Марина Белова - Выйти замуж за немецкого рыцаря

– Интересно, каким образом? – насторожилась Алина.

– Ничего криминального! – поторопился заверить нас Алекс. – Правдами и неправдами он узнал, что часть дедушкиной коллекции была продана за границу. В те годы советская власть за технику и продовольствие, как правило, расплачивалась художественными ценностями. Вторая часть картин попала в провинциальный художественный музей. Знаете, было время, когда власти несли искусство в массы: конфискованные картины отправлялись в глубинку. Те картины, которые были вывезены за границу, время от времени появлялись на аукционах. Папа старался отслеживать все аукционы и покупал, покупал, покупал. А вот те картины, которые были выставлены в провинциальном музее, долгое время оставались вне поля его зрения. А потом я узнал, что практически все картины из этого музея, в том числе и работы Поленова, были вывезены в Германию. Для меня это была удача. После войны из СССР трудно было бы что-то вывезти, не говоря уже о том, чтобы легально купить картины у музея. Я стал искать картины Поленова в немецких музеях и не нашел. Значит, они должны были быть в частных коллекциях. Долгое время не везло – казалось, картины исчезли без следа. Я уже думал, что они погибли. Мало ли что с ними могло случиться по дороге в Германию. Эшелон могли разбомбить, картины – сгореть. Но вот после долгих лет поисков мой секретарь наткнулся в Интернете на заметку. Владелец частной коллекции из Германии интересовался историей нескольких картин Поленова. Прилагались фотографии. Это были мои картины!

– Так уж ваши? – скривилась Ирина.

– Я чувствовал, что это мои, – Алекс не услышал иронию в словах Ирины. – Интуиция никогда меня не подводила. Я был готов купить картины за любые деньги, но хозяин даже не захотел со мной встретиться, – он с укором посмотрел на Густава. Тот лишь кивнул.

– И тогда вы решили организовать ограбление? – предположила Алина.

– Я? Никогда! Один мой американский товарищ, тоже, кстати, русский – он иммигрировал из России лет десять назад, – посоветовал мне обратиться в одну фирму, которая занималась покупкой ценностей за рубежом, то есть в России и странах СНГ. Они каким-то образом умели договариваться с владельцами и за услуги брали относительно недорого. И что самое главное, имели каналы, по которым можно было вывезти произведения искусства.

– Контрабандные каналы. И вы, разумеется, даже не догадывались, каким образом ребята из этой фирмы договариваются с владельцами?

Алекс потупил глаза и сделал вид, будто не расслышал язвительного дополнения Ирины.

– В общем, меня свели с неким господином.

– С каким господином? – уточнила я.

– Он представился Ивановым, но мне показалось, что фамилия не настоящая, хотя на вид этот мужчина выглядел вполне добропорядочно. Он так обаятельно улыбался, говорил тихо, спокойно. Встретились мы не в офисе, а в кафе. Естественно, меня это насторожило. Я сказал, что полный расчет фирма получит только после того, как я увижу картины. Впрочем, и Иванов, как только узнал, что картины надо везти не из России, а из Германии, тоже не сразу согласился мне помочь, попросил время подумать. Через неделю он мне позвонил, сказал, что берется за дело, но нужен задаток, чтобы оформить некоторые бумаги. Я дал столько, сколько попросили. Это была не такая и большая для меня сумма. Иванов обещал уложиться в месяц. Через месяц он мне позвонил, сказал, чтобы я прилетел в Германию. Картины у него, но вывозить их в Нью-Йорк я буду сам. Мы, конечно, так не договаривались, но ради этих картин я был готов еще доплатить. Я прилетел в Дюссельдорф и стал ждать звонка, но он мне так и не позвонил. Я подумал, что сделка Иванова в последний момент сорвалась и ему неловко показываться мне на глаза, и уже собирался улететь домой.

– И что же вас остановило и привело в этот дом?

– Случайно шел мимо отеля, в котором останавливался раньше. Там в кафе на первом этаже варят очень хороший кофе. Решил зайти. Меня окликнул парень с рецепции. Надо же, узнал! Впрочем, я ему всегда хорошие чаевые оставлял. Он сказал, что меня спрашивал некий Густав Шульц. Извините, что я без звонка. Вы мне объясните, что с картинами? С ними все в порядке?

– А вы знали, что ваш Иванов – вор? – вырвалось у Ирины. – Он и его подельники втерлись в нашу семью и обворовали дом.

– О господи! Неужели я стал наводчиком? Какой позор! – искренне ужаснулся Алекс. – Иванов украл картины? А потом… Что же получается? Он решил перепродать их кому-то другому?!

– Видимо, да.

– Тогда надо срочно звонить в полицию! Вот его номера телефонов! – Он протянул Густаву бумажку с номерами моего и Алининого телефона. – Иванов специально их поместил в Интернете, чтобы ему звонили покупатели.

– Это наши телефоны, – откашлявшись, сказала я. – Это мы их поместили, чтобы выйти на след преступников.

– Неужели я снова потерял эти картины?

Этот Петроу, или Петровский, как бы его звали в России, так разволновался, что мне даже стало его жалко. В целом он производил приятное впечатление: красиво говорил, держался прямо и смотрел уверенно, как смотрит человек с чистой совестью.

– На самом деле мы не знаем, что было на уме у Иванова, – покачала я головой, – но в его мастерски разработанном плане произошел сбой. Он вынес картины из дома, но недалеко.

– Это как? Его поймали с поличным?

– Вроде того, – хмыкнула я и рассказала, как было на самом деле. – Кстати, этот товарищ сейчас здесь. Вы бы могли его опознать?

