Мария Брикер - Тени солнечного города

– Не знаю, не могу проследить его систему. Все женщины – разных возрастов, разных профессий, разных типов. Среди жертв есть и высокие, и маленькие, рыжие, брюнетки, блондинки… Из-за того, что все жертвы такие разные, дела эти долго были разобщены между собой. Я первый, кто собрал их в одно, но объединил я их по типу ран, оставленных на теле жертвы после смерти. До сегодняшнего дня я не был уверен, что эти убийства могут быть совершены одним человеком. Получается, ткнул пальцем в небо – и попал в точку!

– Но маньяк всегда совершает убийства, руководствуясь какими-то своими внутренними убеждениями. Что-то общее между жертвами должно существовать, – возбужденно сказала Светлана.

– Конечно, что-то общее должно быть, но только я не могу пока это отследить.

– А что, если дело в нордизме? Знак-то этот из нордической философии! Может, в этом тайный смысл кроется? Нордизм – разновидность расизма, теория, в основе которой лежит утверждение о превосходстве одной расы над другими расами человечества.

– Ну ты даешь! – удивленно посмотрел на Светлану Тимофей. – Какая ты, Свет, умная, а я и не знал. Может, и правда в этом дело?

– Нет, я это проверил с самого начала. Там, конечно, есть женщины разных национальностей, но системы нет, – удрученно сказал Симбирцев. – Завтра поеду в прокуратуру, буду еще раз тщательно все проверять.

– Я с тобой поеду! – взволнованно воскликнула Светлана. – Я точно эту связь сразу пойму. Возьми меня с собой, пожалуйста, Слава!

– Свет, ты даже себе не представляешь, что такое уголовные дела. Это не книжка с картинками. Там сплошные протоколы, написанные сухим специальным языком, – попытался отговорить сестру Симбирцев.

– Ну, Слава, ну, пожалуйста, у меня руки так и чешутся тебе помочь, – ныла Света.

– Нет, Света, даже не уговаривай. Что я начальству скажу? Познакомьтесь, это моя младшая сестренка. Она приперлась, чтобы изучить нераскрытые дела за последние пятнадцать лет, потому что ей очень захотелось поиграть в сыщика.

– Ну и не надо, – обиженно надув губки, сказала Светлана и выключила компьютер.

– Не сердись, Светуль, – ласково запел Вячеслав: он не выносил, когда сестра обижалась, – ты лучше мне в другом вопросе помоги. Попробуй «старую калошу», как ты ее называешь, расспросить поподробнее о ее бывшем ухажере. Чем черт не шутит, мало ли, может, пригодится.

– Элеонору-то? Да вообще никаких проблем, она уже в таком возрасте, что мемуары из ее рта сами собой вылезают, – радостно сообщила Светлана и широко улыбнулась.

– Любишь ты ее, я смотрю, – подколол Слава.

– Эта стерва у меня роль Дездемоны увела! Песок из одного места сыпется, а она все на роли молодух зарится.

– Как же ее режиссер на эту роль утвердил? – удивленно спросил Симбирцев.

– Так она в нашем задрипанном театре единственная, чье имя хоть кто-то может вспомнить. Вот и приходится ему все ее капризы и старческие маразмы выполнять. В следующем сезоне мы будем «Ромео и Джульетту» ставить…

– Ты хочешь сказать…

– Да, да, да, ты правильно понял, – засмеялась Светлана. – На афише придется сделать приписку о том, что наша Джульетта состарилась вместе с нетленными творениями Шекспира.

Целый день Симбирцев провел в муках. Светлана «накрутила» ему с собой на работу дюжину бутербродов, добавила парочку домашних котлет, салат из помидоров, картошку в мундире, но он ни к чему даже не притронулся – аппетит отсутствовал совершенно. Такое поведение собственного организма сильно обеспокоило следователя. На часах уже было четыре часа, а в его желудке со вчерашнего дня ничего, кроме кофе, не имелось. Надо было что-то делать, и он решил заставить себя есть силой, рассчитывая, что аппетит придет во время еды. Разложив на столе угощение, он надкусил котлету, медленно прожевал кусок и отодвинул еду в сторону. Из головы не выходила просьба Кати принести ей краски и кисти. С одной стороны, вполне понятная и невинная просьба, но вдруг эти краски ей нужны для того, чтобы их применить не по прямому назначению? Есть ли в красках что-то, что может дать эффект, схожий с наркотическим опьянением? Для решения этого вопроса Симбирцев решил позвонить криминалисту Кузякину Виктору.

– Вить, ты мне скажи, краски могут дать наркотическое опьянение? – спросил он, как только на том конце провода прогремело громкое «слушаю».

