Елена Логунова - Синяя курица счастья

— Привет, не разбудила? — спросила я, маскируя нервозность деловитостью. — Извини, что звоню в воскресенье, просто для меня это не выходной, появились кое-какие дела, а я вспомнила, что у тебя для меня было поручение, вот, хочу спланировать свое расписание…

— Поруче-уэ-ние? — Мой собеседник явно зевнул. — Какое поручение?

— Что-то насчет машины, которую надо перегнать в сервис, — напомнила я.

— А, это…

В трубке повисла пауза.

— Ну? Тебе вообще когда это нужно? Я могу сегодня вечером, — предложила я.

— Может, и вечером, но…

— Вот нервомот! — негромко возмутилась у меня в голове Наталья Сила-и Скорость.

— Что — но? — поднажала я.

— Но тебе не нужно в этом участвовать, я сам разберусь.

Опа! Обломалась моя поездка в красном кабриолете!

— Так, может быть, нужно поучаствовать в чем-то другом? — не сдалась я.

— Эй, на шею-то ему не вешайся! — одернула меня внутренняя супервумен.

— Нет, ничего не надо. Живи спокойно, Рыжик, чао.

И гудки.

Теперь уже я замолчала, наливаясь обидой, как ягодка соком.

Итак, симпатичный мужчина мне только что дал понять, что я не нужна ему ни в каком качестве. И что с этим делать?

— А наплевать и жить в свое удовольствие! — сказала, как отрезала, моя супервумен. — Чем ты там предлагала заняться? Прыгнуть с парашютом, сплавиться на плоту, напиться чачи? Нам все подходит, собирайся, идем гулять!

И мы пошли — я и мои внутренние голоса, мысли и переживания. Большая компания получилась.

Маршрут я не выбирала, ноги сами несли меня куда-то в поисках хоть чего-то приятного. В итоге я двигалась по ломаной линии, ненадолго задерживаясь в узловых точках, чтобы выпить кофе, купить мороженое, поглазеть на представление уличных артистов, потискать тигренка знакомого фотографа, полюбоваться новой клумбой, зависнуть над прилавками с сувенирными изделиями местных ремесленников…

Невзначай затесавшись в какую-то туристическую группу, я села вместе со всеми в автобус, полюбовалась видами из окна, так же бездумно вышла на следующей остановке и побрела к морю.

Знаете, сочинский пляж в конце зимы — начале весны даже красивее, чем летом. Море шелковое, гладкое, не порезанное на дольки загончиками для купания, не пестрящее буйками, поплавками и телесами в купальниках. Берег чистый, гладко зализанный волнами, пустой и просторный. То есть на глаз зимнее побережье ничуть не хуже летнего, а вот на слух летний пляж куда интереснее.

Лежа на сочинском пляже летом, я ощущаю некое душевное родство с каннибалами: мне тоже нравятся жареные люди. Такие, знаете, с розовой блестящей корочкой, в подливке из средств для/против/до/после/вместо загара, с белыми кругами от очков на лицах а-ля Красный Пролетарский Панда…

А нет, не надо на них смотреть.

Просто слушайте.

Вот мальчик, пыхтя, выкладывает на просторной спине отца слово из камешков.

— Что пишешь? — не мешая потомку самовыражаться, интересуется папа.

— Угада-а-ай…

— Ну, сколько букв?

— Три-и-и…

— Какая первая?

— Сэ…

— Какое «сэ»? Ты че, балбес?! В этом слове четыре буквы!

— Женщина, уберите от меня ваши булки! Да не те булки, хоссподи, вот эти, в пакете, разбросают еду, а потом по пляжу муравьи маршируют, как на параде!

— Саня! Са-ня! Са-а-аня! Ты не утонул? Не утонул, спрашиваю? Громче говори, я не слышу, что ты мямлишь, повтори, не утонул?

— Мужчина на надувном крокодиле, пилотируйте своего аллигатора аккуратнее, он меня лапает, как живой!

— Люся, перестань петь.

— Где баоба-а-бы вышли на склон…

— Люся, я же попросила!

— Жи-ил на поляне розовый слон…

— Петя, скажи Люсе, чтобы она прекратила издеваться над матерью!

— Люсь, смени песню, про розового слона мама на свой счет принимает.

— Мам, мам, дай сто рублей на чурхе… Чухре… Чурхеч… Мать! На чукчелу дай!

— Котик, ты персик съешь, а косточку закопай…

— Как собачка? И завтра выкапывать будем?

— Даш, а Катька пошла кататься на банане…

— Вот шалава, и тут она за свое! Ни одного банана не пропустит!

— Даш, это не тот банан…

— Да ей, шалаве, все бананы не те!

— Извините, вы не подскажете, тут есть вай-фай?

— Вай ме тут есть, ара…

— Вить, а если море начнет отступать, значит, скоро придет цунами, и куда мы тогда побежим?

