Маргарита Южина - Свадебный марш на балалайке

Только чуть позже, когда у Ксении появилось собственное дело – ее маленький Театр мод, – она узнала от людей, что папенька не пропускает мимо ни одной юбки. И речь о святой преданности матери Ксении совсем не в строку, потому как у Алекса растет на стороне сынок, который старше самой Ксении, отца знать не знает, но живет отнюдь не бедствуя. Ксения стала выяснять про родственника все. И чем больше узнавала, тем больше ненавидела и отца, и его родного сыночка. Сынок был упитанный, как племенной боровок, с малолетства избалованный трепетной мамашей, и в то время, когда десятилетняя Ксюша вытирала сопли чужим младенцам, он нежился на море в лучших лагерях, куда путевки доставал ее родной папенька!

– Это были лагеря для детей космонавтов! Мне так мама говорила, я же не знал! – вклинился в рассказ Дуся.

– Я просила не перебивать!

Мало того, даже став взрослым, ее братишка тянул деньги из отца! До тридцати шести лет он требовал алиментов!

– Это не я!

– Твоя маменька! Потому что сам ты копейки в дом не принес!

И отец давал! Мало того, отец решил поставить сына на ноги еще и другим путем – он собирался взять его к себе в фирму, чтобы сделать заместителем! Воистину, папенька был ангелом для всех, кроме родной дочери. Он осыпал деньгами каждую девицу, которая прыгала к нему в кровать, он трясся над незнакомым сыном, а ее, Ксению, которая трудилась как каторжная, он все еще не выпускал из железного кулака, теперь уже больше по привычке. Вот тогда Ксения и придумала: она сама воспитает ему сына! Мало того, она добьется того, что станет полноправной хозяйкой всего батюшкиного состояния, а сам батюшка… Ну что ж, если бог забрал у нее такую прекрасную маму, пусть где-то пристроит и папеньку! Она поможет. Но сначала она прикончит бестолкового Дусю! Имя-то какое бабское! Ксения специально и собачку так назвала, в его честь, в честь братца. А потом она, все продумав, долго отшлифовывала свой недобрый план. Оставалось дело за помощниками. Когда Ксения познакомилась с Плюшкиной и подружилась с ней, стало ясно: Ирина как нельзя лучше подходит для ее идеи – жадная до денег, совершенно раскованная и готовая на все. В идеале Ирина должна была связать Евдокима, исхлестав его плетьми, и бросить связанного в винном погребе особняка. Там такие стены, что звук не проникает ни туда, ни оттуда. Даже закопать было его решено там же, все равно Ксения бы потом особняк продала и уехала за границу. Потом с Ириной должно было случиться несчастье, а убийство Дусика повисло бы на ней – там тебе и отпечатков сколько угодно, и прочих улик. Ксении и надо-то было просто легонечко пристукнуть его камешком. Однако она просчиталась – Плюшкина оказалась умнее.

Ирина Плюшкина всю жизнь зарабатывала себе на хлеб с маслом шантажом. Однажды какой-то засветившийся любовник расплатился с ней за свою глупость диктофоном, и с тех пор Плюшкина с маленькой вещицей не расставалась. С Воротиловыми же выпала несказанная удача – можно было доить сразу и дочь, и отца.

После священного ритуала «Семь ударов», придуманного специально для Дусика, Плюшкина встретилась с Ксенией, как и договаривались, возле карликовой березы, недалеко от особняка.

– Пойдем, по дорожке прошвырнемся, – предложила Ирина. Ей не нужны были лишние свидетели, а во дворе Воротиловых всегда можно было наткнуться на кого-то из подгулявших охранников. К тому же она боялась камер и подслушивающих устройств, хотя Ксения от них избавилась уже давно.

– Ты себе не представляешь! – радостно щебетала Плюшкина, нежно беря Ксению под руку. – Я только что сообщила твоему отцу, что ты прикончила Дусика! Нет, он поверил! Я ему расписала, как ты его ненавидишь, ну из-за наследства и все такое! Он был та-а-кой не-е-ервный! Так что можешь смело собираться в монастырь замаливать грехи! Поэтому быстренько давай мне миллион, и я скажу твоему папашке, что это была неудачная шутка.

– Какая чушь! – оторопела Ксения.

– Не скажи-и, – обиделась Плюшкина. – Братик твой, конечно, еще жив, он мне немножко еще нужен, но если ты пожалеешь миллиончик, причем немедленно… Ой, да не хмурься! Я же знаю, у вас в сейфе всегда наличные лежат, твой древний родитель все никак не может научиться доверять банкам! Так вот, ты мне приносишь денежки, я выпускаю братишку, и мы весело смеемся, как будто это был невинный розыгрыш…

– А если нет?

