Мишель Бюсси - Пока ты не спишь

Мальчик лет четырех подбежал к их столику и вскарабкался на колени к матери, едва не опрокинув стаканы с коктейлями. Ему не терпелось увидеть, как из двигателей «Вулкан» вылетят огненные струи, поднимая «Ариан» в воздух.

– Конечно, родной. Мы для того и пришли.

Ребенок радостно рассмеялся, спрыгнул на пол, схватил вытертую плюшевую крысу и помчался между столиками к сетке ограждения, откуда была отлично видна вся стартовая площадка.

Макс сделал несколько больших глотков мохито и спросил:

– Сколько ему? Четыре?

– Скоро будет пять… То дополнительное условие я выдвигаю ради него. Мне нужен любовник, ему – отец.

– И одно неотделимо от другого?

– Никак…

– Торг неуместен?

– Верно.

Макс искренне расхохотался, открыл айфон и подтолкнул его по столу к собеседнице:

– Сожалею, Энджи, я уже ангажирован. Представляю вам Селесту, Кома и Арсена, три, шесть и одиннадцать лет соответственно, а также их маму Анну-Веронику. Я их обожаю. – После чего поднялся, взял свой стакан: – Hasta la vista, senorita[93].

Взглянув на мальчика, который залез на пластиковый стул, чтобы лучше видеть через колючую проволоку, Макс посоветовал:

– Позаботьтесь о себе, Энджи. Подарите сыну звезды, он этого заслуживает. – И послал ей воздушный поцелуй. – А отцов на свете хватает, уж вы мне поверьте.

Энджи смотрела вслед мужчине, пока он не исчез в глубине холла. Потом перевела рассеянный взгляд на столики: за каждым сидели мужчины, они смеялись, играли, расслаблялись, предавались мечтам.

Аманду Мулен приговорили к четырем месяцам тюремного заключения. Ни ей, ни ее адвокату даже не пришлось заявлять о «пределах допустимой обороны» при убийстве Алексиса Зерды.

Срок она получила за другие правонарушения: незаконное присвоение личности, бегство с места преступления, попытку похищения.

Сидела Аманда в исправительной тюрьме Ренна. Первые две недели ей каждое утро после прогулки приносили письмо со штампом Потиньи, от Йозефа и Марты Люковик.

Аманда не распечатывала конверты. Никогда.

Она знала, что в них. Фотографии Малона, одни и те же. Рассказ о том, как он проводит дни. Адвокат сразу сообщил ей, что Малон не умрет. Димитри и Алексис Зерда подделали отчет из клиники Жолио-Кюри.

Крошечная трещина в его мозгу действительно существовала, сводя практически на нет моторику и реакции возбудимости, но ни одна жизненная функция не была затронута.

Аманде было все равно. Если честно, она бы предпочла, чтобы Малон умер. Чтобы все закончилось. Пусть ей дадут гвоздь, простыню и табурет, и она повесится.

Через три недели ее вызвали на свидание с социальным работником. Молодая женщина объяснила Аманде, что судья по делам несовершеннолетних вынес решение, лишив Люковиков права опеки над ребенком. Йозеф и Марта не имели никаких родственных связей с мальчиком, поэтому его отправят в медико-воспитательное заведение, где он будет содержаться весь срок ее заключения.

– А что потом?

Собеседница Аманды молча опустила глаза и подвинула к ней бумаги. Аманда подписала не читая.

Постановление судьи предусматривало еженедельное посещение ребенка в присутствии официального лица.

Через семь дней Аманду привели в комнатку без окон размером три на три метра и оставили наедине с Малоном и молодой воспитательницей.

Все десять минут свидания мальчик смотрел на муху, сидевшую на стене за спиной матери. Соцработник сначала задавала вопросы: «Вы не возьмете его на руки? Не поцелуете? Ничего не скажете?» – потом замолчала и больше никогда ни о чем не спрашивала.

По средам Аманда не сопротивляясь ехала на встречу с сыном. Все происходило в полной тишине – даже муха больше не жужжала.

Малона всякий раз сопровождала другая сотрудница, и именно это обстоятельство заставило Аманду проявить эмоции. Малон не какая-то там ненужная вещь, чтобы передавать его с рук на руки.

Душа Аманды начала медленно оживать.

К ней вернулась надежда. Пройдет еще несколько недель, и она выйдет на свободу. Ей отдадут Малона. Она примет его таким, каков он есть. И будет о нем заботиться.

За неделю до освобождения судья распорядился провести дополнительные обследования Аманды и Малона. Она полдня отвечала на вопросы тюремного психолога, а ее сына на два дня положили в педиатрическое отделение профессора Лакруа, того самого хирурга, который оперировал его после падения с лестницы.

