Данилова Анна - Из жизни жен и любовниц

В этих мучениях прошло два года. Я убивала время, занимаясь обустройством новой квартиры. Это было приятное занятие. Много часов и сил уходило на споры с дизайнерами, на поиски оригинальных решений. Нет, не подумайте, моя квартира меньше всего походит на дворец, но она очень уютная и душевная, понимаете? В ней много красных, розовых, оранжевых и желтых вещей и огромное количество светильников. Много путешествуя, находясь где-то очень далеко, на каких-нибудь островах, я мечтаю поскорее вернуться домой, чтобы запереться там и побыть одной. Наедине со своим миром. Вот так… Можно немного воды?

А потом я узнала, что Борисов ушел от Вероники. Добрые люди нашептали. Сказали, что он опять живет один в своей квартире. И я сразу же решила поехать к нему, поговорить. О чем? О том, чтобы он позволил мне вернуться к нему! Или хотя бы — чтобы мы время от времени встречались. Я захотела невозможного — наслоить на сытую жизнь с Чаровым нашу любовь с Денисом. Да, я понимаю, после этих слов вы уж точно будете меня презирать.

Словом, я поехала к нему, но так случилось, что он куда-то очень спешил, у него были важные дела, несмотря на то что была суббота. Что ж, я уже привыкла к тому, что у деловых людей нет такого понятия, как выходные. Извинившись, Борисов прошел как бы сквозь меня и — исчез. Я стояла в его подъезде и недоумевала: что произошло? Вот он только что был — и теперь его нет.

Я вернулась домой, и знаете, что мне пришло в голову? Что никаких важных дел у него не было, он просто не знал, как себя со мной вести, растерялся и сбежал! Это очень похоже на мужчин. Он, сегодня такой успешный и уверенный в себе, увидев меня, свидетельницу его прежней жизни, всех его слабостей и неудач, просто не знал, как себя вести!

Я решила, что надо повторить визит и прийти к нему поздно вечером, чтобы не дать ему возможности улизнуть от меня на какие-нибудь «деловые переговоры».

Это все и было как раз двадцать второго числа.

Конечно, я нервничала. Знала, что ему есть что сказать мне, есть в чем упрекнуть.

Знаете, когда я шла к нему, мои глаза были полны слез. Я вспоминала все то хорошее, пропитанное романтикой и каким-то сладким безумием, что было между нами. Я и без того, конечно, знала, что я тварь, но мне так хотелось вернуть те чувства, то состояние, какие я испытывала тогда, в первые месяцы нашей с ним совместной жизни, — словом, все то, что делало нас счастливыми.

Но чем выше я поднималась — к нему, чем ближе оказывалась, тем мучительнее становилось у меня на душе. Ведь я в его глазах, да что там, в глазах всего нашего окружения я была предательницей! И это правда.

Я поднялась и, когда он открыл, почему-то поняла, что он ждал меня. Он выглядел как человек, который едва ли не стоит под дверью в ожидании гостя. Словно он был предупрежден о моем визите, хотя, конечно, ничего такого не было. Разве что он действительно почувствовал меня.

Знаете, ученые проводили опыт. Вернее, в одном научном журнале описывался случай, когда собака, находясь одна в доме, реагировала лишь на телефонные звонки хозяина. Она чувствовала, что звонит именно он: бросалась на телефон, весело лаяла. На остальные же звонки она даже ухом не вела, лежала на коврике с закрытыми глазами и дремала… Вы понимаете, о чем я?

Вот и Денис чувствовал меня. Он даже не удивился, когда я пришла. Открыл дверь и просто сказал мне: «Входи». Я вошла, он поставил чайник…

— Скажите, Катя, чем занимался Денис? — спросила помощница адвоката.

— Ой, вы не поверите! Он готовил! Он всегда хорошо готовил…

— Что именно он готовил?

— Ну, судя по тому, что я увидела на кухне, — борщ!

— То есть вы были на кухне. Кастрюля стояла на плите?

— Ну да! Он в моем присутствии положил туда картошку… А что? В чем дело? Какие странные вопросы вы мне задаете!

— Что было дальше? — спросил Мирошкин.

— Да ничего. Выпили чаю. Я спросила его, как он, почему живет в своей квартире — один? Он ответил, что у него не все гладко в той семье, не сложились отношения с мальчишкой, с сыном Вероники. Я спросила его, вернется ли он туда, и он ответил, что ему нужно время. Да и Максу тоже нужно время, чтобы понять: из-за его капризов страдает в первую очередь его мать.

— Вы сказали ему, зачем пришли?

— Да. Сказала. Только ничего хорошего из этого не вышло. Он сказал, что свой выбор я уже сделала и обратного пути нет. Я спросила, любит ли он меня. Да, вот так я унизилась, задала этот важный для меня вопрос, на что он ответил: «У нас все в прошлом». Так… аккуратно ответил. Я расплакалась. Сказала, что я несчастлива, не о такой жизни я мечтала. Он сказал — раньше нужно было думать, ну и все в таком роде… Я сказала, что он жестокий, я не верю ему, любовь так просто не проходит… Что я его люблю, он снится мне… Ну, а потом я просто ушла.

