Инна Бачинская - Темный ангел одиночества

Я прислонилась к стене, погладила обои. Дом строил дядька, мамин брат. Мне он достался по наследству. Двоюродному брату Николаю отошла машина и дача, а мне дом и «Королевская охота». Дом… громко сказано! Домик. Прянично-карамельный домик из сказки, с любовью сработанный дядькиными руками. А теперь его под рычащий бульдозер…

Меня охватило чувство близких перемен – что-то закончилось в моей жизни, какой-то этап, эра, виток, и я вступаю в неизвестность. Рушится привычный теплый и уютный мир, пойдет под нож крошечный садик за окном, абрикосовое деревце и три куста роз – красных, кремовых и желтых. Ситников однажды купил их на выставке цветов и сам посадил, чем страшно удивил меня – к растениям он был вполне равнодушен, из цветов узнавал одну ромашку, а тут вдруг такой приступ агрофилии. Ходил, выбирал место, чтобы и тень, и солнце, и отсутствие сквозняков, как объяснил продавец-садовод. Брови нахмурены, губы сжаты, в руках лопата. Мужик при деле, любо-дорого посмотреть. Я сунулась было с советами, но он пресек на корню: сиди, женщина, и молчи! Земледелие – мужская работа. Сделай лучше кофе.

Последняя ниточка между мной и Ситниковым. Мне приходит в голову, что я могу забрать розы с собой и высадить на балконе. У меня теперь будет балкон, и ступать на землю я буду не с крыльца, а с пятого, десятого или пятнадцатого этажа. Впрочем, дом в Посадовке восьмиэтажный, так что никаких пятнадцатых этажей.

Я сделала кофе, вынесла ему в сад. Он, загоревший на жарком еще осеннем солнце, деловитый, с влажным от пота ежиком волос, уселся на крыльце, взял чашку. Попробовал, кивнул. «Может, руки вымоешь?» – спросила я. Он посмотрел на свои испачканные землей руки, вытер о джинсы и сказал, что земля не грязь. После чего с удовольствием принялся за кофе.

Я смотрела на розовые кусты в снегу, на них еще торчали черные скукоженные листья.

Хватит! Хватит. И не вздумай реветь!

Потом прилетела Галка, и мы ревели уже вдвоем. Как по покойнику.

– Ладно! – припечатала Галка. – Хорош реветь! Жизнь продолжается. Пашка ждет ребенка, хочешь к нам крестной? А я буду баба Галя.

– У Пашки будет ребенок? Ты не говорила!

– Я и сама не знала. Ребята только вчера сказали. Знаешь, Катюха, я поняла одну вещь. Все в мире относительно. Я жалела, что у меня с Иваном не получилось, что я его типа отшила. Ты не поверишь, бежать хотела, мириться, так тяжело на сердце, не передать! Как подумаю, что сама, своими руками, а ведь могло получиться, впору завыть. Вспоминала, как мы ходили на его выставку и он рассказывал про каждую фотографию, радостный, глаза сияют, представлял меня друзьям, а те с уважением, ручку целуют, художники, артисты… А я стою, ни живая ни мертвая, только силой воли руку не выдергиваю. Пришлось даже маникюр сделать. Я тысячу лет не выходила из дома! Кухня, Веник… глаза б мои не видели! Лежу ночью, ревмя реву. А тут ребята пришли и сказали, что ждут бебика. И сразу Иван отодвинулся! Может, и тебе? – Галка смотрит на меня просительно.

– Может, и мне… что? – не поняла я.

– Ну, ребеночка. Ты подумай, Катюха.

Я молчу. Я не знаю, что сказать. Оптимистка Галка считает, что плохи мои дела и от жизни нужно урвать хоть что-то, пока возможно. Галка читает в моем лице как в открытой книге.

– Катюха, я не то хотела сказать! – Она порывисто обнимает меня. – В смысле, ты еще встретишь хорошего человека, а пока, чтобы не терять время… – Запутавшись, она умолкает.

Конечно, встречу. Но не такого, как Ситников, не надейтесь. Ситников – штучная работа, и мы обе это знаем. Через три дня Новый год, и Ситников со своей моделькой на Канарах или в Риме. А я дома, одна, и Галка предлагает мне завести ребеночка, пока не поздно. И мой дом сносят. А говорят, жизнь полосатая. Полоска светлая, потом темная, потом снова светлая. А где моя светлая? И куда прикажете девать Купера? Тут у него свобода, а там… В глазах снова защипало.

– Новый год! – фальшиво радуется Галка, делая вид, что не замечает моих слез. – Елка! Обещают обильные снегопады. Можно на лыжах в Еловицу… Катюха, возьмем мой выводок – и в лес шишки сбивать! Хочешь?

– Хочу. Поможешь переехать?

– А то! Позовем Павлушу, ребят с его работы, Лешку Добродеева! Устроим субботник. Мы тебя не бросим, не бойся!

– Я хочу пересадить розы…

– Розы? На балкон? – Галка на миг задумывается, смотрит на меня долгим взглядом.