– Кого? Иванова?

– Иванова или Сидоренко, мы не знаем, как его зовут на самом деле. Густав, мы можем пройти к нашему больному?

– Разумеется.

Мы поднялись на второй этаж, где в гостевой комнате под бдительным надзором Франца приходил в себя Николай. Его кормили, поили, лечили дорогостоящими лекарствами, но полностью изолировали от внешнего мира: забрали мобильный телефон и не разрешали выходить из комнаты. Впрочем, Николай был настолько слаб, что не смог бы дойти и до лестницы.

Конечно, можно было сдать Николая в полицию, но я уговорила Густава этого не делать. Надо было еще узнать, куда делось кольцо нибелунгов и другие ценности. Николай же упорно молчал, испытывая наше терпение. Кажется, его вполне устраивало то, как с ним обходятся в этом доме.

Я была уверена, что Николай и Иванов – одно лицо, и очень надеялась на то, что появление Алекса развяжет ему язык. Однако меня ожидало разочарование.

– Дмитрий?! – удивился Алекс, переступая порог комнаты. – Как ты здесь оказался?

Николай, который на самом деле оказался Дмитрием, увидев Алекса, неприятно поморщился. Он явно не ожидал увидеть старика.

– Позвольте, какой Дмитрий? Алекс, вы узнаете этого человека? Разве это не Иванов, с которым вы имели дело? – озвучила мои мысли Ирина.

– Нет, это Дмитрий Трофимов, мой знакомый… – с угрозой в голосе сказал Алекс. Он сделал шаг вперед. Трофимов вжался в подушку. – Это же ты мне дал телефон этой конторы! Сказал, что ребята могут купить любые произведения искусства. Купить, а не украсть! Ты меня подставил. Ты обманул… – набросился Алекс на Трофимова.

– Погодите, – дернула Алекса за рукав Алина. Она боялась, как бы тот не удушил Трофимова прямо в постели. – Как выглядел Иванов?

– Приблизительно моего возраста, худощавый, усы…

– Василий Андреевич Редькин, – догадалась я. – Увы, вряд ли мы его теперь отыщем, как, впрочем, и второго, который фигурировал у нас под именем Бориса Иволгина. Эти двое сделали ноги.

– Но этот точно никуда не убежит, – покачал головой Петроу. – Я бы хотел разобраться с этим человеком прямо сейчас.

– Разбирайтесь, – разрешил Густав. – Пусть держит ответ и перед нами. До вас нам как-то не удавалось разговорить его. Может, у вас это получится?

– А мы сейчас вызовем полицию, и он живо заговорит на всех языках мира: на английском, русском, немецком… Он мне и долг вернет, и моральные, и материальные издержки.

– Не надо полицию вызывать, – прошелестел Трофимов. – Прости меня, Александр Петрович. Ты же меня знаешь, я все тебе до копейки отдам.

– Выходит, не знал, – не сдерживая злости, сказал Алекс.

– Ну прости. Черт меня попутал.

– А конкретнее можно? Какой черт? Имя, фамилия, отчество? – спросила я.

– Ладно, теперь-то уже все равно, – вздохнул Трофимов и начал рассказывать. – Мы познакомились с Петровичем, – он кивнул на Алекса, – три года назад на одной русской вечеринке. Я знал, кто он и кто я. У него бизнес, у меня ничего. Тем не менее у нас завязалось знакомство. Алекс родился в Америке, а я недавно приехал из России. Его интересовало все, что касалось исторической родины. Чего греха таить, я воспользовался знакомством и попросил у Алекса большую сумму в долг, чтобы открыть фирму, занимающуюся грузоперевозками. На деньги Алекса я купил трейлер и несколько грузовиков. Шоферами у меня работали выходцы из СНГ. Бизнес шел трудно: слишком большая конкуренция. Но долг отдавать как-то надо было. Алекс сам подсказал мне, как вернуть ему деньги. – Все как один повернулись к Алексу. – Нет, разумеется, он не предложил ограбить господина Шульца. Он просто рассказал мне свою историю, а я вспомнил, что, когда жил в России, несколько раз за бильярдным столом сталкивался с одним артистом, Василием Андреевичем. Ох и шустрый мужик. В театре играл героев-любовников, а когда вышел на пенсию, стал охмурять одиноких дамочек, чаще вдов. Нажился он на них неплохо. Дамы его боготворили, подарками задаривали, а он этим и пользовался. В девяностых годах его едва не посадили, но спасла сестра, которая работала в милиции то ли в бухгалтерии, то ли в архиве. Денег хватило, чтобы замять дело. Сейчас у него квартира в Америке. Живет везде: и в Америке, и в России, и в Израиле. Ходят слухи, что он сценарии мошенникам пишет для особо изысканных афер. В общем, я нашел его и попросил помочь. Тот согласился посодействовать – деньги пополам. А мне только и надо было, что долг отдать. В Германию он приехал со своим то ли родственником, то ли знакомым, как он мне сказал, большим спецом по сигнализации. Я думал, что Андреевич как-то проникнет в дом и вынесет картины, но он так не мог: душа артиста не позволяла стать банальным вором. Некоторое время он присматривался к хозяину дома, узнал, с кем тот живет, с кем встречается, а потом написал целую пьесу, в которой отвел себе минимальную роль. Ну да это и понятно, он хотел снять с себя всю ответственность, переложив ее на меня. Я тоже должен был участвовать в спектакле в роли родственника. Благо мать невесты была много раз замужем и имела нескольких пасынков, которых в последний раз видела сто лет назад.