Ирина Градова - Инстинкт хищницы

Наконец вошли они – те, от кого зависела судьба Анжелы. Три человека, составляющие комиссию по проведению тендера на строительство. После положенных в таких случаях кратких речей они приступили к главному – обнародованию решения. В зале, помимо Анжелы, находились главы и представители десятка строительных организаций, вышедших в финал отборочной гонки. Она знала каждого из присутствующих, но лишь с одним поздоровалась при входе исключительно сухо. Леонид Желейкин, глава «СтройКома», напротив, любезно улыбнулся и даже пропустил Анжелу вперед, галантно придержав дверь. Он сидел через два стула от нее, дальше всех от членов комиссии.

– Мы рады представить вам, дамы и господа, победителя тендера, – произнесла единственная женщина в группе, сидящая во главе овального стола. – Не скрою, выбор оказался куда сложнее, чем мы предполагали. Пришлось принять во внимание множество факторов, чтобы определить того, кто более других достоин заниматься столь важным проектом.

Председатель комиссии вскрыла конверт на глазах у всех и быстро пробежала глазами несколько строк.

– Мы поздравляем с победой компанию «СтройКом»!

В зале повисло молчание. Спустя несколько мгновений раздались вежливые аплодисменты, под звук которых улыбающийся во весь рот Леонид Желейкин поднялся и раскланялся, краснея, словно девица на выданье.

Не хлопала только Анжела. Она сидела, не в силах поднять руку. Не ослышалась ли она? Да нет, это, должно быть, ошибка, они назвали не ту фирму! Желейкин не мог выиграть тендер, ведь он вступил в борьбу позже всех и отнюдь не считался фаворитом. Конечно, Анжела не видела его проект, но не сомневалась, что он и в подметки не годится ее собственному.

– А теперь, – произнес другой член комиссии, – мы просим господина Желейкина представить нам проект-победитель.

Глава «СтройКома» поднялся и жестом пригласил сделать то же самое своего помощника. Тот подошел к столу, раскрыл ноутбук и подсоединил к нему проектор. На большом белом экране, натянутом между рейками рядом со столом комиссии, возникла первая трехмерная конструкция, и у Анжелы появилось ощущение, что ей снится кошмарный сон. Голос Желейкина звучал где-то очень далеко, она едва разбирала слова, как будто он говорил на мандаринском наречии. Каток с «плавающей» крышей являлся предметом особой гордости Анжелы. Огромное помещение в форме лотоса с внешней и внутренней подсветкой, на многоярусных лепестках которого располагались зрительские трибуны – ошибиться было невозможно! Ее инженерам удалось спроектировать особую крышу сверхлегкой конструкции. Она была абсолютно безопасна, позволяла зрителям комфортно чувствовать себя и в погожий день под открытым небом, и в самый сильный дождь – под прозрачным куполом. А теперь Желейкин самодовольно заявлял, что это его детище?!

Картинки на экране сменяли одна другую, и в каждом здании Анжела узнавала то, над чем так долго трудились она и ее люди. Ее руки стали ледяными, глаза налились кровью, а в ногах появилось странное покалывание, какое бывает, когда входишь в слишком холодную воду.

Кто же, кто ее предал? Кто мог знать о проекте, ведь ни одна живая душа не видела его целиком, не имела представления о кожаной папке в ее личном сейфе. Андрей? Как Данилин мог узнать о том, что Анжела так тщательно скрывала? Это казалось невозможным! Однако он угрожал ей уходя. Что означала его угроза? Или Димитриади? Или…

Желейкин уверенно водил указкой по экрану, рассказывая, как он представляет себе ту или иную часть проекта, а зал, затаив дыхание, внимал ему, словно древние греки оракулу. Это было полное и окончательное поражение Анжелы.

– Павел Иванович, к вам тут пси-хо-а-на-литик пришел, – намеренно запинаясь, выговорил Егор.

– Сухожилин? – уточнил Курепов. – Что ж, пригласи!

Посетитель вошел в кабинет. Поздоровавшись, Курепов указал на стул и устремил на гостя выжидательный взгляд.

– Я все думал, стоит ли приходить, – медленно начал Сухожилин, и Курепов невольно задержал дыхание в предвкушении чего-то сенсационного. Почему-то ему казалось, что этот человек ни за что не явился бы сюда без веских оснований. – Думал, – продолжал Антон, – имею ли я право рассказать вам это?

– Раз уж вы здесь, полагаю, решили, что дело того стоит, – заметил майор. Он осторожничал, боялся спугнуть дичь, как любил выражаться Огибин.

Сухожилин едва заметно склонил голову.

– Это касается Юры, вернее Юры и Алены. В день своей смерти Алена мне звонила.

– Во сколько, не помните? – сразу спросил майор, не позволив Антону закончить фразу.

– Где-то около девяти вечера.

