Юлия Климова - Здравствуйте, я Ваша золушка

    Познакомились они семь лет назад во дворе. Она неподалеку от детской площадки изо всех своих скромных сил выбивала ковер, а он шел с работы домой и… залюбовался. Красивая женщина. Необыкновенно красивая! И необъяснимо воздушная, трогательная. Федор Иванович даже не сразу сообразил, что познакомиться просто, нужно только подойти и предложить помощь – минут пять он не двигался с места, впитывая волшебный образ, а потом все же осмелился…

    И замуж Марию Дмитриевну он позвал довольно быстро (через три месяца), и она согласилась – легко, радостно. В его квартире сразу же образовался уютный порядок, кухня пропахла пирогами и другими вкусностями, постиранное и отглаженное белье стопочками разлеглось на полках шкафа, оторванные пуговицы, дырки в карманах канули в прошлое. Но не эти благоприятные перемены делали его счастливым, а просто она была рядом – воздушная, трогательная. Длинные каштановые волосы, неизменно собранные на затылке в небрежный пучок (уже седина в них путается, а красоты не меньше), глаза глубокие, теплые, руки полные, гладкие, движения мягкие, женственные…

    Пять лет душа в душу, а потом…

    Федор Иванович загулял – ни с того ни с сего, по глупости. Он и сам потом не мог понять, на фига ему понадобилась медсестра из поликлиники?! Ляпнул по старой привычке комплимент – и закрутилось… А та еще шустрой особой оказалась – быстренько организовала встречу и на следующий день рассвистела о случившемся всем, кому только можно. Нет, Федор Иванович вины с себя не снимал, наоборот, судил себя самым страшным судом и ругал весьма крепкими словами, но – обратно стрелки часов не повернешь и факта измены не исправишь. Стыдно было возвращаться домой и противно было смотреть на свою физиономию в зеркало.

    А «добрые люди» не дремали и неприятную новость до Марии Дмитриевны исправно донесли. Она только спросила: «правда это или нет?», а он побледнел, покраснел и не посмел солгать. Машенька не стала обсуждать его постыдный поступок, не стала заламывать руки или нещадно бить тарелки и чашки. Никаких охов и вздохов. Она собрала вещи и ушла. Подала на развод и попросила больше ее не беспокоить.

    Федор Иванович еще долго надеялся на прощение и все же беспокоил (еще как беспокоил!), но потом понял – бесполезно. Его Машенька такое простить не могла.

    Он сердился («ну и ладно! подумаешь!»), отчаянно горевал («как же я без нее, голубушки?»), придумывал оправдания собственной глупости, ругался извилисто на себя и кратенько на всех остальных, а потом наступил новый период – период апатии, который сменился напускной бравадой, а уж потом пошло-поехало… Вот только вечерами, когда в домах загорался свет, Федор Иванович брал бинокль и шел к окну. Как там его Машенька? Читает или готовит? Что читает? Что готовит? Иногда ему казалось, будто он слышит шелест страниц, иногда ему мерещился аромат вкуснейших блюд, иногда…

    – Пора, – повторил Федор Иванович и вскинул бинокль, как охотник вскидывает ружье.

    Поставив локти на подоконник, он поймал нужную картинку и замер. Мария Дмитриевна – его милая Машенька, привычно суетилась на кухне. На лице волнующая улыбка, в руках то тарелка, то салатник, то вилка. Прямое бирюзовое платье с белыми манжетами и воротничком (о! он помнит это платье, оно надевалось только в торжественных случаях), волосы уложены непривычной волной… А за столом сидит мужчина… И, вроде, белые гвоздики торчат из вазы.

    – Это еще что такое… – пробормотал Федор Иванович, не веря своим глазам. – Это еще что такое?!

    Открыв глаза, Сашенька несколько секунд удивленно смотрела на закопченную дверцу печки, затем подскочила и закусила губу. Это не сон! Она в лесу, в чужом доме! Провела ночь на стареньком диване под пропахшей костром телогрейкой… кажется, телогрейки вчера не было…

    Сергей… Где он?

    Половица за спиной коротко скрипнула.

    – Проснулась?

    Сашенька обернулась и увидела Сергея. Он стоял около двери. По-прежнему небрит, по-прежнему в черном свитере и… опять с топором в руке.

    – Дрова рубили? – спросила она, испытывая приступ неловкости.

    – Рубил. Сейчас поедем в Москву, так что собирайся. Чайник на печке, если хочешь…

    – Нет, спасибо.

    Он пожал плечами и, подхватив с кресла мятые вещи, вышел. Тяжелые шаги раздались за стенкой справа, затем громыхнул стул и что-то упало на пол.

    «Наверное, он не маньяк, – улыбаясь, подумала Сашенька и опустилась на мягкий край дивана, – и, возможно, не бандит».

    Сегодня все было по-другому: солнечное утро, никакого страха и надежда. Та самая надежда, которая помогала собирать сумку, подталкивала сначала к автобусу, а затем и в лес. Пусть с приключениями и задержкой на целую ночь, но она доберется до Москвы. А там… а там видно будет!

