Светлана Алешина - Все началось с нее (сборник)

– А вы действительно можете помочь? У вас большие знакомства? – Мария Ильинична резко развернулась лицом к Ларисе и посмотрела на нее с уважением.

– Я постараюсь, – сдержанно ответила Лариса. – Просто у меня большой опыт частных расследований.

– Вот как? – недоверчиво посмотрела на Ларису мать Сергея.

– Да, и я хотела бы с вами поговорить.

– И что же?

– Для этого я сделаю неожиданный и резкий ход в общении – во благо вам. В такой ситуации лучше не рассусоливать, откуда и что появилось в ванной, а отвлечься и резко переметнуться.

– Что вы имеете в виду? – удивилась мать Панаева.

– А как вы сами думаете? Куда мы переметнемся? – заговорщически подняв бровь, спросила Лариса.

– Не знаю, – растерялась Мария Ильинична.

– Но прежде чем начать разговор, я хочу договориться, чтобы он происходил наедине.

– Мне что, выйти? – спросил Сергей.

– Я надеюсь, это не нанесет тебе смертельной обиды? – с провоцирующей иронией поинтересовалась Котова.

– Нет, конечно, – с вызовом, резко, ответил Панаев и быстро вышел.

Из другой комнаты тут же послышались возмущенные возгласы, которые, едва он вышел, обрушились на Панаева, и его ленивые отрывистые реплики в ответ.

Мария Ильинична с Ларисой остались вдвоем.

– Теперь вы догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить? – спросила Лариса.

– Должно быть, о Сергее? Ну что ж, давайте, – неожиданно быстро, но вполне предсказуемо для Ларисы согласилась мать. – Может быть, это в самом деле перебьет и отвлечет меня.

И вдруг она почти выкрикнула:

– Если вы хотите знать мое мнение, то лично я думаю, что все это дорогая теща подстроила. С нее станется! Она же, сука, и разбила им семью. Вы только подумайте: его посадят, а Верка с этим евреем въедут сюда и будут жить! А Сережа все это потом и кровью добывал.

– Я вас прекрасно понимаю. Вы сейчас чувствуете боль, обиду, может быть, несправедливость… Правильно ли я вас понимаю? Если неправильно, то скажите – как правильно.

– Чего ж неправильного? Все правильно! – более мягко ответила Мария Ильинична.

Лариса, почувствовав изменение в атмосфере разговора, деликатно произнесла:

– Давайте лучше вспомним детство Сергея.

Мария Ильинична вздохнула.

– Что ж, начинать прямо с того, были ли тяжелы роды?

– Можно начать еще более издалека, – предложила Лариса. – С того, как вы познакомились с будущим отцом Сергея.

– Ну, слушайте, хотя не знаю, чем это вам может помочь, – нехотя начала Панаева. – С Митькой, ну то есть отцом Сергея, я познакомилась на ткацкой фабрике: он там наладчиком работал, а я – ткачихой. Митька тогда учился в институте заочно на инженера. Ну, и как все молодые, сначала встречались, на танцы ходили, потом он замуж позвал, я и пошла. А что мне было теряться? В молодости он знаете какой был! Красавец, умница, а родители мои – люди степенные, простые. Они были не против. Все-таки интеллигентный парень, не какой-нибудь шаромыга. Да разве ж я тогда знала, какой он кобель окажется! Ведь ни одну юбку не пропускал. Тут еще Ирка у нас родилась – она на два года старше Сережки, я после родов, тяжелая вся. Так он – нет чтобы жену пожалеть, роман завел с потаскухой.

– Вы знали о похождениях вашего супруга?

– А кто ж не знал-то?! – Мария Ильинична недовольно встряхнула головой, от чего затряслись большие золотые сережки с рубинами. – Весь район знал! Если сама не догадываюсь, так бабы придут, доложат. Мол, твоего видели – то с секретаршей директора, то еще с какой-нибудь лахудрой фабричной путался. А уж про курорты и командировки я молчу! Там сам бог велел, как говорят. То-то он в Крым любитель был ездить. Там же все гулящие и собираются, а мужики все холостыми становятся на целый месяц. А с секретаршей-то директорской постоянно крутился. Это как вторая жена у султана. Да что говорить без толку – сучка она безотказная, на передок слабая, прости господи. А он к таким так и льнул. Кобель, одним словом! – подытожила Мария Ильинична.

– А Сергей знал о том, как вел себя отец?

– Да уж, наверное, знал. У нас одна в подъезде жила – слепая, глухая, а и та знала. Что же он, не видит, что папаша с сотрудницами под ручку домой возвращался? А уж когда начальником цеха стал – так совсем петух в курятнике. Цех-то – одно название, женсовет, одним словом. Каждую пощупать хочется, а те дуры и рады. Правду говорят, что на ткацкой одни разведенные да неустроенные работают. А он, кобелюга, всех обслужить рад. Даже на 23 февраля в стенгазете на него дружеский шарж был: «Самый любимый начальник». Не знаю, может быть, от этого у них перевыполнение плана было. Но Сережка даже если что и знал, так никогда не говорил. Он характером в меня, в нашу породу. Знает, а мать никогда расстраивать не будет.

