Бульдожья хватка - Роберт Бейли

— Профессор, считаете ли вы, что сегодня отомстили юридической школе за то, что пять месяцев назад вам пришлось уйти в отставку?

— Профессор, хотите ли что-нибудь сказать в адрес юридической школы или университета?

Вопросы сыпались со всех сторон, Тома слепили вспышки камер. Для подобного внимания он совсем выдохся.

На помощь пришел Хейнс: он поднял руки и переключил внимание на себя.

— На все ваши вопросы Профессор ответит в свое время. Но как его поверенный скажу, что я рекомендую ему не отвечать на вопросы о юридической школе, потому что с ее представителями нам предстоит серьезный разговор.

Бо стал прокладывать путь сквозь толпу, за ним шли Том и вся его свита.

Том уже почти вышел из окружения любопытных, но тут до его слуха долетел один вопрос:

— Профессор, как шестидесятивосьмилетнему преподавателю права, который борется со смертью и который не выступал в суде сорок лет, удалось добиться крупнейшего вердикта в истории Западной Алабамы?

Чувствуя, что адреналин на исходе, Томас Джексон Макмертри повернулся, взглянул на людей и перевел взгляд с их жаждущих лиц на журналистку, задавшую этот вопрос. Это была та самая, что накинулась на него сразу после его ухода в отставку. Над только что бурлившей толпой нависла полная тишина.

Том переглянулся с идущим рядом судьей Хэнкоком и негромко спросил:

— Что всегда говорил Август в вестерне «Одинокий голубь»?

Кок улыбнулся, расплылся в улыбке и Макмертри. Он повернулся к журналистке и ответил ей словами отставного техасского рейнджера Августа Маккрея:

— Чем старше скрипка, тем слаще музыка.

На северной оконечности фермы Хейзл Грин между двумя вишневыми деревьями укрылось семейное кладбище Макмертри. На площадке шесть на шесть метров — три надгробных плиты. Том постоял возле каждой, провел пальцами по буквам.

По пути из дома Профессор сорвал свежие дикие цветы, которые так любила Джули, и сейчас он положил их на ее могилу, как и на могилу мамы и папы. Чуть отойдя назад, он взглянул на прекрасное голубое небо, вдохнул аромат цветов. Потом повернулся и подошел к краю площадки, где лежала еще одна могильная плита.

Маленькая, без дат, даже без фамилии. Том утер слезу и посмотрел на камень, под которым покоился его друг. Надпись была кратка и красноречива.

— Первый раз меня цитируют на памятнике.

Том повернулся на звук знакомого голоса. Это подошел Боцифус и положил огромную руку на плечо Профессора.

— Хотите рассказать? — спросил он негромко.

Макмертри кивнул, и ком подкатил к горлу, когда он вспомнил тот день — мир лишился всех красок.

— Когда мне сделали последнюю процедуру, сюда приехал Рик и попросил меня помочь ему в деле Уилкокс… — Помолчал, вытер глаза. — Я сначала отказался. Решил, что не потяну. Слишком стар. Слишком болен. Пошел в дальнюю прогулку, ружья с собой не взял. На ферме все тихо, но дикие звери иногда забредают. Помнишь, как кричала рысь?

— Помню, старый пес. Вы еще сказали, что они безвредны.

— Обычно так и есть, — сказал Том, искоса глядя на друга. — Но попадаются бешеные…

Глаза Бо расширились.

— Со мной был Массо, — продолжал Том. — Для него прогулка тоже оказалась утомительной, и когда я остановился у ручья, даже подумал, что назад его придется нести. Массо был стар. — Задрожали губы. — На полдороге к ручью он стал прихрамывать, но я не остановился. В общем, он уснул, и тут я что-то услышал сзади. Тот самый пронзительный крик, какой я только слышал. Сразу понял — рысь. Обернулся — точно, желтая рысь с черными пятнами. Килограммов на двадцать. Для них это много. — Том помолчал. — На зубах — пена. Я понял, что дело плохо.

— Ах, черт, — прошептал Бо.

— У меня и времени совсем не было, — сказал Макмертри. — Эта тварь на меня кинулась, а я еще об камень споткнулся. Наверное, ударился головой, потому что на миг потерял сознание.

Том остановился, вытер глаза и снова посмотрел на могильный камень.

— Что было дальше?

— Нечто немыслимое. Я очнулся в полном порядке, если не считать легкой боли в затылке. Зверюга меня не тронула. — Макмертри сделал паузу. — Но как такое возможно? Она уже летела на меня с горящими от бешенства глазами. Я огляделся — рыси нигде не видно. Тут я понял, что нет и Массо. — У Тома защемило сердце, но он продолжал: — Я походил вокруг и увидел их метрах в тридцати — пристроились около дуба.

— Их? — Бо поднял бровь.

— Сначала я не понял, что именно вижу. Понял, что рысь мертва — ее хвост торчал из-под чего-то красного. Подошел ближе, и оказалось, что красное — это Массо. Он был весь исцарапан, белая шкура стала красной от крови.

— Но… но как… — начал Хейнс, но Том его прервал:

— Массо держал рысь за глотку, а глаза его были закрыты. Он сжал челюсти и так их и не разжал.

Негр присвистнул:

— Вот это да.

— Ему было тринадцать лет, он уже собирался на тот свет, и вот — загрыз двадцатикилограммовую бешеную рысь.

— А он был еще… когда вы его нашли…

На глаза Тома накатились слезы, но ему удалось их сдержать.

— Я заговорил с ним. Сказал: «Массо, это я. Я…» И он открыл глаза и зарычал зловещим басом, какого я в жизни не слыхал. И испустил дух. Все это время он держал рысь за глотку. Не меньше часа… Он завалился на бок рыси и лежал, не шевелясь. Я погладил его пасть, он меня лизнул. А потом…

Макмертри закрыл лицо рукой и дал волю слезам.

— Ему надо было удостовериться, что с вами все хорошо, и только тогда он позволил себе умереть.

Том кивнул.

— Он дал бой, Бо. Как ты и сказал.

— И вы дали бой вслед за ним.

— Как ты и сказал.

Хейнс улыбнулся.

— Неудивительно. Бульдога видно по хватке.

Они вернулись к дому, и разговор перешел на будущее.

— Какие новости из Таскалусы? — спросил Том.

После процесса он уступил настойчивым просьбам Бо — нанести юридической школе ответный удар. Хейнс написал совету директоров письмо: Том ушел в отставку под принуждением, поэтому его нужно немедленно восстановить на кафедре, а все