    Выехали они через двадцать минут – джип, вальяжно переваливаясь по кочкам, устремился к шоссе. Сашенька проводила взглядом небольшую деревеньку, золоченое поле, паутину серо-коричневых тропинок и, утонув в кожаном кресле, принялась мысленно напевать детскую песню. Рифмованные строчки сами всплыли в памяти, и отвязаться от них удалось, только когда до Москвы осталось километров тридцать. Ля-ля-ля, ля-ля-ля… Вроде, пейзажи за окном уже не были такими живописными – то тут, то там мелькали придорожные кафе, магазины, заправочные станции и прочие торговые «толкучки», но на душе было светло и празднично. А еще внутри, огненным оранжево-красным осенним листком, подрагивала благодарность Сергею. Он помог ей. Просто так.

    Сашенька покосилась в его сторону и тут же переключила внимание обратно на холмы и деревья. Он хороший и ни капли не страшный.

    – Тебе не дует? Я могу закрыть окно.

    И еще заботливый.

    – Нет, не надо.

    – Куда тебя отвезти?

    Сашенька назвала адрес Элеоноры Борисовны и вновь посмотрела на Сергея. О чем-то он все время думает? И хмурый. Интересно, откуда у него шрам над бровью?..

    – Подрался в детстве, – сухо произнес Сергей, точно прочитал ее мысли.

    – Что? – не сразу поняла она.

    – Ну, ты же смотрела на мой шрам.

    На щеках Сашеньки вспыхнул румянец, и она поторопилась отвести глаза. И чего она на него уставилась? До Москвы осталось совсем чуть-чуть… В окно надо смотреть. В окно!

* * *

    У Элеоноры Борисовны она никогда не была, но знала, что та живет в центре неподалеку от метро «Пушкинская», и как только в окне мелькнул величественный памятник поэту, сердце екнуло.

    – Подъезд какой? – спросил Сергей, сворачивая в один из дворов.

    – А уже приехали?

    – Да. Вот этот дом.

    «Ой!» Сашенька на миг закрыла глаза и глубоко, бесшумно вздохнула – до самостоятельной жизни остались считанные минуты.

    – Наверное, первый подъезд. Квартира двенадцатая…

    Машина резко остановилась, дверные замки приветливо щелкнули.

    – Больше одна по лесу не гуляй, – усмехнулся Сергей, вылезая из машины. – Особенно по вечерам.

    – Спасибо вам, большое спасибо, – затараторила Сашенька, опять краснея. – Извините, что вам пришлось побегать за мной… я же не знала, что вы…

    «…нормальный», – закончила она уже про себя.

    – Ничего страшного, это было даже забавно, – донеслось в ответ.

    Сашенька тоже выбралась из машины и оглядела дворик. Чисто, зелено, хотя разве сравнишь эти мелкие бархатцы, торчащие из квадратной кирпичной клумбы, с цветами, растущими в ее саду? Да и трава редкая, а макушки деревьев обрублены. Странно, осень здесь еще не вступила в свои права: желтые пятна листвы – пока редкость.

    – Держи, – Сергей протянул сумку и добавил: – удачи.

    – Еще раз спасибо.

    Сашенька задрала голову вверх и посмотрела на окна – где-то там, где-то там… Она подошла к подъезду и обернулась. Отчего-то по сердцу скользнула тоска и в душе дернулось острое желание вновь оказаться в уютном кресле машины, рядом с Сергеем.

    «Я просто трусиха, – решила она, поднимаясь по широким ступенькам. – Элеонора Борисовна добрая и приятная женщина, она мне поможет».

* * *

    Элеонора Борисовна воскресным утром страдала от приступов депрессии, раздражения и мигрени.

    Пусик – ее супруг, опять работал до трех часов ночи, усыпал пеплом новый бежевый ковер (между прочим, китайский, ручная работа – шерсть плюс шелк), разлил на столе коньяк и утром убежал на работу, проигнорировав приготовленный завтрак (между прочим, яичница со шпинатом и отварная телятина).

    Мусик – ее сын, вообще не пришел ночевать. Позвонил в двенадцать, сказал, что останется у Лизы (наглая дылда с бесстыжими глазами!), добавил: «Мамуля, ты у меня классная» и бросил трубку. Да, она у него «классная» и именно поэтому отправилась в его комнату и устроила обыск (должна же она – лучшая мать на свете, знать о своем чаде все!). Но делать этого, конечно, не стоило… Под подушкой чада она обнаружила номер отвратительного журнала, в ящике стола – стопку фотографий призывно улыбающихся особ (и это… его девушки? он их коллекционирует, что ли?). Под матрасом – пачку сигарет (весь в отца!). За шкафом – полбутылки виски (опять в отца!). В кармане джинсов – презервативы (хорошо это или плохо? есть над чем подумать…).