Инна Бачинская - Темный ангел одиночества

Зося журчит, Юнона слушает вполуха, лежит на диване, слегка дремлет, подпихнув под себя подушки. Ей хорошо. Зосин дом – настоящая крепость, и кофе ее хорош, и коньячок на уровне, и холодильник полон. А у нее, Юноны, шаром покати. Зося без претензий, она действительно счастлива. Счастлива! Что удивительно в наше странное время, когда всем чего-то не хватает, – жадные глаза так и шарят локаторами, и мысль долбит: а чего это мне не хватает для полного… так сказать? Удовлетворения потребностей и счастья. У Савелия сомнительная внешность, он бескрыл, не курит трубки, не медитирует, не аристократ. Савелий просто скучная мужская особь. А Евгений наоборот… Ох, Евгений!

Мальчик или не мальчик, а… личность! Внешность, высокомерие, лоск – хозяин жизни! Со всеми на «ты» – фигурально выражаясь, конечно. Он и с бездомной собакой на «вы». Никакой фамильярности. Насчет писаний… Юнона попробовала как-то пролистать книжку Евгения. Не осилила с ее экономическим. А Евгений поднялся еще на пару ступенек пьедестала, а его тусовка… ой, извините, фан-клуб, показался недосягаемым, хотя и сомнения зародились – неужели читали? Неужели поняли? Неужели «всосали», как говорит соседский недоросль Харитон.

Появляясь на публике с Евгением, Юнона упивалась взглядами, даром что в основном молчала. Сказать ей было нечего. Но ведь и Марта молчала, не баловала болтовней. Евгений – психолингвист. Что это такое, Юнона представляет слабо. Евгений снизошел, объяснил, но она не поняла. То есть по частям вроде поняла, а вместе нет, не лепится, а главное – зачем? Юнона – банкир. Она могла бы рассказать о том, как работает банк и делаются деньги… тут она дока! Но эти выше денег! Интеллектуалка и переводчица Лола, подержанная лошадь, обскакавшая полмира, будучи изрядно на взводе, забыв, что в этой среде нужно остро соответствовать, а может, не сочла нужным, ляпнула когда-то Юноне эдак запросто, в рабоче-крестьянской транскрипции:

– Женька – козел! Любовь всей жизни – эта ломака. Тебе не светит. Никому не светит. Поняла, подруга? Потому что не способен, ярко выраженный нарциссизм, клиника, и… и… вообще.

Юнона до сих пор помнит. Тогда она промолчала, но подумала – посмотрим! Юнона – воин, отступать не привыкла.

Лолу на самом деле зовут Любой. Свое плебейское имя она терпеть не может. Ломака – это Марта. Что такое нарциссизм, Юнона не знала, но посмотрела в Интернете. «Вообще» значило, что Лоле не обломилось.

А ей, Юноне, обломилось. Ошиблась Лола.

Марта… Нужно было видеть, как Евгений подавал ей шубу! Как бережно, трепетно, нежно, улыбаясь бессмысленной и глупой улыбкой, укутывал, поправлял шарф – легкий синий шелковый шарфик, – застегивал. Марта рассеянно не попадала в рукава, благодарила, проводя ладонью по его лицу, улыбаясь своей мерзкой потусторонней улыбочкой…

Ангелоподобная. Angelica. Сколько можно? Отпусти ее с миром! Не отпускается…

Юнона набрала Зосю. Душа рыдала и требовала участия.

– Зось, я бросила Женьку, – сообщила Юнона тускло, сама не зная, верить ли, а только вдруг подумала, что хватит. Хватит! Достал. Козел. Псевдофилософ.

– Кого? – не врубилась Зося, привыкшая к «Евгению».

– Женьку. Надоело.

– Евгения? Ты его… что? А…

– Бросила. И еще… – Юнона замолкает. Зося тоже молчит, переваривает новость. Даже дышать перестала.

– И еще… ты знаешь… – Юнона колеблется.

– Ну?

– Я. Видела. Марту. – Сказала, как в омут головой бросилась.

Зося ахает. Пауза. Проходит бесконечная минута. Зося молчит. Юнона отключается, сует мобильник в сумку.

Улица вибрирует в огнях реклам. Народу заметно поубавилось. Юнона шагает как робот, не замечая массовки. Шагающий робот. Рекламирующий… а что же он у нас рекламирует? Мобильники? Ароматизированные прокладки с усиками? Суперпятновыводитель «Галактика»? Или практикум-семинар «Как добиться успеха в этой долбаной жизни и любви ко всяким козлам»?

Она устала. Жизнь тускла, впереди пустота. Ночные бдения в любимом кабинете. Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, мне некого больше любить…

Каждому свое. Хотя, если подумать, не худший вариант. Она любит цифры. Она, можно сказать, финансовый гений. Вот так. Каждому свое, и не вздумайте сорваться с поводка! Не получится. Да и нужно ли?