– А как сложилась судьба дочери? – осторожно спросила Лариса.

– Ой, детонька! – завопила Мария Ильинична. – Пропащая она у меня!

– Как это? – уточнила Котова.

– Ну как? – Она развела руками. – Пока молодая была, так все по танцулькам, по ресторанам, по компаниям ходила. Везде ей рады были. Курить начала в двадцать лет. Я уж и билась с ней, а толку никакого. Видно, отцовская кровь гуляет. У нас в роду таких шалав не было. Да это бы все ничего, мало ли кто в наше время, как это сейчас говорят, жизнь прожигает. Да только подруги все замуж повыходили: семьи, детей завели. А моя красавица, – Мария Ильинична махнула рукой и прослезилась, – мужа себе не нашла, а может, и не искала, и малыша даже без загса не родила. А я, может, внуку бы порадовалась…

– Я понимаю, как вам было трудно, – посочувствовала Лариса. – Но у вас была отрада, вдохновение старости – внук Коля.

– От сына – это одно, а от дочери – другое… Чай, двоих рожала, – категорично возразила Мария Ильинична. – Сейчас многие без загса живут. А она у меня, как стрекоза из басни: лето красное пропела, оглянуться не успела – а уж и сорок лет. Ребеночка, может, и хочет, да поздно!

– Но ведь некоторые и позже рожают.

– Да уж… Не вовремя баба собралась. Всему свое время, – вздохнула Панаева. – Да и врачиха-гинеколог говорит – из-за абортов у нее бесплодность. Видно, доля такая.

– Разве нельзя найти себе другое утешение? Хобби, например…

– Да какое там хобби! – вскричала Мария Ильинична. – Любимое увлечение – водку пить!

– Она что, алкоголичка? – удивилась Лариса.

«Так-так, ничего страшного, сейчас мы ее размягчим разговорами о родственничках – похоже, один другого хлеще: муж-кобель да дочь-шалава. Главное, не забыть о цели – детстве Сергея, – подумала она про себя. – Как бы это сделать помягче и не в лоб, чтобы она не почувствовала давления и не встала в стойку?»

– Да нет, она не пьянчуга какая-нибудь, вы не подумайте, – продолжила Мария Ильинична. – Но с горя бывает, с подружкой – есть у нее такая же одинокая – сядут, запрутся в комнате и за рюмкой молодость вспоминают. Расплачутся – ведь красота и счастье женское – все в прошлом осталось. Одна вот у меня надежда на Сергея – словно свет в окне для меня. И вот случай вышел – спаси, господи, душу мою грешную!

Мария Ильинична неистово перекрестилась.

– На меня тоже Сергей производит благоприятное впечатление, и мне кажется, что он оправдает ваши надежды, – неожиданно твердо сказала Лариса. – А позвольте узнать, какие надежды вы с ним связывали?

– Да Сережа таким ласковым мальчиком рос, добрым, помню – прижмется ко мне, я его глажу по головке, а он как котенок мурлычет… Какое там человека убить – он и жуков в детстве жалел! Один раз чуть даже не ударил одноклассника, когда тот пытался оторвать кузнечику крылья, – с дрожью в голосе произнесла Мария Ильинична. В этот момент дверь вдруг открылась, и на пороге появилась сухощавая женщина в джинсах и вязаной кофточке.

– Мама, там Сергей с Вероникой скандалят! – воскликнула она.

Лариса поняла, что это и есть старшая дочь Панаевой. Мария Ильинична тотчас же порывисто вышла из комнаты. А Ирина судорожно затеребила золотой крестик на груди и опасливо поглядела на Котову.

– Присаживайтесь, Ирина, – сказала с улыбкой Лариса. – Ваша мама о вас очень лестно отзывалась. – Моя мама? – искренне удивилась Ирина.

– Вас это удивляет?

– Честно говоря, да.

– В экстремальных ситуациях люди меняются, – лукаво произнесла Лариса. – Да вы присаживайтесь, у меня к вам есть несколько вопросов, если не возражаете.

Ирина присела на краешек стула и ссутулилась.

– Каких вопросов? – совсем растерялась она.

– О вашем брате, его детстве…

– А какое это имеет сейчас значение? К тому же я не умею рассказывать!

Лариса сама до конца не могла четко сформулировать – почему она задает именно эти вопросы, вроде бы не имеющие никакого отношения к случившемуся. Раньше она бы принялась скрупулезно выяснять, кто был в квартире ночью, ехала бы к участникам вечеринки, сопоставляя их показания, – словом, делать то, что сделал бы любой оказавшийся на ее месте сыщик. Но Ларису не оставляло ощущение некоей театральности и экстравагантности – ханская наложница в ванной, неуравновешенный Панаев со своей склонностью к малолеткам. Было что-то подозрительное во всем этом. Она все-таки очень мало знала об этом человеке. А то, что он знаком с убитой, – это было почти очевидно. Только вот убивал ли он ее или нет – это вопрос.