Элизабет Джордж - Горькие плоды смерти

Музыка стихла. Зато грянули аплодисменты, которые затем не стихали еще несколько минут. Кто-то крикнул: «Бис! Бис!», и этот крик был подхвачен добрым десятком голосов. Музыка заиграла снова. Барбара же понятия не имела, что это такое. Явно не Бадди Холли[21], подумала девушка и была вынуждена признать, что по части музыки она полный профан.

Потом она зашагала по улице дальше.

В окнах квартир внутри эдвардианской виллы, позади которой притулилось ее крошечное жилище, горел свет – за исключением квартиры на первом этаже, окна которой вот уже несколько месяцев оставались темны. Короткая дорожка вдоль боковой стороны дома была освещена – как и полагается, сработали сенсоры, включившие свет в тот момент, когда Барбара направилась к своей «норе хоббита». Над крыльцом ее дома никакого дополнительного освещения не было – лампочка перегорела еще несколько месяцев назад, и у сержанта все не доходили руки, чтобы ее заменить. Впрочем, ей было не привыкать. Нащупав нужный ключ, она без особого труда вставила его в замок. Пара секунд – и она уже дома.

Надо сказать, что Хейверс порядком устала и проголодалась, но желания что-то готовить у нее не было. Поэтому, подойдя к шкафчику, в котором она держала запас своих любимых тартинок, Барбара принялась перебирать упаковки в надежде найти начинку, которую она еще не пробовала. Ага, вот «сахарная корзиночка». Девушка тотчас представила себе осуждающий взгляд Уинстона Нкаты. Впрочем, сегодня его рядом не было, и она с чистой совестью открыла упаковку. Вытащив оттуда пару тартинок, засунула их в тостер, поставила на плиту чайник, достала из коробки последний чайный пакетик и бросила усталый взгляд на почту, которую в ее отсутствие доставала из ящика ее соседка, миссис Сильвер, вечно ходившая обмотав голову полотенцем.

Почта представляла собой обычный комплект счетов и квитанций. «Может, перестать оплачивать телевизионную лицензию?» – подумала Барбара, однако тотчас же отбросила эту крамольную мысль. Как-никак она законопослушный член общества… Кроме квитанций, обнаружились три предложения обзавестись кредиткой, а еще одно – частной страховкой, чтобы избежать ужасов Национальной системы здравоохранения. И, наконец, там была открытка-конверт в виде сидящей под зонтиком панды. Адрес был написан незнакомой рукой. Сержант вскрыла конверт, и внутри оказалась записка.

«Чао, Барбара! Твой адрес я попросил у Томаса Линли. Он дал его мне. Надеюсь, у тебя все хорошо. Я также приезжаю в Лондон с Марко и Бьянкой на четыре дня, когда Рождество. Мы вместе заниматься английским. Бьянка на нем говорит хорошо. Я не очень. Если будет время, мы бы тебя увидели. А также Томаса и достопримечательности Лондона. Напиши мне, если хочешь нас увидеть? Как ты видишь, я учу английский с тех пор, как ты была в Лукке».

Ниже стояла подпись: «Сальваторе». Полностью – Сальваторе Ло Бьянко. А Марко и Бьянка – это его дети. Хейверс познакомилась с ними весной, во время своей сумасшедшей поездки в Тоскану. Именно благодаря Сальваторе Ло Бьянко ее друг Таймулла Ажар и его дочь Хадия – те, что когда-то жили на первом этаже дома, позади которого стоял крошечный домишко Барбары, – сумели уехать в Пакистан. Вот только стоит ли им там оставаться? Может, Сальваторе Ло Бьянко ей это скажет? Она с радостью встретилась бы с ним и его детьми в Лондоне. Помнится, итальянец ей понравился…

С поджаренной тартинкой в руке девушка подошла к автоответчику. Тот мигал, явно желая ей что-то сообщить.

– Рассказал маме про твой гуляш, – услышала она голос Нкаты. – Когда она перестала хохотать, то сказала, что ты должна походить к ней на уроки, если хочешь научиться готовить. Перезвони мне, хорошо? Кстати, Барб, она это совершенно серьезно.

Следующим был голос Доротеи:

– Знаю, знаю. Я сказала вам: «Подумайте и дайте мне знать». Хотя на самом деле я хотела сказать вам, что уже нашла класс. И, главное, где? В Саутхолле! Согласна, чечетка – это, конечно, не танго и не вальс, зато подумайте, какой бесценный опыт мы получим, если займемся ею. Плюс карри. Обещаю вам, там будут тонны карри. И никаких угрызений совести, потому что, прежде чем предаться чревоугодию, мы сожжем с вами уйму калорий. Уфф, кажется, все! В общем, подумайте. Про автобиографию и все такое прочее.

Барбара покачала головой и усмехнулась. Интересно, подумала она, как назвать подобную форму человеческих контактов – как вторжение в частную жизнь или же как приобщение к чему-то новому? Решать было ей самой.