Сейчас ляпнет про Ситникова, думаю я и внутренне сжимаюсь. Но Галка лишь отводит глаза.

– Так, нужно составить план переезда и закупить коробки, – деловито говорит Галка. – У меня опыт, я три раза переезжала. Знаешь, Катюха, может, это и к лучшему. Ты начнешь новую жизнь, полно соседей, будешь среди людей. У меня за тебя всегда душа болела: а как ограбят? У тебя ни мужика, ни собаки, одна на выселках. А в большом доме безопаснее. Всегда кто-нибудь в гости заглянет, все слышно. А когда уезжаешь, можно ключи соседям оставить, чтобы цветочки поливали. Среди людей всегда теплее. Мы все праздники с соседями гуляли, помнишь?

– Помню. Мне придется купить машину, – говорю я невпопад.

– Купим! – радуется Галка. – Иномарку! Японскую! Будем кататься.

В общем, одни радости, одни беспросветные радости и скребущие радостные кошки в душе.

– Мы посадим на твоем балконе розы, – мечтательно говорит Галка. – Если они примутся, это будет маленьким чудом. Представляешь, ты сидишь, пьешь чай или кофе, а они цветут! Представляешь? То есть мы вдвоем сидим и пьем. Или вино.

– Представляю, – отвечаю я, хотя представить себе не могу ни нового дома, ни роз на балконе.

– Кушать не хочешь? – озабоченно спрашивает Галка. – Я принесла котлеты. У тебя есть вино? По-моему, с прошлого раза осталось, когда приходил Иван… – Она мимолетно вздыхает. – Давай перекусим, а то я за разговорами чего-то проголодалась. Ты не забыла, что скоро Новый год? – спрашивает она через минуту. – Я испеку «черного рыцаря». Принесешь «Асти». Ох, и кутнем, Катюха! Люблю Новый год! Выше нос, Катюха! Слушай, я тебе такое платье присмотрела в бутичке в «Мегацентре»! С ума сойти! Черное! Тебе идет черное, и стразики по вороту. И волосы поднять и заколоть. Ты же у нас красотка, Катюха. Просто загляденье! А мне черное не идет, мне лучше красное. Пойдем купим тебе, завтра же, прямо с утречка! Пошли?

В голосе ее восторг, глаза горят, на щеках румянец. Спасательные работы в разгаре. Я подавляю вздох и киваю.

– Ты хоть елку на площади видела? – спрашивает Галка, чтобы отвлечь меня. – А помнишь прошлый Новый год?

Помню. Конечно, помню. Воспоминание не из веселых. Мы хоронили Марту. Я с тех пор никого из них не встречала, кроме Нины. Еще Леша Добродеев звонил несколько раз. Больше никто. Галка видела в городе Евгения с Юноной…

– Как, по-твоему, у них сложится? – Галке хочется поговорить о любви. – Они красивая пара.

Я пожимаю плечами. Мне неприятно, что Евгений так быстро утешился. А с другой стороны – жизнь коротка, нужно спешить урвать. Вечная любовь только в сказках и легендах, мы же – люди приземленные. Юнона – женщина-воин, от такой не убежишь. Я вспоминаю, как она смотрела на Евгения, когда мы собирались у Паши с Ниной. Теперь не собираемся, дружба закончилась. Ушла Марта, и отношения рассыпались, как карточный домик.

Марта… Мы с Галкой иногда вспоминаем под настроение, пробегаем по тем событиям, пытаемся объяснить, истолковать и понять, что это было. Особенно под бутылку красного вина – Галка любит красное вино. Что это было… Постепенно что-то забывается, сглаживаются мелочи, и взамен вырисовывается нечто новое. Это называется мифотворчество. Людям нужны сказки. Марта – над, высоко в синеве, как сказал однажды Леша Добродеев.

Кстати, мне как-то позвонил доктор Лемберг, долго церемонно извинялся за беспокойство – его интересовало, как я. «Ночные кошмары, голоса, видения, странные фантазии? – с надеждой спрашивал он. – Возможно, внезапно пробудившиеся таланты? Вокал? Тяга к живописи? К сочинению стихов? «Ничего такого, – ответила я, – здорова и благополучна». Мне показалось, он был разочарован.

Ни Лолы, ни Ивана я ни разу с тех пор не видела. Впрочем, я об этом уже, кажется, говорила.

Я не знала Марту, нас столкнуло всего дважды. Трижды! Она была в трансе, застывшая, неживая, она была как манекен, как кукла… А тогда, в больнице, вдруг взглянула осмысленно! И потом, в палате Паши… Она была разная! Для каждого из нас она была другой. У каждого из нас своя Марта.

Марта – мостик между мирами, считает Галка. Медиум. Она слышала голоса с той стороны и потому сидела неподвижно. Она – монада, божья искра, считает Галка. Она купила себе «Азбуку непознанного» и черпает оттуда всякие непостижимые истории, примеряя их к Марте. Кроме того, Галка благодарный зритель тэвэ-передач на ту же тему, что здорово подталкивает ее и без того богатую фантазию.