Клаудиа Пиньейро - Твоя

Думаю, на самом деле мама его купила, чтобы застрелить из него папу, если боевая раскраска и духи не приведут к нужному результату. Только ничего подобного она не сделала — потому что он так и не вернулся. Я взяла револьвер и проверила, заряжен ли он. Как говорила моя мама: «То, что у нас есть, должно работать».

Закончив с револьвером, я открыла первый конверт. У меня задрожали руки в резиновых перчатках. Это были два билета в Рио. Один на имя А. Сориа, то есть Алисии Сориа, Твоей. И второй на имя Э. Перейры, то есть Эрнесто, моего мужа. Это лишний раз доказывало, что отношения их давно лопнули, как воздушный шарик. Эрнесто терпеть не мог пляж и жару. Он никогда и ни с кем не поехал бы в Рио. Даже с Лали и со мной. Я поняла, что эта женщина просто бегала за ним. Конечно же это она и придумала путешествие, и заказала билеты. Так что тот спор, который закончился тем, что Твоя ударилась головой о дерево, наверное, касался именно этой поездки. Билет куда-нибудь в Барилоче[1] мог бы заказать и он. Но в Бразилию — ни за что на свете. Я хорошо знала Эрнесто, я уже больше двадцати лет его знала. Судя по дате на билетах, лететь им предстояло через две недели. Но Божий суд свершился, так что к этому времени, если нам всем повезет, а полиция не станет слишком торопиться, Твоя все еще будет лежать там, где Эрнесто ее оставил.

Я спрятала билеты в сумочку и открыла второй конверт. Такого я не ожидала. В самом деле этого ни один нормальный человек и представить-то себе не может. Сначала я разозлилась. Очень сильно разозлилась. А затем почувствовала жалость. Что еще я могла ощутить, глядя на эти снимки? Черно-белые, совсем небольшие, вроде тех, что щелкают на праздниках, чтобы потом из многих кадров выбрать один. На фотографиях был Эрнесто. Голый. Совсем. И кому это могло прийти в голову — фотографировать Эрнесто в чем мать родила! У Эрнесто есть свой шарм, но только когда он одет! В голом виде у него слишком многое свисает. Ему уже не двадцать лет. Он дряблый со всех сторон. Даже я, его жена, стараюсь не смотреть на него, когда он выходит голым из ванной. Он не кажется мне тогда привлекательным. Одетым — да, одетый — это другое дело. У Эрнесто всегда был хороший вкус, он элегантен. Но тут он сидит на стуле в чем мать родила и смотрит в камеру с эдаким идиотским выражением лица. Неужели ему не пришло в голову, что когда фотографии будут печатать, кто-нибудь в фотомастерской может увидеть его обвисшие булки? Неужели он хотел бы вставить эту фотографию в рамку?

Я еще раз, почти с отвращением, перебрала фотографии из конверта и сунула их в сумочку. Прочее оставила как есть. Но, уже подойдя к двери, я вернулась. Открыла ящик прикроватного столика и взяла револьвер. Не знаю зачем — внезапный порыв. И потом, револьвер всегда вызывает подозрения. Причем серьезные.

Я приоткрыла дверь и убедилась, что на лестничной площадке никого нет. Спускаясь в лифте, я поздравила себя с тем, как удачно все вышло. У меня в сумочке достаточно улик против Эрнесто. Ложных улик, ведь мы с ним оба знаем, что произошел несчастный случай. Важно не то, что есть на самом деле, а то, что об этом могут подумать. Ведь если бы кто-нибудь нашел эти несчастные фотографии Эрнесто и билеты, то было бы сложно доказать его невиновность. Кроме того, от одной мысли о том, что эти снимки могли бы попасть в чужие руки, у меня мурашки по спине бегут. Какой удар для образа добропорядочного мужчины! Но, к счастью, я уже побывала здесь, так что ничего подобного не произойдет.

Не успела я отойти от дома на несколько шагов, как перед подъездом остановилось такси. Из машины вылезла та самая брюнетка с фотографии на стене. Высокая, с длинными волосами. Она была чем-то взволнована. И очень спешила. Такси осталось ждать у подъезда. А она открыла дверь своими ключами и вошла. Если бы я задержалась еще минут на пять, мы бы встретились прямо в квартире. Я поискала место, откуда можно незаметно понаблюдать за происходящим. Напротив дома был бар, туда я и направилась. Выбрала столик у окна. Подошел официант и встал рядом со мной. Я заказала кофе — не потому, что хотела что-нибудь выпить, а просто чтобы поскорее избавиться от него. Он продолжал смотреть на меня, на мои руки. Я тоже взглянула на них и увидела, что я до сих пор в резиновых перчатках. «Вот прокол — так спешила, что забыла снять», — подумала я. Под столом сдернула перчатки и положила в сумочку. Официант развернулся и ушел за кофе.