Она уже было решила прилечь на диван, где ее ждал недочитанный любовный роман, брошенный перед отъездом в Дорсет, когда внезапно ее взгляд упал на пакет, который сержант бесцеремонно засунула с глаз подальше после неудачной вылазки за шмотками в компании Доротеи Гарриман. Казалось, что это было в прошлой жизни, и она почти – но не совсем – забыла про тот злополучный день. Забыла же она вот что: вещи, которые купила для нее тогда Доротея – брючки, жакет к ним и блузку.

Хейверс потянулась за пакетом, вытряхнула его содержимое на диван и была вынуждена признать, что все это смотрится очень даже неплохо. Не совсем то, что она выбрала бы для себя, но, наверное, так и задумывалось. И ей вовсе не обязательно надевать все это на работу.

Стряхнув с себя то, в чем она проходила весь день, Барбара примерила обновки. Все вещи пришлись ей впору. Странно, подумала она, откуда Доротее известен ее размер? Судя по всему, когда дело касалось одежды, у секретарши их отдела был глаз-алмаз.

Барбаре пришлось встать на унитаз, чтобы увидеть себя в зеркале в полный рост, и когда она это сделала, то поняла: цветовая гамма выбрана на редкость удачно. Как и фасон. Нет, это просто поразительно! Оказывается, она очень даже может в этом ходить на работу. Конечно, кое-кто из коллег непременно отпустит за ее спиной остроту, но это в порядке вещей. Ведь это не самое худшее в этом мире – давать коллегам повод для шуток. Кстати, равно как и прислушиваться к мнению начальства по поводу дресс-кода. Нет, конечно, она и дальше предпочла бы руководствоваться исключительно собственными вкусами, но ведь новые шмотки можно рассматривать как новый жизненный опыт, или как там выразилась Доротея. Ей действительно стоит задуматься о своей автобиографии.

Не считая одного телефонного разговора, Линли не общался с Дейдрой целых четыре дня. Но даже и в том случае общение свелось к минимуму. Томас спросил, упоминал ли он, что теперь она живет почти рядом с его коллегой Барбарой Хейверс. Кстати, это было не что иное, как предлог, чтобы ей позвонить. После этого вводного вопроса оба по возможности избегали затрагивать личные темы, ограничившись профессиональными. Так, например, Трейхир рассказала, что была против программ разведения животных в неволе для нужд зоопарков, что привело к конфликту с несколькими влиятельными членами совета директоров. Со своей стороны, Линли доложил об успешном завершении расследования в Дорсете. Правда, он все еще ходил вокруг суперинтенданта Ардери на цыпочках, после того как уговорил кембриджскую полицию помочь ему привлечь к расследованию Барбару Хейверс.

Но, по крайней мере, Хейверс и Нката смогли выдать результат, пусть даже в самый последний день перед тем, как должны были вернуться в Лондон.

И так далее в том же духе. Инспектор понимал, что они оба старательно обходят стороной больную тему. По всей видимости, понимала это и его собеседница.

«Я люблю тебя» – эта фраза буквально повисла в воздухе.

Этим вечером Томас поужинал дома в Белгравии, однако обнаружил, что в конце дня одиночество стало ему в тягость. Да, он еще должен был прочесть утренние газеты, просмотреть корреспонденцию, перезвонить сестре… Ах да, и нужно было решить, что делать с приглашением Саймона и Деборы Сент-Джеймс поужинать с ними.

– Честное слово, Томми, я не буду готовить. Просто нам очень хочется познакомиться с Дейдрой, – сказала ему Дебора.

Всем этим полицейский мог бы заняться, как только съел свой ужин. Увы, единственное, чего ему хотелось в данный момент, – это увидеть Дейдру Трейхир.

И он позвонил ей. Он не стал выдумывать предлоги. Не стал врать.

– Мне кажется, нас занесло не туда, – сказал он. – Можно к тебе прийти?

Вообще-то время для визитов к кому бы то ни было уже позднее, однако ветеринар не стала возражать.

– Я скучала по тебе, – добавила она. – Неделя была убойной. Впрочем, они все такие. Ты мог бы стать лекарством от моих сомнений в том, правильно ли я выбрала себе место работы.

– Подковерные интриги в зоопарке? – догадался инспектор.

– Да, подковерные интриги в зоопарке. В любом случае, приходи. Ты где-то рядом?

– Вообще-то я в Белгравии.

– Что ж поделать? В Белгравии так в Белгравии. Но если не боишься больших расстояний, то я буду рада тебя видеть.

И Томас отправился к ней. До этого у него было четыре дня на размышления о том, что ему делать с собой и своей любовью к Дейдре, и как любовь к ней – да и вообще, любовь как таковая – вела к ожиданиям, которые он, если честно, предпочел бы не замечать. Главными из них были те, что коренились в детстве и юности этой женщины и в том, что она время от времени пыталась донести до него по поводу своего детства и юности, которые, как ей казалось, по-прежнему сказываются на том, кто она такая.