Евгения Грановская - Сон с четверга на пятницу

И в ту же секунду реальность вокруг Насти словно бы пошатнулась и слегка расплылась, будто у нее внезапно испортилось зрение. Потом очертания предметов снова обрели прежнюю четкость, но ненадолго. По окружающему миру прошла мелкая рябь, и он снова стал расплываться. Настя зажмурилась. Снова открыла глаза. Мир был нечетким, расплывчатым, словно бы подернутым дымкой. Цвета окружающих предметов выцвели, потускнели, черты их слегка исказились.

Настя взглянула на парня-операциониста.

– Вы это видели? – взволнованно воскликнула она.

– Что именно? – не понял тот.

– Мир меняется!

– Что?

– С миром что-то происходит! Он стал другим!

Парень сдвинул брови.

– Вам плохо?

На глазах у Насти выступили слезы, губы затряслись.

– Они что-то делают со мной! – поняла она. – Они что-то делают со мной!

– Кто?

– Они… Там! В том мире! …Они хотят, чтобы я вернулась!

– Куда вернулись?

Настя вскочила на ноги, пошатнулась, но устояла и вскинула руку к лицу.

– Сейчас все исчезнет, – мучительно проговорила она.

– Что исчезнет? – обескураженно спросил парень-операционист. – Вам плохо? Вызвать вам «Скорую»?

– Нет, – сказала Настя. – «Скорая» не поможет.

Мир закружился вокруг нее, словно утекал в невидимую черную воронку, а потом погрузился во тьму. Женщина потеряла сознание.

Майор полиции Мария Любимова выключила компьютер и откинулась на спинку кресла. Капитан Стас Данилов, уловив краем глаза это движение, тут же повернулся и уточнил:

– Ну, что? Конец бумажной каторге?

– Да, – сказала Маша. – На сегодня хватит.

– Ура, – проговорил Стас безрадостным голосом.

Маша улыбнулась.

– Не слышу ликования.

– Так завтра вся эта лабуда продолжится, – с досадой проговорил Стас. – У меня еще два десятка дел. – Он кивнул на стопу папок. – Еще на полдня работы.

– Порядок есть порядок. А тебе бы только пистолетом размахивать.

Стас хмыкнул.

– Пистолетом… Да я в последний раз доставал пистолет на стрельбище, две недели назад. А на улице вообще полгода его из кобуры не вынимал. И знаешь, если уж говорить начистоту: бегать по Москве с высунутым языком – тоже не лучшее занятие на свете.

– Вот это новости, – удивилась Маша.

– Да. – Стас вздохнул. – Устал я что-то, Маша. Хочется свободы и покоя. И денег побольше. И чтобы спать по ночам и отдыхать по выходным. И чтобы отпуск регулярный. Надоело, знаешь, вкалывать сутки напролет и получать гроши.

– Не такие уж и гроши, – заметила Маша.

Капитан Данилов скривился.

– Издеваешься?

Маша пожала плечами, а Стас, устремив мечтательный взгляд в пустоту, принялся фантазировать:

– Брошу полицию, устроюсь охранником в банк и буду получать сто пятьдесят тысяч в месяц. Потом найду себе невесту. Хорошую, тихую, хозяйственную, умеющую готовить хингалаш с тыквой.

– И что ты с ней будешь делать?

– С тыквой?

– С тихой, хозяйственной, глупой женой.

– Почему обязательно глупой?

– Потому что только полная дура может выйти за тебя замуж. Даже если она умеет делать хинга… Как ты там сказал?

– Хингалаш.

– Вот-вот.

Стас сдвинул брови и покачал головой.

– Злая ты, Маша. Злая и жестокая.

– Просто объективная. Ты бабник – ты не муж.

– А что, если мне тоже хочется маленького семейного счастья?

– Не пройдет и полугода, как ты превратишь это маленькое семейное счастье в большую человеческую драму.

Стас обдумал ее слова и грустно проговорил:

– Ладно, уговорила. Останусь тем, кто я есть.

В сумочке у Маши зазвонил телефон. Она достала трубку и глянула на дисплей.

– Это Глеб Корсак.

Стас состроил гримасу. Маша поднесла трубку к уху.

– Да, Глеб, здравствуй… Что?.. Нет, еще на работе… Слушай, мне тут передали, что ты… Ах, вот в чем дело. – Маша усмехнулась. – Ну, тогда понятно… Что?.. Нет, не занята… Хорошо, подъеду. До встречи.

Она убрала телефон и взглянула на Стаса, который смотрел на нее выжидающим и настороженным взглядом.

– Глеб хочет встретиться. Говорит, что-то важное.

– Если Корсак хочет поговорить о чем-то важном, значит, жди проблем, – философски произнес Стас.

Маша поднялась из-за стола.

– Где встречаетесь? – спросил Данилов.

– В ресторанчике на Сущевском Валу.

– Хочешь, я поеду с тобой?

Маша посмотрела на Стаса недовольным взглядом.

