Инна Бачинская - Ритуал прощения врага

Кира выслушала капитана Астахова с чувством брезгливости и не задала ни одного вопроса. Сидела побледневшая, полная презрения, до боли сжав губы и сцепив пальцы. И страстно желала только одного — чтобы эта мерзкая история осталась далеко позади…

И с тех пор она каждый день ждала, что Роман придет или позвонит, и они объяснятся, но он все не приходил. Тогда она стала просиживать по несколько часов в парке, полная тоски и страха, что они больше никогда не встретятся.

Неделю назад уехал Игорек — забежал попрощаться, очень спешил, даже отказался от чая. Подарил свою картину — похожую на ту, с лиловыми ирисами, которая всегда ей нравилась. Подержал на руках племянника, что-то нашептывая ему на ухо. Кира с печалью поняла, что у вечного мальчика Игорька появилась, видимо, новая игрушка и новая жизненная идея, и она, Кира, ему больше не нужна. Куда он едет, он не смог объяснить толком — куда-то в глухую провинцию, где много колодцев и вещие животные, и нет ни электричества, ни телефона, так что позвонить ему вряд ли удастся. Добавил, что хочет сменить обстановку и отдышаться от города — цивилизация утомила его, и пообещал вскоре дать о себе знать. Как-нибудь.

— Знаешь, Кирюша, город не для всех, я всегда был здесь чужим, — сказал он, улыбаясь, глядя на нее своими сумасшедшими глазами. — И пришло время мне… уйти. Я всегда думал, что уйти — значит уйти совсем, но, оказывается, это не так! Здесь тоже есть мир! И я ухожу в этот другой мир… там много зелени, неба и воды. И сухих колодцев… сухие колодцы, представляешь? И в них бросают зерна пшеницы, мак и монетки! — Он счастливо рассмеялся.

Игорек всегда был не похож на других. Что значат его слова, Кира не поняла, но заподозрила, что здесь замешана женщина… как всегда в жизни — все перемены в судьбе мужчины связаны с женщиной. Как говорят опытные французы: ищите женщину. На вопрос, когда он вернется, Игорь, улыбаясь, лишь пожал плечами. Кира почувствовала себя одинокой и брошенной. Вчера пришло письмо из Германии из детской клиники — ей сообщили, что их с мальчиком ждут.

«Вот и все, — думала она. — Чем скорее мы уедем отсюда, тем лучше. Игорек уехал, и нас здесь ничего больше не держит». Она повторяла себе снова и снова, что нужно сниматься с места, пора, время торопит, но медлила и каждый день приходила в парк, убеждая себя, что в последний раз…

А Романа все не было.

И однажды Кира решилась. Она убедила себя, что просто обязана попрощаться — они уезжают надолго, кто знает, когда вернутся и вернутся ли. Все-таки они не чужие, не совсем чужие. Она взяла из стола мужа флешку с персональными данными сотрудников «Электроники», нашла страничку Романа Шевченко и долго с пылающими щеками рассматривала его фотографию. На снимке он был печальным и бесцветным, никаким. В жизни он другой, с добрыми глазами и приятным спокойным голосом. Он принес Володечке котенка, а она… истеричка! Он нес Володечку на руках, и сын, который боится чужих и не выносит, когда к нему прикасаются, не протестовал… Роман потерял жену, они вместе учились в школе… однолюб, значит… и теперь все время грустный, переживает. Их встреча на кладбище была как знак, их свели вместе… свел кто-то… Они сидели на низкой лавочке внутри оградки, и он расспрашивал про Севочку, а потом предложил отвезти ее в город… не настаивал, не спросил номер телефона, был такой деликатный…

Она вспоминала, как он принес им мороженое, как потом пришел с коробкой, и она подумала, что это торт, а там был рыжий котенок, и она даже испугалась, когда Роман положил ручку Володечки на спинку котенка… Как они шли вместе по улице, и он нес Володечку, и ей казалось, что все принимают их за семью… И впервые за много лет ей захотелось купить себе новое платье — белое или даже красное, и сбросить навсегда опостылевшее черное. Кира вспомнила, как косилась на витрины с манекенами… Как она могла подумать, что Роман убийца?

Ей приходит в голову, что протест ее там, в парке, был вызван обманом — он обманул ее, он знал, кто она! А вовсе не тем, что он убийца! Мысль эта так поразила и испугала Киру, что она замерла на долгую минуту… Потом махнула рукой — какая разница! Ведь не убийца же!

