Дарья Донцова - Сволочь ненаглядная

Посидев минут пять на диване, я сползла на пол, нашарила тапки и пошла бродить по комнатам. Кирюшка мирным образом спал. Под головой у него лежала лишь маленькая подушка, беленькая, в розовой наволочке. В детской клубилось невероятное количество вещей – книги, одежда, дискеты… Невыключенный компьютер мерцал «звездным небом», на клавиатуре высился ворох фантиков, и все было засыпано крошками от чипсов. Но подушечки с кошкой не было. Не нашлась она и у Сережки в спальне, Юлечка из-за больной ноги сейчас спит отдельно, и я не стала соваться в «гостевую» комнату.

У Кати тускло мерцал ночник. Она отложила толстый том «Патологии щитовидной железы» и поинтересовалась:

– Что случилось?

– Ничего, – быстро заверила я, окидывая взглядом помещение, – вот подушечку свою ищу, без нее не могу заснуть, низко.

– Возьми эту, – предложила Катя и показала на кресло.

– Нет, – покачала я головой, – хочу ту, с кошкой.

– Извини, я ее отдала.

– Кому? – помертвевшими губами спросила я. – Зачем?

– Нине из соседней квартиры. К ней гости обвалились, да не один человек, а сразу четверо. Вот она и попросила подушку взаймы.

Я ринулась на лестничную клетку. Нина очень милая женщина, и мы частенько пьем друг у друга чай. Еще я всегда одалживаю у нее соль, сахар и муку, а она бегает к Катюше с разными медицинскими проблемами. Сын Нины, Вадик, учится с Кирюшкой в одном классе, и это нас очень сблизило.

– Лампа? – удивилась Нина, распахивая дверь, но потом хорошее воспитание взяло верх, и она спросила: – Хочешь чаю?

Но мне было не до китайских церемоний.

– Где моя подушка?

– Какая?

– Велюровая, с кошкой.

– У Владьки под головой, видишь ли, тут такой форс-мажор приключился, – зашептала Ниночка.

Но я не стала слушать и ткнула ей в руки мягкий, набитый пухом мешок.

– Возьми эту, отдай ту.

– Но они одинаковые по размеру…

– Отдай, не могу заснуть!

Ниночка пожала плечами и принесла требуемое. Я почувствовала, как разжимается невидимая «рука», стискивающая желудок.

– Вот, – хихикнула Ниночка, – получи свою подушку, и впрямь хороша, кошка хоть куда.

Честно говоря, киска и впрямь была очаровательной. На темно-бордовом велюре выделялось полосатое рыже-белое тельце. Горло Мурки украшал яркий оранжевый бант.

– Давай, – выхватила я у Нины из рук сокровище.

Соседка хмыкнула и спросила:

– Слышь, Лампудель, мне Катерина еще одеяло дала, ватное, синее, тоже заберешь?

– Зачем?

– Ну, может, ты без него глаз сомкнуть не можешь, – откровенно издевалась Нинуша.

Ничего не ответив, с гордо поднятым носом я вернулась к себе и улеглась, засунув «киску» под голову.

Утром, когда домашние мирно пили кофе, я выползла на кухню и сообщила:

– Кто тронет эту подушку – убью!

– Почему? – изумилась Юля.

– Я могу спать только на ней, иначе мигрень начинается.

– Предупредила бы сразу, – вздохнула Катя и понеслась в прихожую.

Минут десять все толкались в поисках курток, обуви и перчаток. Наконец они ушли, и через секунду во дворе запикали сигнализациями машины. Если я чего и не понимаю, так это зачем ставить охранные устройства на наши автомобили. У Сережки белый «Форд» 1978 года выпуска. Задние двери распахиваются с трудом, а передние, наоборот, отходят при каждом удобном случае, еще регулярно отваливается глушитель, а багажник открывается, только если его предварительно треснуть кулаком по крышке. У Катюши старая «копейка» с абсолютно ржавыми крыльями и отвалившимся бампером, руль у этого, с позволения сказать, автомобиля ходит не только по кругу, но еще и вверх-вниз, словно штурвал у истребителя, и опять же беда с глушителем. Юля в декабре тоже купила себе кабриолет.

– Надоело ругаться с Сережкой, – объяснила она, – проси его вечно отвезти, лучше иметь свой.

Теперь наш автопарк украсился «Мерседесом», сделанным в 1980-м. «Мой персик» – любовно зовет колымагу Юлечка. Машина и впрямь имеет цвет этого сочного фрукта. Ездит красавец на дизельном топливе, жутко воняет и тарахтит, но новоявленная автомобилистка очень горда и совершенно счастлива. Незадолго до случая с ногой она предложила мне:

– Давай, Лампа, поехали на рынок!

Честно говоря, я побаиваюсь ездить с домашними, все время жду, что автомобили развалятся на ходу. Поэтому предпочитаю передвигаться на общественном транспорте.

– Не надо, дома все есть!

