Корреа Эстрада - Золотая сетка

Теперь расхлебывай…

– А я, Костя, не бегаю за чужим умом, своего хватает.

– А нам плевать, кто сетку делал: ты или дед.

– А с какой стати я должен тебе свою работу отдавать?

– Отдашь сейчас – треть с оборота. Не отдашь – хуже будет.

– Как это?

– Отдашь за здорово живешь.

– А тебе яйца не виноград? Тебе не сказали, как тут некоторые меня искали?

Самому хочется? Напугал ежа голой задницей.

Костя от такого разговора даже кепочку сдвинул на затылок – до того опешил. С ним так давно уже никто не хамил. Кроме начальства, разумеется.

– Рожа корявая, – сказал он проникновенно, – ты что, того?

– Дружище, ты тут не в России. И я не должен ничего ни тебе, ни Диме, ни кому бы то ни было. Совет тебе на прощание: иди учиться. Московский университет, факультет вычислительной математики. Умный будешь, сам сетку напишешь, тогда и пользуйся на здоровье. Прощай!

И развернулся спиной, а Максим отсек его, став в позицию затычки.

Кольке сказал, что если еще раз выпендрится, за уши выдеру.

Мария была встревожена:

– Они же и в Гавану за нами попрутся!

Но я не велел паниковать:

– Этот рейс последний за день. А там нас Кувалда встретит и устроит лежбище.

На том и успокоились.

Кувалда встретил нас сразу за стойкой контроля. За голову схватился при виде количества барахла, а потом расхохотался:

– Я-то думал, будете смеяться над моим грузотакси! А оно как раз кстати!

Но смеялись мы до упаду: предприимчивый приятель спроворил нам вместо такси советский грузовик, "Газон".

– Какая вам легковушка! А тут самое оно: барахла-то сколько!

Мы закидывали барахло в кузов, кроме привезенного в подарок телевизора: его я водворил в кабину на сиденье и лишь при этом обнаружил, что к коробке привязан талон не от моего билета.

– Макс, ты телевизор забирал?

Он легкомысленно махнул рукой:

– Я смотрел на последние цифры, а они, видишь, одинаковые. Телевизоры же одной марки. И не вспомнят те, с кем перепутали.

Я посмотрел: кто-то из Кито привез такой же "Панасоник", какой мы тащили из Майами. Я даже мельком припомнил то, что на ленте конвейера таких коробок стояло целых три. И тоже махнул рукой: что их менять, и правда одинаковые, и правда не вспомнят. Ох, если бы так и было! Но об этом потом.

Вот так, впятером поверх груза в кузове, триумфально въехали мы на Остров Свободы. Московские гаишники от такого в осадок бы выпали, а здешние и ухом не вели: не к такому привыкли. По нужде закону применение. Грешно и глупо ставить человеку в вину то, что он виснет на подножке, если до дома двадцать километров, а следующий автобус то ли через полдня, то ли вообще его не будет.

Кувалда дурачился, балагурил, представил нас своей маме, угостил шикарным обедом, то есть скорее ужином, а сам нет-нет да и поглядывал на нас с Максимом, пытаясь угадать, что нас заставило поднять задницы? Он знал, что в Москве у нас осталась небольшая, но вполне процветающая лавочка. В отпуск, что ли?

В этом духе он примерно и высказался, когда мы остались одни. Объяснения он получил исчерпывающие. Нам требовался надежный человек, а надежному человеку надо доверять.

– Ньо! – только и сказал Кувалда. Жалко, меня с вами не было. Я бы вписался в компанию, я же по этой части тоже кое-чего стою. А то, знаешь ли, насточертела жизнь по карточкам. Социализм или смерть- не слишком роскошный выбор.

– Смотри, – предупредил я, – компания наша вместе с деньгами нажила кучу приключений на свои задницы. Можешь считать, что мы тебя в компанию уже пригласили. Но у нас там, сзади – стая бульдогов. Догонят – больно покусают. И тебя за компанию к нашей компании, прости за каламбур.

– А это мы посмотрим, – ухмыльнулся здоровенный красавец мулат и посмотрел на свои кулаки, сложенные на столе. Из-за них он и был назван Кувалдой В общем, со старым другом столковались без проблем и по справедливости. На Кубе слишком специфические условия жизни, чтобы можно было там затеряться без надежного местного проводника.

– Найдешь такое место, где можно переждать несколько месяцев, может быть, год?

Лечь на дно, как по-русски говорится.

Кувалда ухмылялся:

– У нас говорят: забананиться. Ну, знаешь, как живет специальная лягушка в банановом стебле: хорошо, тепло, сыро, сытно, и никто не видит. Ну, так это запросто. Снять дом на пляже где-нибудь в Баконао. Там их вдоль побережья видимо-невидимо, таких домиков, и в каждом по такой вот семейке, жаждущей уединения. Жизнь почти дармовая, наблюдение минимальное. Русские туда не ездят, они тусуются в местах покруче, вроде Варадеро. Девчонки, правда, черноваты, но попки!

