Наталья Андреева - Правая рука смерти

«Кто его остановит? Только я. Софья ничего уже не сможет сделать. Она не выдержала, сломалась. И я сам подсказал, как ее сломать. Я еще могу исправить ситуацию. Все просто: надо пожертвовать сыном. Один звонок – и Берта все поймет. Она начнет действовать. Но она не знает, что в таком случае потеряет сына. Она мне этого не простит. Никогда. Страшный выбор для отца: сын или… А что или? Или все остальные? Кто мне эти люди? Профессиональная этика да, обязывает. Но я не могу… Не могу!»

Марк Захарович прекрасно понимал, что его состояние пограничное, что он немедленно должен взять себя в руки. Вот, оказывается, какое испытание приготовил для него Серафим! Возможность выбора. Сейчас надо выбирать: семья или профессия. Кого спасать, своего сына или чужих людей, пусть даже их будет много? Много жертв, которых можно избежать. Все эти люди ни в чем не виновны, ну, совершили подлый поступок или просто ошиблись, не наказывать же за это так жестоко: смертью?

Ройзен занервничал. Дверь не заперта, можно попробовать совершить побег. Поговорить с охранником, попытаться его подкупить или перевербовать. Былю безоговорочно верна одна лишь Магдалена, остальных здесь держит страх. Серафима все боятся, он жестокий и мстительный, а главное, у него паранойя. Он крайне подозрительный и всех запугивает, чтобы избежать предательства. Но его никто не любит, на этом можно сыграть. Можно и самому позвонить в полицию. Телефон не отобрали у Тамары Валентиновны, надо только найти ее комнату. Или прокрасться в кабинет Быля. Вариантов масса. Ройзен это понимал. Надо что-то делать, но тогда он теряет сына.

И Марк Захарович все не мог решиться. Он рассчитывал, что все сделают за него. Что сам он и его семья выйдут из-под удара. Что они с Серафимом друзья, и Быль не станет убивать друга, он сдержит данное слово. Согласно логике Быля, каждый получает ту кару, которую заслуживает. Все четко, как в аптеке, с точностью до грамма. В чем виноват доктор Ройзен? Что неправильно лечил пациента? В том-то и дело, что правильно! Диагноз был поставлен верно, причем это наследственное! Марк Захарович тщательно изучил историю семьи Былей и пришел к такому выводу. Болезнь Серафиму передалась по наследству, плюс тяжелая психическая травма, нанесенная ему в детстве, которая все только усугубила. Это было ясно Марку Захаровичу как белый день. Он не допустил ни единой ошибки, кроме одной: надо было объявить Быля сумасшедшим и изолировать. То, что сейчас происходит, – наказание профессору Ройзену за излишнюю самоуверенность. Когда, в какой момент произошло обострение болезни? Это уже неважно, потому что он, профессор Ройзен, этот момент упустил. И на очередном сеансе пациент обманом захватил его в заложники.

«Надо что-то делать…» – думал он. И… не делал ничего.

…Они сидели на кухне и пили вино. Теперь, когда не было Татьяны, казалось, что гигантская ветряная мельница, беспрестанно махавшая крыльями, замерла. Ветер стих, и крылья бессильно повисли, наступила благостная тишина. Магдалена нарезала изысканные сыры, разложила на блюде фрукты и принесла из кладовки бутылку французского вина. Ловко ее открыла и разлила вино по бокалам.

– Я хочу отсюда уехать, – неожиданно сказал Быль.

– В Москву?

– Нет, совсем. Теперь, когда я избавился от призраков, ну, почти избавился, можно пожить и для себя. Денег у меня много, есть и любимая женщина, которой я хочу подарить весь мир. Пошло звучит, а?

– Для влюбленной женщины это звучит как музыка.

– Так ты согласна?

– Уехать? Да, конечно.

– Ты не поняла: мы уедем навсегда. Я хочу избавиться от Марка, – жестко сказал он.

– Погоди… Но это не входило в твои планы!

– А что ты предлагаешь? Отпустить его? Он мне этого не простит. Я могу только сбежать за границу, оставив его жить, либо убить Марка и сбежать. Для меня это ничего принципиально не меняет. Жив он или мертв, мне все равно. Он меня обманул.

– А может, он просто ошибся? – осторожно сказала она.

– Постой… Ты что, на его стороне?! Ты на стороне моих врагов?!

– Нет, я только предположила… Любой человек имеет право на ошибку.

– Не имеет! Врач не имеет! Ты хочешь, чтобы я кончил, как моя мать?! – всерьез разозлился он. – Умер из-за врачебной ошибки?

– Нет, я просто спросила.

– Вот и думай в следующий раз, прежде чем спрашивать! Ты меня уже один раз предала! Ты сказала докторше: бегите отсюда!

– Наверное, меня можно простить?

– Можно. Я простил, – он сердито засопел. – Но не искушай меня больше, поняла? Завтра я начну дожимать Тамару. И к Владу надо бы наведаться.

– Поосторожнее с ним.

– Это я уже понял.

– На всякий случай я буду за дверью.