– Ерунда, – отрезала Юля, – купим впрок овощей: картошку, капусту, лук. Пользуйся, пока у меня время свободное.

– Отдохни лучше, – попыталась ускользнуть я, – почитай книжечку, телик посмотри, я чудно на «Автолайне» съезжу.

– Глупости, – фыркнула Юля и велела: – Бери сумки и спускайся.

Поняв, что легче согласиться, чем спорить, я покорно подхватила авоськи и села в «Персик». Первые несколько минут все шло прекрасно, но тут Юлечка щелкнула каким-то рычажком, и из-под капота раздался жуткий, леденящий душу стон.

– Что это? – спросила я, холодея от ужаса. – Что?

Как ни в чем не бывало накручивая баранку, Юлечка преспокойно пояснила:

– Мышь попала в вентилятор!

– Кто?

– У меня под капотом мышиное гнездо, – пояснила Юля, – иногда кто-нибудь из грызунов и попадает под лопасть.

– Ужас!

– И не говори, потом трупы убирать приходится.

– Немедленно останови, – приказала я, чувствуя, как к горлу подбирается тошнота.

– Зачем? – удивилась Юлька, но затормозила.

– Сейчас же открой капот и выгони несчастных животных!

– Что ты, – замахала руками Юля, – на дворе минус двадцать, замерзнут, бедняги!

– А так погибнут в муках!

Внезапно она уткнулась лицом в баранку и принялась хохотать.

– Ну и что тут смешного? – возмутилась я.

– Ох, Лампец, – бормотала наша журналистка, вытирая выступившие слезы. – Ну нельзя же быть такой доверчивой!

– Ты хочешь сказать…

– Посуди сама, откуда в машине возьмутся мыши, да еще в моторе!

– А стон?!

– Я печку включила, она холодная, вот и воет, смотри.

И Юля, плавно тронувшись с места, опять щелкнула чем-то. Вновь по салону разнесся невероятный, полный смертельной муки крик.

– Часто она так? – спросила я, поеживаясь.

– Каждый раз, пока не согреется.

Слушая непрекращающийся, рвущий душу стон, я приняла твердое решение: в следующий раз на рынок – только пешком. Лучше тащить на себе двадцать килограммов, чем леденеть от ужаса.

Дождавшись тишины, я утащила трубку к себе в комнату и принялась звонить. На этот раз Колосова откликнулась моментально:

– Алло.

– Извините, мы не знакомы, но мне очень нужно найти Рагозина Николая Федоровича.

Анна Константиновна помолчала. Потом поинтересовалась:

– Кто вы? Представьтесь.

– Евлампия Андреевна Романова.

– Мне это ни о чем не говорит, – сухо сказала дама. – Зачем вам Рагозин?

– Трудно объяснить, но очень нужен!

– Приезжайте, – коротко сообщила дама и продиктовала адрес.

Анна Константиновна походила на сельскую учительницу. Простое, круглое русское лицо с бесформенным носом. Возраст дамы определялся с трудом: то ли хорошо выглядящая пятидесятилетняя тетка, то ли рано состарившаяся девушка. На голове – дурацкая химическая завивка, та самая, когда волосы начинают походить на шерсть больного барана. Брови неаккуратными дорожками спускаются к вискам, к ним явно никогда не подбирались с пинцетом. Кожа на лице тусклая и будто грязноватая, а фигура напоминает мешок, набитый мукой.

– Раздевайтесь, – холодно велела хозяйка.

Я повесила куртку на крохотной вешалке и вошла в комнату. Из груди вырвался вздох удивления. На столе стояли сразу два компьютера, чуть поодаль принтер, факс и еще куча каких-то приборов, мигающих разноцветными лампочками.

– Так зачем вам нужен Николай?

Поколебавшись секунду, я выдала душераздирающую историю. Лежала в больнице вместе с Настей Звягинцевой. Та скоропостижно скончалась, оставив письмо, которое нужно передать Рагозину. На конверте указан адрес: Мирославская улица, но там проживают какие-то студенты…

Анна Константиновна тяжело вздохнула:

– Значит, Настя умерла! Много горя принесла она Коленьке…

– Почему?

Колосова повертела в руках зажигалку, потом вытащила коробочку «Золотой Явы» и сообщила:

– Они учились вместе в институте. Николаша был влюблен в нее, словно подросток. Просто сох, таскал букеты, конфеты.

Но Звягинцеву кавалер не интересовал. Тогда Николай решил стать лучшим другом Насти и в этом амплуа весьма преуспел. Настенька держала парня за душевную подружку, советовалась с ним по поводу одежды и макияжа, таскала с собой по магазинам. Коля покорно носил сумки, варил кофе, утешал подругу…

У Насти не было никаких родственников, кроме старенькой бабушки, маленькой, тихой, как мышка, старушки. Родители девушки увлекались горными лыжами, и их накрыло лавиной, когда ей не исполнилось и двух лет.