Кто о чем, Кувалда о бабах.

– Я пас, я женат. Нет, такая глушь не годится Мальчишке нужна школа.

Маурисио помрачнел.

– Это сложно. Даже не представляешь, до какой степени. Вы даже не представляете, сколько придется пройти бюрократических процедур! Уйма контор, в каждой сидит вот по такой морде, каждая морда требует свои справки, каждая из которых противоречит всем остальным и себе самой. Раньше ваш мальчишка эти препоны прошел, потому что он имел статус. Член семьи советского специалиста – таких уйма. А сейчас? Просить вид на жительство? Матерь божия Дель Кобре, вы представляете эту волокиту? Мало того, вы засветитесь в посольстве, туда при таком раскладе не миновать заглянуть, а также в управлении миграции, и там тоже обивать пороги. А куда пойдут первым делом братки, начав вас искать? Ну-ка, с двух попыток? Правильно, посольство и управление миграции. И это именно те места, где уже завелись компьютеры.

В общем, Иван, брось затею со школой. Пусть лучше мальчишка пропустит год.

Парень, как я погляжу, не безмозглый. Учебники я ему соберу, и пусть занимается самостоятельно. Неужели так трудно объяснить ученику второй ступени, что непонятно, и надавать по макушке, если будет отлынивать?

Это был замечательный ход из разряда нестандартных. Мы его сразу оценили, особенно Колька,- несмотря на угрозу лично его макушке. Мария засомневалась было – порядок есть порядок. Но мы ее убедили. К великой радости братца, в припадке восторга сделавшего стойку на небитой пока макушке и дрыгавшего в воздухе ногами.

И в это время раздался негодующий вопль с многоярусными причитаниями. Вопила и ругалась донья Лаура, Кувалдина мамаша, стоя на просторной лоджии. Квартира располагалась на первом этаже, от земли пол лоджии отстоял хорошо если на два метра, и ни решеток, ни остекления в таком простонародном районе столицы не полагалось. Собственно, в таких квартирах нечего было красть. Но тут – нашлось.

Пока младший Кувалдин брат с азартом настраивал новый телевизор, его мама, оценив габариты и крепкую конструкцию упаковочного картонного ящика, напихала его всякой всячиной и вынесла на лоджию, плотно прикрыв. Потом занялась своими делами, потом зачем-то снова вышла на лоджию – а нового сундука со старой рухлядью нет, как не было!

Под горячую руку всем попало: воришке, позарившемуся на коробок, правительству, у которого народ так обнищал, что тащит у соседа перегоревший утюг и две пары стоптанных башмаков, упрятанных в импортную картонку, Америке за эмбарго, России за пособничество мировому империализму – никого не обидела, не забыла. Виртуозно ругалась, любо-дорого послушать, собралось полквартала сочувствовать и внимать.

Посмеялись и мы, посочувствовали и не восприняли происшествие всерьез. Кому, господи боже мой, придет в голову жалеть о старой подметке?

Если бы еще в подметке дело было!

Воспользоваться гостеприимством доньи Лауры мы не могли. Даже не потому, что орда из четырех человек – это многовато для просторной гаванской квартиры и радушной хозяйки, наслышанной о студенческих приятелях сына. Мы бы точно поместились и точно не отяготили, но куча иностранных гостей непременно привлекла бы внимание стукаческого органа под названием "Комитет защиты революции", "Сomite de defense de revolution", CDR сокращенно, сэ-дэ-эре.

Я от души люблю кубинцев, как собратьев по Латинидаду. Но с прискорбием признаю, что на каждой улице находится по нескольку человек, из убеждений или по призванию шпионящие за соседями в пользу властей. А местные власти считают, что проживание иностранцев просто так в гостях развращает местное население.

Иностранцам разрешается жить в частном секторе, только если хозяева жилья платят государству за это мзду. Можно принимать хоть родню из-за рубежа, хоть вовсе незнакомых людей, доставленных из аэропорта за процент знакомым таксистом.

Главное, чтоб была книга, в которую записываются имена постояльцев, их количество, сроки проживания, и чтоб с этого шел налог. Книги, конечно, периодически проверяют. Этак раз в квартал.

Но с налогами мухлюют везде. Поэтому записывают прибытие гостя не в тот же день, а неделю-другую спустя, если не живет под боком какой-нибудь стукач. Если гость пожелает жить инкогнито, он может записаться под любым именем. Полиция не будет без особого повода лезть к иностранным туристам, которые на Кубе вроде священных коров. Следят бдительно только за бывшими соотечественниками, вернувшимися погостить в родные пенаты. Русские, немцы и всякие прочие шведы могут жить спокойно, лишь бы деньги водились, и чтоб быть выдворенным с благословенных берегов, надо учинить что-нибудь из ряда вон. Или начать квакать о правах человека. Но отдыхающим бюргерам чужие права до одного места, а своих им хватает.