— Давай поговорим об этом, когда море начнет отступать, а? Сейчас оно спокойное, бери с него пример…

— Вер, я вчера впервые этим летом сварила кукурузу и съела четыре кочана…

— Надо говорить — початка.

— Нет, Вер, надо говорить — с почином!

— Почему?

— По кочану!

— Владка, а про тебя песня есть, знаешь? «Влада седан! Баклажан»!

— Дурак, это песня про футболиста! Надо петь: «Да-да, Зидан!»

— Нет, если про футболиста, то баклажан ни при чем…

— А если про меня, то при чем?!

— Васька! Ты офигел, в родного отца камнями бросать?! Тебе чужих дядей в море мало?!

— Пи-и-во! Ри-и-иба! Капчени риба!

— Мужчина, а вы эту рыбу в магазине взяли или сами коптили?

— Сам.

— А покупали или сами ловили?

— Сам, да.

— А…

— Слюши, я сам икру металь! Бери уже риба, вкусни-и-и!

— Ленка! Я кому говорила — не нырять! У тебя еще вчерашняя вода из уха не вылилась!

— Мама, вчерашняя вода у меня в левом ухе, сегодня я только правым ныряю!

— Смотри, смотри, маленький, а что это у нас тут такое большое, красивое, синее?.. Паша, отодвинься и расслабься, я не про тебя говорю и ни на что не намекаю, я ребенку море показываю…

Голоса сливаются в хор, волны задают ритм, ветер подхватывает песнь о лете и уносит ее далеко-далеко…

Я вздохнула, открыла глаза и пошла вдоль линии прибоя.

Озябнув, свернула к поселку на берегу и через некоторое время с удивлением поняла, что знаю, где оказалась! На улице Сиреневой, у дома номер сорок восемь!

— Все понятно, — уязвил меня мой внутренний голос. — Ты пришла сюда, подсознательно надеясь на случайную встречу с Артемом.

— Тряпка, — презрительно обронила Наталья Сила-и-Скорость.

Я сердито засопела и поспешила убраться от сорок восьмого номера куда подальше, вскоре закономерно оказавшись вблизи Белого Дома.

Вот с его обитателями мне контактировать ничуть не хотелось, поэтому я ускорила шаг и даже перешла на другую сторону улицы, чтобы никто не подумал, что я ищу встречи с местным народонаселением.

Обходить домовладение пришлось долго, оно было дивно обширным. Похоже, собственник объединил сразу несколько участков, и образовавшееся в итоге царство-королевство получило выходы на разные улицы — буквально, как в сказке, на все четыре стороны.

Жилых строений за четырехметровым забором оказалось несколько, и с балкона одного из них, ориентированного на перпендикулярную Сиреневой улицу Прохладную, меня все же заметили.

— Здрасте! — вежливо помахала я ладошкой красотке, в одиночестве расположившейся на просторной террасе.

Прекрасная дева с волосами такими блестящими, гладкими и прямыми, словно ее прическу сделали из медной обмотки аккумулятора, надула и без того пухлые губы, одарила меня взглядом, какие обычно достаются тараканам, и резко отвернулась.

— За тапком потянулась, — напророчил внутренний голос. — Сейчас метнет в тебя чем-нибудь!

Я тут же прыгнула ближе к забору, спрятавшись от гнева вельможной дамочки под выступом балкона, и собиралась так продолжить свой путь, но остановилась, услышав над головой сердитый голос:

— Чмоки-чмоки, а что, скажи мне, тут опять вынюхивает твоя рыжая сучка?!

Это про меня, что ли?!

А сама она какая, не рыжая?!

Я обратилась в слух.

Очевидно, красавица вооружилась не тапком, а телефоном и позвонила…

Кому?

— Да, да, кому? — подначил меня внутренний голос. — Если учесть, что чьей-то рыжей… гм… собачкой женского пола эта фифа назвала тебя, а ты и впрямь уже бывала тут по чьему-то спецзаданию?

— Это она… Артему звонит? — догадалась я.

Сердце защемило.

Ну да, все сходится. Если у Белобрысика шуры-муры с этой фифой, понятно, зачем он хочет купить домишко поблизости.

— Чтобы по-соседски ходить на утренний кофе, как тут заведено, — съязвил внутренний голос.

Ответа фифе собеседника я, конечно, не услышала, только ее собственную вторую фразу, произнесенную совсем другим голосом — с волнением и предвкушением:

— Сегодня вечером? Ну наконец-то! Да, у меня все готово, осталось прическу сделать.

— У кого-то богатая личная жизнь, — завистливо произнес мой внутренний голос.

Стиснув зубы и кулаки, я зашагала прочь, держась поближе к заборам, чтобы эта стерва медноволосая ни словом, ни взглядом не поцарапала мое многострадальное эго еще больше.