– Какие? – односложно спросил эксперт.

– Художественные, – односложно уточнил Вячеслав.

– Какие? – опять спросил Кузякин.

– Ну что ты как попугай заладил – какие, какие! Я откуда знаю – какие? – возмутился Симбирцев. – Какие-нибудь.

– Так тебе нужно знать, какие могут или какие не могут?

– Какие не могут.

– Акварельные точно не могут. По остальным нужно состав смотреть. А ты что, решил к живописи приобщиться или так?

– Или так. Спасибо, пока.

– Пока… Нет, не пока! Что-то у меня к тебе было… Я и сам собирался тебе позвонить. А, вспомнил! Ту одежду, которая проходит по делу Елизаветы Самариной, изъятую на квартире Екатерины Логиновой, еще кто-то надевал.

– Как это? – не понял Симбирцев. – Как это – еще кто-то надевал?

– Там на рукаве кофты была капелька крови. По группе она идентична крови Екатерины Логиновой, но я для порядка еще биологическую экспертизу провел. Так вот, анализ показал, что там все в норме: это кровь абсолютно здорового человека, который хорошо кушает, ничем не болеет и так далее…

– И что?! Что из этого следует?! – заорал Симбирцев.

– Ты что орешь, охренел совсем? Твоя подозреваемая по делу об убийстве Елизаветы Самариной не может иметь такую кровь, потому что она наркоманка и давно сидит на игле. Так что дальше думай сам – что это значит и как кровь другой женщины попала на эту одежду. Поспрошай, может, она костюмчик этот кому одалживала на время. Теперь пока, – доложил Кузякин и повесил трубку.

Симбирцев потер виски и схватился за котлету. Она исчезла мгновенно, за ней последовала следующая котлета, затем, по порядку, – бутерброды, салат и картофель в мундире – вместе с «мундиром». Опомнился он только тогда, когда понял, что есть больше нечего и очень хочется пить. Еще он понял, что Катя Логинова – такая же жертва, как и Громов, и он совершил ошибку, которую в скором времени собирался исправить. Однако теперь сделать это было очень сложно: улик против Кати было так много, что даже если бы он был на сто процентов уверен в ее невиновности, вытащить ее он все равно бы не смог.

Телефонный звонок застал Симбирцева у двери. Он нехотя вернулся, взял трубку и услышал радостный голос сестры.

– Славка, я выяснила все, что ты просил! Чушь всякую про ее сильную страсть я тебе, понятное дело, рассказывать не буду. Основное – кратенько. Был у нее жених, увлекался он страстно философией всякой разной, в особенности немецкой и французской, но, как она сказала, фашистом он не был, только идея у него была, что мир надо исправить и очистить от несовершенства. Пофилософствовал он – и свинтил от нашей актрисульки, оставив ей на память тату, которую сам и выколол ей на тогда еще молодой ляжке. Свинтил не просто так, а женился на очень богатой девице, которую сам сотворил своими руками.

– Как это? – вытаращил глаза Симбирцев. – Он что, на дочери своей женился?

– Ты чего, совсем отупел, Слава?! – возмутилась Светлана. – Он пластический хирург был: руки – золото! Как сказала Элеонора, из крокодила мог ангела вылепить. Так вот, такого ангела он и вылепил из той богатой дамочки, на которой женился.

– Ну, короче, я все понял, целую, как-нибудь позвоню, – попытался отделаться от сестры Симбирцев, потому что информация его совершенно не заинтересовала.

– Да ты послушай, остолоп, – остановила его Светлана. – Дальше еще интереснее будет! Дамочка наша забеременела и родила девочку, и все, кто эту девочку видел, виновато прятали глаза и отворачивались. Короче, родилась крокодилица, такая же, как и ее мама – до того, как ей рожу подправили.

– Бедное дитя! Только давай ты мне эту трогательную историю потом расскажешь, я из дома тебе позвоню. Мне правда некогда, – раздраженно сказал Симбирцев.

– Одну минутку, Слава! Двадцать лет назад бедную малютку и мать с ней в придачу нашли за городом с десятью дырками в животе. Подозрение пало на мужа, но у него было железное алиби. В день убийства он находился со своим братом Костровым Эдуардом Васильевичем!

– Света! Как же это? Про брата я ничего не знаю! Неужели прокурор… брата своего покрывает?!

– Не знаю, Слава, кого он там покрывает, но пластический хирург Владимир Костров сразу после несчастья, которое произошло с его женой и дочерью, погиб в автомобильной катастрофе – сгорел заживо вместе с денежками своей жены. Поговаривали, что сжег его тесть, потому что не поверил в то, что Владимир Костров непричастен к этому жуткому преступлению.