, доказательства… Ну кто сейчас, посреди ночи, будет со всем этим разбираться? Давай до утра подождем. А утром – я вот тебе просто обещаю – как только на работу приду, первым делом со следователем созвонюсь. Ну, кто это дело ведет. А они уж там…