— Вы не поругались?

— Не думаю, что наш разговор можно назвать ссорой. Просто он дал мне понять, что никакого будущего у нас нет и быть не может. Я поняла, что он любит Веронику и рано или поздно к ней вернется. Знаете, он тоже выглядел несчастным… Я ушла от него вся в слезах, не помню, как выбежала на улицу… Мне было очень плохо.

Разве могла я тогда думать о том, что случится с ним практически сразу же после моего ухода?! Или что моя бывшая подруга станет меня шантажировать этим моим визитом?! Но знаете, что я вам скажу? Когда невиновный человек вдруг попадает в трудное положение, в ситуацию, в которой он выглядит виноватым, он все равно будет более спокойным, чем тот, кто действительно виноват. Вот и я — так же. Я верю, что меня это преступление не коснется. Я боюсь другого: что Вера преподнесет под особым соусом этот мой роковой визит к Денису моему любовнику — Чарову! Что она, сгорая от зависти и ненависти ко мне, расстроит мои с ним отношения. И боюсь я этого не потому, что это повлияет каким-то образом на мое материальное благополучие, нет, у меня есть все, что нужно для жизни. Просто мне хотелось бы сохранить с Чаровым хорошие, чисто человеческие отношения. Я понимаю, что когда-нибудь мы с ним все равно расстанемся, это неизбежно, но хотелось бы, повторяю, не выглядеть в его глазах свиньей.

— Значит, Борисов варил борщ… — задумчиво произнесла рыженькая помощница адвоката. — И когда вы уходили от него, кастрюля все еще продолжала стоять на плите, на огне…

Катя мысленно перенеслась на кухню Борисова и словно почувствовала запах вареной капусты.

— Мне кажется, я понимаю, что именно вас интересует. Кто выключил газ? Я правильно угадала?

— Вот именно! Вы ушли, борщ варился, следом за вами пришел кто-то, он не засветился в камере, и этот человек попытался убить вашего бывшего мужа, после чего выключил газ и ушел. Возникают два вопроса. Первый: кто этот человек? Второй: зачем он выключил газ?

— Я на лестнице или возле лифта никого не заметила. И если, по вашим данным, этот потенциальный убийца появился в квартире Борисова сразу же после моего ухода… Не мог же он прилететь, как Карлсон?! Значит, это был вполне реальный человек, он воспользовался крышей, чтобы перебежать из другого подъезда в этот.

— Но если так, — вмешался Мирошкин, — значит, преступник знал о существовании камер видеонаблюдения и не хотел попасть в кадр. Не хотел потому, что задумал убийство. Но если так и было, тогда почему же он воспользовался обычным кухонным ножом, которым Борисов едва ли не в его же присутствии резал капусту?

— Да все очень просто, — сказала Катя, шаря в кармане в поисках пачки сигарет. — Этот человек уже был у Борисова в квартире!

Произнесла она это вслух — и сама ужаснулась сказанному. Получалось, что все то время, что она унижалась перед Денисом, умоляя его вернуться к ней, в его квартире кто-то был!

— Браво! — тихо произнесла Глафира, в восхищении качая головой. — И как это мне раньше в голову не пришло?!

— Но если это действительно так, — продолжила развивать свою мысль Катя, — значит, это был кто-то… человек, очень близкий ему, вы не находите?

— Сережа, проходи, рассказывай!

Лиза и Глафира усадили Мирошкина за стол. Глафира принялась ухаживать за ним, налила ему чаю, поставила на стол корзинку с печеньем.

— Что Блохин? Признался?

— Глаша, ты хорошо, конечно, придумала — связаться с этим Кондратьевым, и то, что он сделал для нас, — просто неоценимая услуга! Но вот бы мне все это знать перед допросом Блохина!

— Неужели он ни в чем не признался? Даже в том, что был здесь, в городе?

— Представьте себе, нет! Вероятно, он думал, что ни одна душа не узнает об этом. У него же вроде алиби имеется, притом железное! Он был в Крыму — и все!

— Но ты же предъявил ему доказательства, результаты экспертизы…

— Честно говоря, когда он разговаривал со мной, у меня создалось такое впечатление, словно он немного не в себе. У него все лицо опухло от слез. Он не из тех мужчин, кто умеет владеть своими чувствами. Он просто убивался по своей дочери! Странная картина вырисовывается. С одной стороны, мы как бы знаем, что он был в городе, имеются свидетели, а теперь и доказательства — я имею в виду его полет вместе с Юрием Заточным на самолете из Евпатории в Саратов. С другой стороны — я видел перед собой убитого горем отца! Нет, конечно, чувствовалось, что он что-то скрывает, но что именно? Может, это Юрий Заточный убил Полину?