«Значит, уже после визитов Анжелы и Элеоноры», – зафиксировал информацию в памяти Курепов.

– И что же она хотела?

Антон погрузился в молчание на пару минут. На этот раз майор не решился его потревожить, терпеливо ждал, когда Сухожилин продолжит.

– Алена была серьезно больна, – сказал он наконец.

– Я в курсе, – кивнул майор. – Мне известно и о ее болезни, и о швейцарской клинике.

– Вы не поняли, – перебил психоаналитик. – Алена снова была очень больна. Лечение в Швейцарии дало довольно длительный период ремиссии, который мог показаться полным выздоровлением. К сожалению, надежда оказалась ошибочной: ее анализы ухудшились, и рак вернулся. Так бывает.

Курепов медленно переваривал полученные сведения.

– Вы хотите сказать, – начал он, – что рак вернулся, и Алена знала об этом?

– Потому и позвонила мне. В истерике, можно сказать.

– Оно и понятно, – согласился майор. – Услышать такую новость, когда впервые за долгое время получил надежду на нормальную жизнь. Врачи жестоки, режут правду-матку в глаза.

– Это не так, – возразил психоаналитик. – Дело в том, что Алене никто ничего не говорил.

– Тогда как же она узнала?

– Случайно. Подслушала разговор подвыпивших врачей. Они вроде бы что-то праздновали тем вечером.

Это подтверждалось сведениями, которые получил Огибин.

– И? – решил подтолкнуть Антона майор.

– Алена, как я уже сказал, билась в истерике. Она кричала, как несправедлива жизнь. Еще что ей, молодой женщине, придется умереть, несмотря на все старания медиков и вложенные деньги, а Юрка спокойно заживет со своей любовницей. Представляете, кто-то наплел Алене, что у ее мужа другая женщина.

– Это правда? – спросил Курепов.

– А это имеет отношение к делу? – находчиво парировал Антон. – Важен не сам факт, а то, что Алене о нем рассказали. Понимаете, в каком она находилась состоянии?

– Думаю, да. И что вы сделали?

– Ничего.

Сухожилин опустил глаза на свои руки, крепко сжатые в кулаки.

– Я ничего не сделал, – добавил он после небольшой паузы. – Возможно, надо было броситься в клинику и попытаться утешить Алену, привести ее в чувство. Тогда, может, она осталась бы жива?

– Но вы же ей что-то сказали? – продолжал настаивать Курепов. – Неужели просто положили трубку?

– Нет, конечно, – возмутился Антон. – Ей требовалась профессиональная помощь, но я… как бы вам объяснить? Я не был готов к разговору в тот момент. Мне нужно было подумать – слишком уж все нелепо получалось. Да и время было вечернее… Да что там, я просто ищу себе оправдание, и не нахожу! Мне следовало немедленно бежать к Алене, а я… Я остался дома. Сказал, что не стоит горячиться, что она могла что-нибудь напутать и врачи могли ошибиться… Нес всякую успокоительную чушь. Подумал, что изменится за одну ночь? И именно в эту ночь Алена умерла. Никогда себе не прощу!

Майор помолчал, собираясь с мыслями.

– Вы ведь изменили свое отношение к чете Димитриади в последнее время, верно?

Антон вскинул голову. В его глазах за стеклами очков читалась настороженность.

– Что вы имеете в виду?

– Раньше вам казалось, что Юрий и Елена – идеальная пара, – пояснил Курепов. – Но потом что-то случилось, что-то очень важное, и вы как профессионал, чувствительный к такого рода вещам, не могли этого не заметить. Ваше отношение к Алене стало другим, я прав?

– Да, – кивнул Сухожилин. – Я не предполагал, что в Алене может быть столько злости на мир и тем более на Юрку. Она считала его своей собственностью, пользовалась болезнью, чтобы не отпускать его от себя. Ее рак стал очередным поводом для шантажа, только чтобы удержать мужа. А потом, поняв, что не нужна ему ни больная, ни здоровая, Алена взбесилась. Вы бы слышали, какие ругательства она выкрикивала в трубку!

– Вы потому и не бросились тогда к ней, – скорее констатировал, нежели спросил, Курепов. – Из-за этой вспышки гнева?

– Нет. Гнев объясним и оправдан, ведь Алена пребывала в отчаянии.

– Тогда почему? Вы боялись навредить другу, сказать или сделать нечто, что могло бы подтолкнуть Елену к необдуманным действиям? Хотели выиграть время и придумать, как поступить?

– Верно, – согласился Сухожилин. На его сосредоточенном лице появилось что-то вроде облегчения, наконец собеседник понял его вполне. – Я надеялся, что утром смогу поговорить с врачами и выяснить, что же все-таки слышала Алена и действительно ли дело безнадежно, как она говорит. Но утром было уже поздно.