Инна Бачинская - Вторая невеста

Я буду постоянно в черном, буду отказываться от интервью, стану посещать церковь и молиться за погубленные души, за мной всегда и везде будет тянуться шлейф тайны и слухов…

Она с улыбкой смотрела на него.

— Время прощаться, Федор. Мне искренне жаль, что у нас ничего не получилось и мы не будем бродить по кривым улочкам старого Рима, держась за руки, не будем пить кофе в уличном кафе… Жаль. По-моему, я говорила уже, что мой покойный муж терпеть не мог уличных кафе. Я усядусь на старый облезший стул на теневой стороне, закажу капучино, буду пить неторопливо, маленькими глотками, глядя на толпу… в одиночестве. Странная, сумасшедшая, талантливая и трагичная мадам Корфу. Обещаю вспоминать о вас, Федор. Мне искренне жаль, что так получилось. Вы предатель, Федор, вы тоже, но я вас прощаю.

Кстати, на лужайке перед своим домом в Чеккано я повторю композицию с шарами. Я, кажется, говорила вам, что сфера — моя любимая форма, помните? — Она смотрела на него своими очень светлыми глазами, улыбаясь. — Шары снова будут идеально круглыми, серо-голубыми, и среди них несколько черных… сколько же? Сейчас… сейчас, кажется, восемь! Ну да, восемь! Двести или даже триста серо-голубых шаров как дождевое облако, и восемь черных траурных пятен. А вы, сыщик и философ, ни о чем не догадались!

Никто ни о чем не догадается! Я уже окончательно решила — назову это «Прощением». Возможно, я позволю сфотографировать себя на фоне «Прощения» для какого-нибудь гламурного издания. На снимке я буду опять в черном, с длинными светлыми волосами — тонкая, беззащитная, убитая горем мадам Корфу, пережившая ужасную личную трагедию, но тем не менее нашедшая в себе силы жить дальше… Для которой на свете осталось только одно утешение — творчество. И тут же страничка с каталогом названий и прайс-лист.

Я поняла, что избранный человек делает себя сам, он планирует, творит картину своей жизни и сметает с пути все, что ему мешает. Знаете, Федор, судьба за меня! Подумайте, сколько роковых случайностей совпало. Они заплатили за все. Вы все заплатили за все. Никто не остался безнаказанным. И теперь я пойду дальше. Дом, правда, жалко, его строил отец… отчий дом! — Она развела руками, вздохнула. — Но ничего не поделаешь, чем-то нужно жертвовать. Прощайте, Федор.

Она наклонилась над ним, коснулась губами его лба и стремительно вышла из комнаты.

Слова Майи доносились до Федора будто сквозь ватную подушку, он не все понял — восприятие его было заторможено, он по-прежнему не мог двинуть и пальцем, он не ощущал своего тела, только холод. Он попытался поднять руку, но она ему не повиновалась. Мысли тяжело ворочались… о том, что нужно заставить себя встать… встать… пойти… позвать… сделать… что-то… Сергей привез Максима… верный пес… черные шары как вороны… восемь… Почему восемь ?

Майя… двое в шаре… шар летит… цветочные гирлянды… жених и невеста… мощный стержень лилии вуду, запах тления… 

Федор пришел в себя от того, что его звонко шлепали по щекам и приговаривали:

— Н-ну, Алексеев, д-давай! Очуняй! Да что ж ты, как салага, прости, Господи! Н-ну!

Новый шлепок, и водопад холодной воды. Федор открыл глаза и увидел над собой оскалившееся в волчьей улыбке лицо… дьявола. Черного, с блестящими белками глаз и волчьими зубами. Инстинктивно Федор попытался прикрыться рукой.

— Живой! — обрадовался дьявол. — А я уже д-думал, летальный исход! В рубашке родился. Рука вот только малость обгорела. Ну д-да ничего, до свадьбы заживет. Встать можешь?

Дьявол сильной рукой взял Федора за шиворот и дернул кверху. Тот вскрикнул от боли.

— Подъем! Раз-д-два, взяли! — скалил зубы дьявол.

Федор сел, обхватил руками голову. Голова раскалывалась, невыносимо болела правая рука.

Теперь сидели они оба — он и дьявол. На лужайке, где еще недавно висела в воздухе композиция из шаров, теперь было пусто — шары лопнули от жара, шелковистые оболочки усыпали траву. Дом пылал факелом, адский жар был страшен, оранжевое пламя рычало, столб его устремлялся в белесое небо. Вокруг, крича, бегали люди, струи воды из шлангов били фонтанами, но были они вполне бесполезны — от дома остались лишь каминная труба, торчащая в небо как перст грозящий, да груда развалин…

— Ты, Алексеев, пропустил самое интересное! — хохотнул дьявол. — Встал! Н-ну!

Новый рывок, и Федор поднялся на неверные ноги. Пошатнулся, и дьявол придержал его за локоть.

— Пошли!