Через некоторое время из дома вышла брюнетка, разговаривая с каким-то мужчиной, по виду здешним консьержем. Она выглядела обеспокоенной. Мужчина качал головой и тоже выглядел обеспокоенным. Проводил ее до такси, открыл дверцу машины. Брюнетка протянула ему визитную карточку, села в такси и уехала.

Когда официант принес кофе, мне все уже стало ясно, и можно было идти. А парень явно разозлился. Он был довольно неуклюж, и внешность у него тоже не очень: седые волосы до того длинные, что их можно собрать в хвост, и абсолютно черные усы. Урод. Хуже того, он случайно задел ногой стол, и половина сахара из сахарницы просыпалась. Я протянула ему деньги и вышла, даже не притронувшись к кофе.

Было прекрасное солнечное утро, и я прогуливалась по Ривадавиа, размышляя и никуда не торопясь. С моей шелковой юбки при каждом шаге все еще падали крупинки сахара, я заметила это и немного расстроилась. Отряхнула юбку и снова попыталась сосредоточиться. Вернулась к своим размышлениям. Если не ошибаюсь, то в эту игру я играю не одна. И если брюнетка обеспокоена исчезновением своей «знать-бы-кого», то мы с ней пойдем по одному пути. Пока что у меня есть несколько часов форы, но я не имею права на ошибку. Дело становится более трудным, но и более захватывающим.

Я зашла в салон и сделала депиляцию. Как говорила моя мама, «женщина должна выходить на улицу с гладкими ногами и в чистых трусах». И тут она права. В этой жизни надо быть готовой к чему угодно, всего предусмотреть невозможно.

Никогда не знаешь, что с тобой может случиться.

— И что ты будешь делать?

— Не знаю.

— Говорю же тебе, этот документ…

— Какой документ?

— Тебе же сказали, что если ты несовершеннолетняя, то они тебе ничего не сделают?

— Пау, а еще нам не должны продавать пиво и пускать в ночные клубы…

— Ой, Лали, ты же не пиво покупаешь…

— И что? Купить можно все, были бы деньги. Это все равно что пятьсот бутылок пива.

— Пятьсот?

— Принесу деньги, и они все сделают, если будет оплачено.

— …

— Мне назначили на двадцатое.

— Ой, как близко…

— Ага…

— Так ты своим предкам ничего не будешь говорить?

— Нет, не буду.

— …

— Мой отец какой-то странный, думаю, он что-то подозревает.

— Да?

— Вчера он заглянул ко мне в комнату поздно ночью. Я притворилась, что сплю.

— И?

— Он плакал.

— Плакал?

— Мне так показалось.

— Не думаю, что он знает…

— Он мог подслушать наш разговор.

— Но он бы тебе сказал…

— Не знаю.

— …

— …

— Нет, все-таки вряд ли. Послушай, Лали, твой отец не стал бы говорить все эти глупости, которые он говорит на собраниях по поводу путешествия, если бы знал, что с тобой случилось.

— Да, тут ты права.

— …

— Но я волнуюсь за своего отца. Он плохо выглядит… А вдруг это из-за меня?

— Не накручивай себя. Я думаю, твой отец ничего не знает.

— …

— …

— Я купила себе курточку.

— Да? А какую?

— Пуховик. Потому что другая была слишком тонкая, и я в ней замерзну.

— Да, я тоже думаю надеть пуховик. Как ты думаешь, одной куртки хватит?

— Я еще возьму с собой кожаную куртку, на вечер.

— Да, ты права, не стоит все время ходить в одном и том же.

— …

— А берцы ты себе наконец-то купила?

— Отец дал мне денег, но я лучше их приберегу. Чтобы набрать две тысячи.

— А…

— …

— …

— …

— Думаю, я смогу одолжить тебе сотню-другую.

— О'кей.

— А у Ивана ты денег не попросишь?

— Нет.

— Каким же козлом он оказался!

— …

— И сколько тебе не хватает?

— Пятьсот с чем-то.

— Что же ты будешь делать?

— Украду.

— Прикалываешься?

— Нет, украду их у матери.

— Но она же заметит.

— Да, только никому об этом не скажет.

— Поче…

— Потому что она сама ворует деньги у моего отца.

— …

— У нее есть тайник в гараже, за кирпичом.

Я вернулась домой. Прежде всего спрятала свои трофеи в гараже, в той самой дырке в стене. Не забыв надеть резиновые перчатки. Револьвер туда не поместился, так что в результате я оставила его в багажнике своей машины, под запасным колесом. Больше никаких особых дел у меня не было, оставалось только вымыть посуду после завтрака и немного убраться в доме.