И теплая мелкая мстительная радость в душе из-за Женьки – последнее слово осталось за ней. Освободилась, дура. Послала. Теперь не нужно лезть из шкуры, чтобы соответствовать. Не по Сеньке колпак… или как там полагается? Шляпа? Шляпа – это она, Юнона. Юнона в шляпе.

Большое искусство – знать свое место.

И не нужно больше врать, что читала эту муру. И закатывать глаза в восторге. Юнона невольно рассмеялась. Свобода! Свобода и одиночество.

Мелькнула было мысль позвонить ему и рассказать про Марту, но Юнона эту мысль уничтожила в зародыше. Это теперь не ее проблема. Разбирайтесь сами…

К вечеру снег повалил обильно. Машина буксовала. Ворота кладбища едва угадывались. Евгений бросил машину у ворот и вошел через боковую калитку, которая была не заперта. И пошел по главной аллее, уворачиваясь от ветра, а потом полез по сугробам. Перчатки он забыл в машине и теперь держал руки в карманах. Он двигался целеустремленно, напоминая автомат, ничего не видя из-за ослепляющего снега. Предвкушал, как потом… после разговора и покаяния, пустой и легкий, он доберется до дома, запрет за собой дверь и останется один. Зажжет все светильники и поставит близкого по духу Шопена – так же высокомерен, вселенски одинок, над толпой…

Завыла не то собака, не то волк. Короткий взлай-взвой с истеричными нотками. Евгений вздрогнул и остановился, прислушался. Кладбище было сравнительно новое, за городом, у леса. «Дурацкая затея… не нужно было к ночи», – мелькнула мысль. Завтра тоже день. Но он человек традиции, была традиция именно сегодня, шестого января, в ее день рождения. Она будет ждать.

Он лукавил. Не только традиция. Была еще… Юнона… Тяжесть на совести, Юнона. И вдруг свобода! Как его угораздило… от тоски, от одиночества… все мы стадные животные. Не его женщина, он пытался прекратить их отношения, но… «Как Колобок», вдруг подумал, от Лолы укатился, а от Юноны не укатишься. Юнона… страшная женщина, из тех, что ломают хребет… любителям Шопена. Разве он не понимает? Понимает. Леди-деньги. И вдруг она позвонила и сказала… О господи! Свобода. Вернее, она ничего такого не сказала, но он понял! Понял, что все! Финита. И какая разница, что послужило причиной… Ему все равно! Свобода.

Евгений был высокомерен, малодушен и нерешителен. Антураж играл свиту короля, а король был слабый. Леди-деньги вдруг позвонила и сказала… И мгновенно воссияли свет и радость. Лишь бы не передумала. И по традиции он шел к Марте… сказать, что он… что они по-прежнему вместе. Повиниться, склонить непутевую голову, получить прощение. Припасть.

Вой повторился ближе и, кажется, сзади. Евгений резко обернулся, всматриваясь в мельтешащий снег. Кругом закипало невообразимое – крутился снежный смерч и толкал в спину. И вой! Евгений вспомнил, что бездомные собаки нападают на людей, что-то такое он где-то читал. Вой раздался снова, завыли совсем близко, в несколько глоток, явственно, протяжно, угрожающе. Евгению померещился стягивающийся круг тварей с задранными к небу оскаленными мордами, и он тяжело побежал, как ему казалось, назад к воротам. Бежать было трудно, он ослеп, задохнулся и упал на колени. И тогда закричал. Крик его был слаб и немощен. Он почувствовал, как его толк-нули в плечо, отшатнулся и попытался встать, опираясь на руки. Его снова толкнули, мелькнула крупная лобастая голова. Он видел, как подтягиваются из пелены бесшумные серые тени.

«Безумие… безумие… нелепость… да что же это…» – бормотал Евгений. Он взмахнул рукой, отгоняя зверя, и тот, зарычав, вцепился в рукав дубленки. Евгений увидел длинные желтые резцы, почувствовал горячее нечистое дыхание на своем лице и потерял сознание…

Сквозь обморок он слышал выстрел, громкий визг, крики и отборный сочный мат, показавшийся ему музыкой. Его схватили за грудки и оторвали от земли.

– Живой? – рявкнули басом и дохнули густым перегаром.

– Живой, – хотел сказать Евгений, но голос ему не повиновался. Ноги тоже ему не повиновались, и он ухватился за здоровенного мужчину в распахнутом тулупе.

– Стоять можешь? – спросил мужчина. – Думал, не успею! Аж дух вышибло, так бег! Здоровый, зараза! – Он пнул валенком тушу зверя.

– Это волк? – пролепетал Евгений.

– А кто его… темно ж. Может, и волк. Или собака. Тут собак полно, одичали, жрут друг друга. Зимой жрать нечего, сам понимаешь. Они и жрут. Считай, повезло! А вы чего тут ночью? Дня мало?