Нефритовая лошадь Пржевальского - Людмила Львовна Горелик

Коля страшно обрадовался. Слезы высохли мгновенно. Дядя Женя отведет его домой!

– Конечно, отведу, – согласился Ковальков. – Только, видишь, этот дядя пьяный, мне его нужно вначале отвезти на остров, он там живет, я ему обещал. Поедем вместе на остров, а потом домой.

Коля обрадовался. Остров тоже интересно посмотреть, будет потом Петьке рассказывать. А самое главное, дядя Женя – сосед, он доведет его до самого дома.

Евгений поначалу собирался выбросить мальчика вместе с печником из лодки на середине озера, но сделать этого не смог: сердце колотилось, тошнота подступала, слаб оказался. И он решил, что действительно отвезет обоих на необитаемый остров, запрет в пещере отшельника, а там они помрут быстрее, чем их найдут. На острове был заброшенный скит, где лет сто назад жил отшельник. Уроженец Пржевальского, Ковальков знал, что на этот остров иногда заезжают рыбаки, но очень редко. Сам он пару раз плавал туда. «Вряд ли кто приплывет в ту пещеру в ближайшие дни, – думал Ковальков. – Через пару дней навещу их сам, проверю. Утопить никогда не поздно».

И он отвез раненого с ребенком на остров, рассчитывая, что там они сами помрут: без воды, без пищи, в запертой пещере, тяжелораненый, в бессознательном состоянии мужчина и маленький измученный, напуганный мальчик… Они не смогут выжить.

А нефритовая лошадь осталась у него. Как и кому он будет ее продавать, он еще не решил. Это все надо обдумать… Пока что он надежно спрятал статуэтку на груди. Во время всех жутких событий, в лодке с двумя еще живыми людьми, которых он намеревался сделать мертвецами, статуэтка находилась у него под рубашкой, он чувствовал тепло драгоценного камня, иногда тот начинал жечь ему грудь.

Позже, уже в колонии, восстанавливая события, Ковальков понял, что именно тибетская нефритовая лошадь не позволила ему сначала убить печника кирпичом, а потом утопить его и мальчика в озере. Она грела и жгла, вызывая и сердцебиение, и подступающую тошноту при одной мысли об убийстве.

Со времени событий в Боровиках прошло три недели. Тетя Леля так и не уехала в Смоленск. Она была одной из основных свидетельниц по двум уголовным делам: о похищении ее внучатого племянника Коли и об умышленном поджоге деревни Боровики. По первому делу был арестован сосед Кондрашовых Евгений Ковальков: он обвинялся в убийстве, в похищении ребенка и в двух покушениях на убийство – кроме Коли, фигурировал здесь в качестве предполагаемой жертвы Игорь Глухов. По трем делам в совокупности срок Евгению грозил большой. Глухов тоже не мог уехать из Пржевальского в связи с предстоящим судом – проходил как главный свидетель по всем трем делам.

Сучок и Гусь дали признательные показания очень быстро. Оба рассказали, что их нанял сжечь деревню Боровики некий Павел Плескачевский. Этот человек уже много лет отдыхал в Пржевальском – купил здесь дом. Зимой жил в Москве, а летом – в Пржевальском; он говорил, что отсюда, из Слободы, происходили его предки. Обладая коммерческой жилкой, Плескачевский задумал построить собственный пансионат на другой стороне озера. Деревня там малонаселенная, можно было бы договориться о продаже земли, однако мешали оставшиеся избы… Здесь должны были помочь Сучок и Гусь. Осуществлению замысла помешал более всех Игорь Глухов.

Как появился он в Пржевальском? Почему так яростно, рискуя жизнью и свободой, сражался за два уцелевших дома на окраине чужой деревни?

Игорь Глухов родился и вырос в Петербурге. Он был уже известным скульптором, когда в его мастерской произошло двойное убийство. Бывший любовник, придя в нетрезвом виде для объяснения, убил жену Глухова, Асю. Второе убийство совершил сам Глухов: в состоянии аффекта он сильно ударил убийцу жены. Этого оказалось достаточно.

Отсидел Игорь семь лет из назначенных судом десяти. Потом его отпустили за хорошее поведение. В Петербурге у него оставалась младшая сестра, она звала Игоря вернуться в родительскую квартиру. Но у сестры во время его пребывания в колонии уже появилась семья, и Игорь решил вначале встать на ноги, заработать денег хоть на первое время, чтобы не сидеть у сестры и ее семейства на шее. Может, и на квартиру заработает. У него были золотые руки, он прекрасно умел работать с камнем. Снял комнату в Рудне, недалеко от места отбывания наказания, начал получать заказы. Вскоре сумел купить недорогую подержанную машину и стал ездить по окрестным селам – делать печки, строить и ремонтировать дома.

Заказ Натальи Ивановны его чрезвычайно привлек: заинтересовал дом, да и сама печка, которую его звали перекладывать. Окончивший специальный вуз, Жора до колонии подрабатывал в Эрмитаже в качестве научного сотрудника. Дом Натальи Ивановны Аникеевой, так же как и рядом стоящий дом Кузьмича, был прекрасным образцом сельской архитектуры конца девятнадцатого столетия. Строил их, по-видимому, один и тот же человек, очень талантливый, без сомнения. По-хорошему, музею бы эти дома! Печка тоже была произведением искусства, с большим энтузиазмом Игорь решил, что сумеет построить такую же, не испортить замысел строителя. Была и еще одна причина: здесь, в Боровиках, Игорь стал припоминать рассказы бабушки… в детстве он не очень ими интересовался, слушал, как сказки. Бабушка рассказывала внукам, что ее мать, то есть прабабушка Игоря, Марфа Кирилловна, была родом из Слободы. И что будто бы ее мать, жена Кирилла Мельникова Ксения, говорила Марфе, что она внебрачная дочь великого путешественника Пржевальского. В сказки про внебрачную связь прапрабабки с путешественником никто не верил, и это бабушку Игоря обижало.

– Да ты и похож на него! И высокий такой же, и силушки не занимать, и вспыльчивый! – в сердцах говорила она внуку.

Внук смеялся и не верил: мало ли кто на кого похож…

Но что происходила семья из Слободы и задокументированный отец прабабушки Марфы был мельником и мастером-столяром – в этом сомневаться не приходилось.

Поэтому, когда Наталья Ивановна рассказала ему, что дом, как и печь, строил еще до революции ее предок, безземельный крестьянин по фамилии Мельников, прекрасный столяр и охотник, лично с Пржевальским охотившийся, Игорь заинтересовался вдвойне: а вдруг и правда этот Мельников его предок, а Наталья Ивановна – очень дальняя родственница? Однако сообщать ей о своих догадках и домыслах не стал – фантазировать не запрещено, а навязываться в родственники на основании домыслов ни к чему: что там в реальности было, теперь никто не знает. Но дом и печку он полюбил еще больше.

Сожжение деревни Игорь воспринял как личное горе и решил во что бы то ни стало спасти оставшиеся