– А если не-ет… У меня есть еще один час. Я же говорю – я встретилась с твоим батюшкой, завалилась к нему прямо в спальню и передала наш с тобой разговор, на кассете! Ну, чего ты моргаешь? Да! Я его, конечно же, записала, мне ведь тоже кушать хочется. И честно предупредила: пусть берет, у меня еще таких сколько угодно. Он проникся, обещал кассетку прослушать и через два часа принести деньги за нее. Или не принести, но тогда тебя точно нужно будет куда-то девать. Не в тюрьму же, ясный перец, – сразу в монастырь! И будешь ты всю оставшуюся жизнь иголочкой – жик-жик-жик! Как машинка «Зингер»! А то, что я за час брательника твоего порешу, так это как два пальца… ты же мне веришь? Вижу, веришь. Кстати, я его уволокла совсем в другое место, найти ты его попросту не успеешь, а я, представляешь, приведу Александра свет Иваныча и покажу ему натюрморт «Филин после охоты орнитологов». Ну и, само собой, кругом твои лифчики, тряпки, всякие твои вещички с отпечатками – ты же понимаешь, я постаралась с уликами. И тогда я получу от папеньки твоего на полтора миллиона больше, но ты уже будешь не просто Ксюша, а сестра Ксения, – вовсю издевалась Плюшкина.

Девица довольно скалилась. О таком богатстве, которое вот-вот падет ей в руки, она и не мечтала! Чувства распирали грудь выдумщицы, а в сердце рождалась актриса.

– Ты будешь просить папеньку: «Ах! Не отсылайте меня к монахам! Не брейте мне головку! Я вообще-то еще ничего, могу исправиться!» – пищала Плюшкина и припадала к камню, который высился у края дороги. – А он тебе: «Отцепись от моей штанины! Ты мне больше не дочь!»

Ксения, вне себя от ярости, метнулась к Плюшкиной и изо всех сил долбанула кривляку головой об этот самый камень. А потом и еще раз для верности. Ирина не поднялась.

Нельзя сказать, что Ксения страшно горевала. Она уже вынашивала эту мысль, только все произошло чуть раньше. Тут же, спрятавшись за кустами, она позвонила с сотового телефона и вызвала Макса. Еще дома она видела, что тот уже набрался по самую макушку. Ей осталось только сообщить, что она нашла ящик водки, а дотащить не может. Зная, с какой нежностью относится Макс к спиртному и насколько он жаден, она почти на двести процентов была уверена, что тот приедет и будет один (чтобы Толян помер от зависти!). Так оно и вышло. А наутро подружка Сонька принесла весть об исчезновении Плюшкиной. Понятно, Ксения развернула перед Максом театр одного актера, плакала, сообщала о безвременной гибели подруги и по страшному секрету шепнула Максу, что даже догадывается, кто Ирину мог сбить машиной. Кстати, тот молниеносно поверил, потому что зачем и куда он вчера ездил, Макс и сам не вспомнил. Ксения и ее звонок выпали из головы парня, а возможно, он даже не понял, кто звонил, – проспиртованный мозг живет по своим правилам. Правда, немного подпортило картину то, что Алекс видел, кто приезжал на его машине, – он и в самом деле собирался отдать деньги Плюшкиной, а потом навечно упрятать дочь подальше с глаз людских.

– Понятно теперь, почему он так удивился, когда увидел, что я жив-здоров и в бодром здравии, – усмехнулся Дуся. – А что ж ты тогда меня терроризировала – ищи да ищи?! Прямо со свету сживала!

– Ой боже мой, чего непонятного? Мне же надо было заглушить у Алекса даже мельчайшие подозрения! Потом еще под предлогом расследования очень удобно было узнавать, не видел ли кто чего подозрительного, а ну как кто-нибудь меня видел! И опять же, твою кончину можно было легко оправдать: вот, мол, нарвался на верный след, за это его и порешили. Ну и, в конце концов, пока ты ведешь следствие, не имеет смысла еще кого-то нанимать, чего зря деньгами-то швыряться. А тебя хоть убей – все равно ведь никогда никого не найдешь.

– Уже нашел! Преступ…

– Ах, оставь, я тебя умоляю.

– Скажи, отца зачем убила? – гневно щурил глазки Дуся и поджимал губы в гузку.

– О боже! Я же тебе говорила, чем слушаешь? – устало опустила плечи Ксения. – Он до-олжен был умереть еще ра-а-аньше, понял? Только я сначала на тебя хотела все повесить, а потом все так славно с Марфой обернулось. Хотя она всего и натворила, что высыпала таблетки в бутылку и эту бутылку в комнату к отцу приволокла. Ей и невдомек, что отец скорее новую открыл бы, чем неизвестно кем открытую бутылку в рот совать. Но баба думает, что это она убийца, и прекрасно. В конце концов, она и хотела его убить! А для убийства ей только и надо было на мозги капать: «Я, мол, никогда бы не позволила… Я бы лучше убила, чем родного дитятку в тюрьму сунула – люди бы меня поняли…»