Утром Аманда встретилась с врачом. Он заставил ее прождать целый час, хотя пациентов в коридоре не было и никакой ребенок не играл в углу в «Лего». В приемной шушукались и хихикали три секретарши.

Когда доктор наконец принял ее, то сразу сообщил, что имел долгую беседу с судьей и высказал ему свое мнение.

Малон должен содержаться в специализированном учреждении.

Мальчику необходимы регулярный уход и лечение.

Аманда может видеться с ним так часто, как пожелает…

– Верните мне ребенка, – попросила Аманда. – Пожалуйста, профессор…

Врач не ответил. Он вертел в пальцах изящную серебряную ручку и не удосужился достать из пластиковой папки, которую принесла Аманда, разрешение забрать Малона домой. Подписать документ мог только Лакруа.

– Прошу вас, доктор…

В голосе Аманды не было и тени враждебности.

Вместо ответа он подвинул к ней медицинскую карту сына. Она рассеянно ее перелистала, заранее зная, что не увидит ничего нового. Состояние больного без перемен. Когнитивная активность и реакции отсутствуют.

– Это для блага ребенка, мадам Мулен, – счел нужным уточнить нейрохирург. – Малону будет лучше в медицинском учреждении, против вас я ничего не имею…

Аманда не слушала. Ее взгляд привлек логотип филадельфийской Университетской клиники Харпера. Она знала его. Единственная лаборатория в мире, где «чинят» мозги: имплантируют новые аксоны на поврежденные нейроны. «Команда из тридцати дипломированных нейрохирургов, уникальное медицинское оборудование». Большой парк, список знаменитостей – целых три колонки! – оперировавшихся в клинике, – текст рекламного буклета. И неважно, что никого из них во Франции не знают.

Стоимость операции 680 000 долларов.

– Надеюсь, вы понимаете, что я очень вам сочувствую, мадам Мулен… Вам и вашему сыну. Но я не могу рисковать. После того, что случилось…

Врач улыбнулся, и Аманда возненавидела спесивого ублюдка с дорогой ручкой, цена которой наверняка составляет тысячную часть от стоимости операции.

В доме у сквера Мориса Равеля ничего не изменилось. Все соседи торчали в окнах: возвращение Аманды стало для округи бесплатным развлечением. В комнатах было пусто, холодно и пыльно. На полу – след от бамбукового ковра и засохшие пятна крови. В рамке на стене, украшенной сердечками и бабочками, висели стишки в честь Дня матери.

Аманда так обессилела, что даже плакать не могла.

Следующие три дня она никуда не выходила, ничего не ела и почти не спала. Пришедший почтальон понял, что корреспонденцию из почтового ящика никто не забирает, открыл калитку и постучал в дверь, чтобы лично вручить Аманде письмо из Французской Гвианы.

Она налила себе кофе, села за кухонный стол и вскрыла конверт.

На первой странице было всего два слова.

Для Малона.

И подпись.

Энджи.

Десять строк на второй странице, написанные женским почерком, Аманда прочла по диагонали.

Энджи просила прощения за то, что не подавала о себе вестей, объясняла, что отправила посылку в Венесуэлу, что имела дело с ювелиром из Антверпена через голландского посредника, что было очень сложно переправить «товар» клиентам в Сингапуре, Тайбее, Йоханнесбурге и Дубае…

Все это не имело значения.

Важна была только последняя строчка.

Две буквы, цепочка цифр и имя.

CH10 00230 00109822346

Ллойд & Ломбард, Объединенный Банк Цюрих

Марианна решила ни в чем себя не ограничивать.

Позову всех и обязательно напьюсь!

Она купила торт и украсила его свечками.

Воткнула сорок штук.

Марианна приказала себе забыть о разговоре с сотрудниками отдела собственной безопасности, о грядущем позоре и весьма вероятном увольнении, надела обтягивающую майку с надписью No Kids на груди и порхала от одного гостя к другому со стаканом в руке, повторяя:

– За свободу!

Ж. Б. появился поздно вечером, под руку с молоденькой девицей в джинсовых шортах и топе цвета «фуксия» до пупка. Лейтенант прятал за спиной бутылку шампанского – решил сразу отпраздновать развод и залить горе по поводу отказа в совместной опеке.

Парочка погостила недолго, потом Лешевалье поцеловал Марианну в лоб, шепнул, что они с Лорин встречаются в клубе с ее друзьями, и голубки упорхнули.

Часа в три ночи начали расходиться остальные, к пяти в квартире остался только Дед. Повсюду грязные стаканы, недопитые бутылки, раздавленные птифуры, одноразовые тарелки с едва початыми кусками торта.