Она аккуратно переписала его адрес в блокнот, пытаясь представить себе, где находится улица Стрелецкая…

…Кира медленно ехала по пустой улочке, рассматривая номера домов. Здание, где жил Роман Шевченко, было старое, трехэтажное, довоенной еще постройки, какое-то приплюснутое. Она запарковала машину на другой стороне улицы, достала из салона Володечку. Вошла в темный гулкий подъезд и стала подниматься по лестнице. У квартиры номер шесть остановилась передохнуть. Оперлась плечом о стену и задумалась. И вдруг почувствовала, что если сию минуту не позвонит, то не позвонит никогда! Она ткнула пальцем в звонок. В ответ звякнуло едва слышно. Кира стояла с мальчиком, взволнованная, неуверенная, готовая повернуться и сбежать. Она услышала шаги — бежать было поздно. Щелкнул замок, и дверь открылась. Роман молча стоял на пороге с рубашкой в руке — видимо, гладил, — на лице его промелькнула растерянность. Кира, не сводя с него взгляда, шагнула вперед, и он посторонился, пропуская ее. Кашлянул от неловкости, протянул руки, взял у нее мальчика…

…И еще одно знаковое событие! На сей раз в жизни частного детектива Александра Шибаева и адвоката Алика Дрючина. Адвокат купил новый диван! Обитый ворсистой тканью сливочного цвета в мелкую коричневую и зеленую полоску, потрясающе красивый, мягкий даже на вид, он поражал воображение размерами. Когда Шибаев вернулся домой, Алик лежал на новом диване, притворяясь, что спит. Шпана и Макс расположились по обе стороны от Дрючина. В комнате пахло лаком и деревом. Шибаев застыл на пороге, приходя в себя. Потом сказал, справившись с волнением:

— Ну, ты, авокадо, прямо как мать кормящая! Вставай, у меня к тебе деловое предложение!

— Ты классно придумал, Ши-Бон, — произнес Алик, когда они сидели у костра на дачном участке адвоката на Магистерском озере.

Дачный участок — громко сказано! Косячок суши, заросший травой, куда нога человека ступает крайне редко. А дом, известный под кличкой хижины дяди Алика или избушки Бабы-яги, никогда не закрывается — входи и живи на здоровье, добрый человек! Если повезет — поймаешь рыбу! Шибаев был занят ухой — помешивал, пробовал, досаливал. Одуряющий запах лаврового листа, смешанный с запахом влажной травы и чуть болотца, витал над озером. Закат полыхал малиной, а небо над головой уже наливалось пронзительной ночной синевой. Алик резал хлеб и расставлял тарелки. И говорил без продыху — рот не закрывался. Шибаев хмурил брови и молча внимал.

— В городе сейчас жара, воняет асфальтом, придурок Колька пришел пьяный и гоняет свою половину… — нагнетал Алик. — Знаешь, я думаю, будущее за деревней. Мы можем переселиться сюда до конца лета. — Он махнул рукой на хижину. — Представляешь, Ши-Бон, ни тэвэ, ни политики, ни Интернета. Только мобильник. Телефон придется оставить, мало ли… клиенты, то-се. И никаких продуктов из города, кроме хлеба. За домом есть грядка, я видел там лук и какую-то зелень, одичала, правда, зато экологически выдержана. Утречком, часиков в пять, можно посидеть с удочкой. Эх, рыбка, ушица, костерок! Загорим, купаться будем, разговаривать у костра… Эх!

Шибаев слушал, сосредоточенно помешивая ложкой в казанке. Он даже не стал напоминать адвокату, что рыбы в озере то ли мало, то ли вовсе нет, и купить карпиков пришлось в деревне по дороге — не хотел портить ему кайф. Шпана и Макс сидели тут же, щурились на огонь. Тишина стояла удивительная — ни шелеста, ни ветерка, только стрекот цикад. Иногда плескала в озере сонная рыба или выдавала утробное «квахх, квахх!» влюбленная лягушка да шуршала в траве какая-то полуночная живность. Незаметно выкатилась на небосвод яркая луна — стало светло и благостно, как в храме, и вспыхнули воды озера…

— Красота! — выкрикивал Алик. — Ну почему мы так вцепились в этот город? А ведь все просто! Как у классика: «Жить на горной вершине, писать простые сонеты и брать у людей из дола хлеб, вино и котлеты!»

— Это кто? — Шибаев наконец оторвался от ухи.

— Саша Черный! Мечтатель и юморист из Одессы. И о любви тоже писал. Вот, послушай. «Любовь должна быть счастливой — это право любви, — продекламировал он нараспев. — Любовь должна быть красивой — это мудрость любви…» — Алик запнулся. — Забыл, как дальше. Надо же, а ведь знал всего Сашу наизусть, старею, видать… Что-то в том смысле, что не бывает такой любви, в смысле счастливой.

— Значит, не бывает счастливой? — спросил рассеянно Шибаев.

— Не бывает, Ши-Бон, любовь всегда трагична. Любой мужик с жизненным опытом знает, что любовь плохо кончается. Возьми меня, например…