– Чего ради?

– Сама знаешь, – хмуро проговорил Стас. – Если он попытается тебя напоить – не поддавайся. И не делай глупостей. Помни, что вы давно в разводе.

Маша улыбнулась.

– Вижу, тебе и в самом деле пришла пора стать отцом. Но я уже не маленькая девочка. – Она надела плащ и взяла сумочку. – Пока, Стас!

– До завтра. И не поддавайся на его чары! – крикнул Данилов вслед Маше.

Дверь кабинета закрылась. Стас посмотрел на дверь, вздохнул и сказал:

– Идиот ты, Корсак. Упустить такую женщину…

…Майор Мария Любимова ехала к намеченному месту встречи с черепашьей скоростью. На осенний, влажный город опустился туман, и видимость была отвратительная. Ни фонари, ни фары особо не помогали. Дома по обе стороны улицы медленно выползали из тумана, подобно морским чудовищам с горящими глазами витрин и неоновых вывесок.

Наконец Маша оказалась возле небольшого ресторанчика, в который они когда-то, еще будучи парой, часто захаживали с Глебом. Припарковав машину на стоянке, Маша выбралась из салона «Тойоты» в студеную утробу улицы и тут же испытала неприятное ощущение, будто нырнула в водоем с мутной, холодной, колючей водой. Туман был не просто влажным, он был мокрым и плотным, и Маша Любимова тут же подняла воротник плаща.

Вот и дверь ресторанчика. Распахнув ее, Маша, еще даже не переступив порог, ощутила наплывающие волны тепла и уюта, пронизанные ароматами вина, виски, жаренного на гриле мяса и пива.

Глеба Корсака она увидела сразу. Он сидел там, где они обычно садились – за их любимым столиком у окна. Сидел в своей обычной позе – закинув локоть на спинку стула, чуть развернувшись к залу, с дымящейся сигаретой в руке. Голова слегка приподнята, нос с легкой горбинкой придает профилю нечто романтическое, почти рыцарское.

Завидев Машу, Глеб поднялся из-за стола и по-джентльменски выдвинул ей стул.

– Хорошо выглядишь, – сказал он с дружелюбной улыбкой после того, как они поздоровались.

– Да уж, – усмехнулась Маша, усаживаясь за стол. – После двенадцати-то часов работы?

Глеб сел напротив. На столе перед ним стоял стакан с его любимым коктейлем – водка, тоник, лимонный сок, много льда. Едва усевшись, Маша спросила, глядя своему бывшему в глаза.

– Глеб, это правда?

– Что именно? – утончил он.

– Ты сбежал из клиники.

– Не сбежал, а ушел. Это большая разница. Все-таки клиника – не тюрьма.

– Что случилось? Зачем ты это сделал? И где бродил со вчерашнего дня?

Глеб слегка поморщился.

– Марусь, ты в своем репертуаре. Двадцать пять вопросов в секунду. Я не спал почти двое суток, и чувствую себя так, словно мне набили череп ватой.

Маша хмыкнула.

– Это твое обычное состояние, – иронично проговорила она. – Так зачем ты меня позвал?

– Я веду журналистское расследование.

– Опять?

Он кивнул:

– Угу.

– Для какого издания?

– Пока не знаю, но это не важно. У меня наклевывается отличный материал.

– И сколько человек уже погибло, чтобы ты смог написать свой «отличный материал»?

– Трое, – сказал Корсак.

Маша внимательно вгляделась в его лицо, пытаясь понять, шутит он или говорит правду.

– Так… – произнесла она после паузы. – Чувствую, разговор у нас с тобой будет нелегким.

– Именно поэтому я заказал тебе бокал твоего любимого «Божоле Виляж». А вот, кстати, и оно.

К столику подошел официант и поставил перед Машей бокал красного вина и блюдечко с тонкими, полупрозрачными ломтиками хамона. Маша взяла бокал и слегка пригубила.

– Неплохо, – похвалила она. – «Луи Макс»?

– «Луи Жадо», – сказал Глеб. Отхлебнул свой коктейль и добавил с улыбкой: – Как в старые времена.

– Да уж. – Маша отвела взгляд.

Она не любила воспоминаний о той поре, когда они были вместе. Быть может, потому, что с каждым месяцем все острее чувствовала свою вину за их размолвку, за так и несостоявшуюся идиллию семейной жизни, о которой втайне (Маша это знала) грезил Глеб.

– Итак, – сухо проговорила женщина, – что там у тебя за расследование? И каким боком оно касается меня?

Глеб полез в свою сумку, которая стояла на соседнем стуле, достал черную кожаную папку и положил на стол.

– Что это? – спросила Маша.

– Папка, как видишь.

– И что в ней?

– Информация о двух самоубийцах. – Глеб открыл папку и положил ладонь на верхний лист. – Первый из них – Евгений Осипович Трофимов. Сорок лет, служащий банка. Два месяца назад проткнул себе проволокой глаза, а затем сиганул в окно с восьмого этажа.