– Я что, ребенок?! – взвился он. – Не надо указывать мне на мои ошибки!

Она потрясенно замолчала. С ее любимым что-то происходит. Что-то непонятное и странное. Он получил все, что хотел. Заманил своих врагов в ловушку и прикончил их поодиночке совершенно безнаказанно. И сначала все было хорошо. К нему вернулся вкус жизни, он вновь стал получать от нее удовольствие, но это ударило ему в голову, как какой-нибудь наркотик. В мозгу у Быля стали происходить химические процессы, возможно, как и у наркомана, необратимые. Он теперь заводится из-за пустяка и, не получив очередной дозы, начинает психовать.

Теперь ему нужна новая жертва. Завтра он примется за Тамару Валентиновну, которая, единственная, Магдалене симпатична.

– О чем ты думаешь? – спросил Быль, впившись в нее зрачками-буравчиками.

– О том, что я тебя люблю.

Он немного расслабился. Она улыбнулась широко, открыто, чтобы усыпить его подозрения. Он последнее время был как волк, рыщущий в поисках добычи. И взгляд у него стал, как у волка, а нюх обострился. Он теперь может убить и ее, если вдруг заподозрит, что она готова спасти кого-то из его смертельных, как он считает, врагов.

«Как же мне спасти Тамару Валентиновну? Ее и… Ройзена. Потому что единственный, кто может помочь и Былю, это Ройзен».

…Тамара Валентиновна шла в кабинет, куда ее пригласила Магдалена, ожидая нового удара. Колени ее дрожали. Мысленно она прокручивала ситуацию: что еще может случиться? Сколько еще будет этих фотографий с надгробными камнями?

– Проходите, присаживайтесь, – отрывисто сказал хозяин кабинета. В руках у него она заметила очередной толстый конверт. И задрожала.

– Еще… что-нибудь?

– Да. Что вы стоите? Садитесь!

Она рухнула на стул.

– Вот оно, ваше кладбище, – он стал раскладывать на столе фотографии. – Этих людей вы убили…

– Не-ет… – простонала она.

– Как нет, когда да? А вот это…Посмотрите. Тот случай, о котором я говорил в нашу с вами первую встречу. Я все ждал, что вы меня вспомните, но потом понял: бесполезно. Их ведь было так много, тех, в чьей смерти вы виновны.

– Перестаньте…

– Вы считаете себя непогрешимой, – сказал он насмешливо. – Да Леночка по сравнению с вами ангел. Чудесная девушка! Невинная! А у вас руки по локоть в крови!

– Хватит…

– Смотрите сюда!

Она нехотя взглянула на фотографию. Так и есть: еще одна надгробная плита.

– Серафима Андреевна Быль… – прочитала она дрожащими губами. И вдруг словно пелена с глаз упала: – Фима, ты?

– Не называйте меня так! – он вскочил. – Я ненавижу это имя!

– Господи, Фима! Как ты вырос! Я тебя совсем не узнала!

– Последний раз вы видели меня двенадцатилетним подростком.

– Ну, конечно! – всплеснула она руками. – Шумы в сердце, дисбактериоз! Что с тобой стало? И как ты… Куда тебя после… – она запнулась.

– После того как упрятали мою мать в психиатрическую больницу? Случилось то, что должно было случиться: меня забрали в детдом. А там с моими шумами в сердце и дисбактериозом мне, прямо скажем, пришлось несладко.

– И ты упрекаешь меня в том, что я поступила так, как надо? – спросила она потрясенно. – Ведь твоя мать была… – она снова запнулась. – Психически больна. История твоего рождения…

– Замолчите! – закричал он. – Не смейте!

– Но… Я прекрасно помню… Она всем говорила о непорочном зачатии. О том, что у нее родился Бог.

– Она просто не помнила…

– Ее, похоже, изнасиловали, а сначала напоили, вот она и придумала эту историю с непорочным зачатием. Она и раньше была странной, как мне говорили старожилы, с раннего детства все книги читала, из дома почти не выходила, потом чуралась мужчин и до сорока оставалась девственницей. А после этой истории с изнасилованием и тяжелых родов в сорок лет болезнь резко начала прогрессировать. Ей понадобилась госпитализация. Я все сделала как надо.

– Неправда. Не было никакой травмы. Все началось с того, что соседи решили завладеть нашими двумя комнатами, – мрачно сказал Быль. – Когда умерла бабушка, они принялись травить мою мать. Хоть я и был маленьким, прекрасно это помню. Они шушукались на кухне, бабка Лизавета и Танька Кабанова, нарочно изводили маму, подстраивали так, чтобы ее поступки выглядели безумными. Да, у мамы имелись странности, но она никому не причинила зла… – он скрипнул зубами. – А они объявили ее сумасшедшей! И подключили вас. Ведь вы были нашим участковым врачом! И это вы вызвали «Скорую», которая отвезла мою мать в психбольницу. Брагин с Кабановой очень ловко вас науськивали, вызывали в такие моменты, когда мать, доведенная ими, отчаянно кричала и рыдала. А вы им поверили, не ей! И не мне!