— Куда? — пробормотал Алексеев, пытаясь освободиться. Ему это не удалось — дьявол держал крепко.

— К черту в гости! Она там, больше негде. Шевелись, Алексеев, время поджимает. Что-то твои д-дружки запаздывают.

Они шли через поляну в дальний угол участка. Жар бил в спину. Федор все время оглядывался, пытаясь додумать невнятную мысль, что-то о доме… тоже пожар… падение проклятого дома… как же их?

— Ты… Максима? — выговорил он с трудом.

— Знаешь, Алексеев, я прошел войну в разведотряде, выжил од-дин, понял? Мне ваши засады — д-детский лепет. Нашел его и привез. Правда, не знал, что на погибель. Так им и передай. Не знал, вот те крест! — Дьявол размашисто перекрестился.

— Он… живой?

— Живой. Смотри!

Новый грубый рывок развернул Федора в сторону гостевого домика. Он увидел сидящую на земле крупную полураздетую женщину и лежащего мужчину, его голова покоилась на коленях женщины… ее распущенные длинные волосы закрывали его лицо. Женщина раскачивалась из стороны в сторону — казалось, она баюкает ребенка… Идрия!

— Ты Сережа? — дошло наконец до Федора.

— Он самый! Неужели узнал? Молоток. — Он хохотнул. Был садовник странно возбужден и все время скалил зубы.

— Пришли! Стоять, Алексеев!

Федор послушно остановился перед стеклянной башней, похожей на ракету. Отблески огня плясали на ее гладкой поверхности.

Сергей подергал металлическую ручку. Дверь не дрогнула. Он выругался, оглянулся. Достал из-за пояса пистолет и выстрелил в замок. Раз, другой. Федор смотрел, не понимая… Дверь приотворилась, и в щель рванул удушливый смрад, заглушая вонь пожарища. Федор отпрянул, с трудом удержавшись на ногах. Сережа ступил внутрь, матерясь и зажимая ладонью нос. Федор заглянул через его плечо. Маленькая скорченная фигурка лежала на полу… Майя. Над ней победительной красной плотью торчал проклятый цветок.

Сережа присел на корточки, дотронулся до ее шеи. Потом провел рукой по лицу, закрывая ей глаза. Посидел неподвижно несколько секунд и резко встал.

— Пошли, Алексеев!

— Она?..

— Уже там, — Сережа ткнул пальцем в небо. Подумал и добавил: — Или там! — Он ткнул пальцем в пол, намекая на ад. — Похоже на удушье от вони. А выйти не смогла. Замок давно барахлил, а может, Ид-дрия постаралась. Шучу! Пошли!

— Ты меня взял в заложники?

Сергей расхохотался.

— Не смеши, Алексеев! Ты меня проводишь, и мы поговорим по д-дороге. Тут недалеко моя машина.

— Куда… ты?

Он пожал плечами, снова оскалился.

— В белый свет! Меня здесь больше ничего не д-держит.

— Ты не сможешь, везде патрули.

— Обижаешь, Алексеев. Я смогу! Я теперь все смогу, я свободен. Заплатил сполна.

— Ты все знал?

— Знал. Знал про д-девушку Зинченко, первую. С Милкой была тогда истерика, я ее по старой памяти зову Милка. Они оба мне как собственные дети… Милка и Максим. Паша Рыдаев тоже знал, потому и спихнул ее за бугор. А Зинченко испугался! Она вцепилась в него, проходу не давала. Он испугался. Любой мужик рванул бы куда подальше от такой любви. Нам главное свобода, правда, Алексеев?

— И ты никому ничего… почему?

— Я был по гроб жизни обязан ее бате, Кириллу Максимовичу, царствие ему небесное. Он меня вытащил. Милку лечить надо, видел ее картины? Явилась знаменитая, выставка, то, се, я думал — переросла…

Она позвонила мне ночью в истерике, попросила приехать на старое кладбище. Я поехал, она сидела в машине с этой д-девушкой, заперлась, тряслась от страха. Оказалось, это невеста Зинченко, вторая. Я чуть с копыт не слетел! Что я должен был д-делать, по-твоему? Я вытащил ее из машины, занес в первый от д-дорожки склеп, д-думал, найдут… Снял туфли… инстинкт сработал, вроде как дал понять: та же схема, пусть ищут!

— И украшение… на ступеньках?

— Украшение? Какое украшение?

— Неважно… — пробормотал Федор.

— А потом как сход лавины — Зинченко, следом дружок Максима, педик. Она задумала разобраться со всеми, с тобой и Максимом. Может, и со мной, я ведь свидетель. У меня дела были в городе, возвращаюсь — горит! Ид-дрия вытащила Максима, увидела меня, тычет в дом, кричит что-то по-итальянски, два слова разобрал — Федор и еще одно! Ты, Алексеев, у нас человек ученый, может, знаешь? Что такое «серпента »?

— Змея… Я видел, как Майя бежала к тебе ночью.