Елена Яковлева - Принцесса разыскивает горошину

— Думаю, что среднего, — с видом знатока заключил Димыч.

— Вот уж достал так достал, — пожаловался Зеленоволосый, — какие-то лозунги все писать заставлял. Прикинь, говорит: мы сюда не просто так приехали, а выразить наши чаяния и эти… Взгляды, короче…

— Ага, взгляды, — с готовностью подхватил Димыч, — сквозь это самое, — он захихикал и перешел на шепот, — анальное отверстие, в общем…

Вот вам, пожалуйста, чем не типичный образчик мышления ярых гетеросексуалов? Того и гляди от гордости лопнут. А из-за чего, собственно говоря? Нет, вы только не подумайте, что я какая-нибудь голубовато-розовая. Просто по мне так взгляд на мир сквозь анальное отверстие не очень чтобы принципиально отличается от взгляда сквозь расстегнутую ширинку. Что так, что так — не из космоса.

Но в дискуссию я ввязываться не стала. Боже упаси! И так язык распух от болтовни, во рту не помещается.

А Зеленоволосый тем временем творчески развил тему:

— …Кстати, не понял, а почему это Федор Иваныч-то так о тебе печется? Прямо такую заботу проявляет… С чего бы, а? Может, он тоже по этому делу, а?

Трудно себе представить, но именно эта его тупая шуточка едва не стала последней в моей жизни! А все потому, что Димыч ее не оценил. Или оценил, но не так, как хотелось Зеленоволосому. Другими словами, взял и засветил ему промеж глаз, сопроводив свои недружественные действия столь же недружественным комментарием:

— Ты, козел! Да я тебе за такое уши пообрываю!

Зеленоволосый обиды не стерпел и выписал Димычу чек на ту же сумму. После чего началась такая потасовка, что машина пошла юзом! А я была вынуждена этих уродов разнимать, как будто мне больше делать нечего, а также выслушивать полный негодования монолог Зеленоволосого. Про то, какие мы с Димычем неблагодарные и тупые сволочи. К тому же без чувства юмора.

Зато уже после этого мы ехали чуть ли не в звенящей тишине. Я даже придремывать начала, когда Зеленоволосый свернул с автобана и подрулил то ли к придорожному ресторану с автозаправкой, то ли и вовсе к кемпингу — не очень-то я разбираюсь в этих европейских штучках — и объявил, не глядя на нас с Димычем:

— Я иду пожрать, а вы как хотите…

И вытащил ключ из замка зажигания!

— Да я сейчас быстро на всех накуплю хот-догов и прочей ерунды, а поедим дорогой, — перехватил мой умоляющий взгляд Димыч.

— А у меня язва, — уперся несговорчивый Зеленоволосый. — А это значит, полноценное пятиразовое питание, а не какие-нибудь там хоть доги, хоть ротвейлеры. И опять же из-за вас, между прочим, я с утра ничего не хавал, кроме овсянки.

— Во-первых, не из-за нас, а из-за сексменьшинств, — напомнил ему Димыч, — а во-вторых, овсянка — самая лучшая еда для язвенников.

— Короче, можете оставаться, а я пошел. — Зеленоволосый вылез из машины и зашагал к ресторану.

Мы с Димычем синхронно вздохнули и побрели за ним, обсуждая вполголоса, с каких это пор в Рэмбо стали набирать язвенников.

А впрочем, в этом ресторанчике витали столь аппетитные запахи, что Димыч, еще минуту назад уламывающий Зеленоволосого обойтись хот-догами, первый ринулся за подносом. И давай уставлять его заморскими яствами. Даже я, твердо уверенная, что у меня кусок в горло не полезет, когда Нэлке грозит опасность, не удержалась, взяла себе чашку кофе и круассан с черничным джемом.

Но больше всех загрузился Зеленоволосый. Я, по крайней мере, насчитала три салата, один бифштекс с яйцом, один пудинг и четыре (!!!) разных десерта.

— Не треснешь? — ехидно осведомилась я у Зеленоволосого.

— Уложусь в десять минут. Засекай время, — самонадеянно заявил он и налег на салаты.

Я засекла. После чего вплотную занялась кофе с круассаном.

В кафе царил приятный, располагающий к отдыху полумрак. В углу негромко бубнил телевизор, собравший вокруг себя небольшую кучку футбольных фанатов. А за столиками — никого, кроме нас троих да сидящего к нам вполоборота типа у окна, который на манер Зеленоволосого усиленно работал челюстями в режиме нон-стоп и, судя по количеству пустых тарелок, явно выходил на мировой рекорд. Так если бы он остановился на достигнутом, а то вскочил из-за стола и прикупил себе еще полподноса снеди. От нечего делать я проводила его взглядом, и тут меня будто током дернуло. Это же он! Он! Именно его я и видела чуть ли не на ходу запрыгивающим в такси на Унтер-ден-Линден! И еще раньше где-то… Но где? Где?

— Так сколько там у тебя натикало? — вырвал меня из тенет задумчивости Зеленоволосый.

Я встряхнула головой и уставилась на часы. Потом на Зеленоволосого, не без изящества вытирающего губы салфеткой. Выходило, что он управился за какие-то восемь с половиной минут! Честно говоря, до сих пор не верится. Димыч, конечно, не съел и трети из того, что запланировал, и все же решительным жестом отодвинул поднос в сторону. Не знаю, чего ему это стоило, но ни один мускул на его мужественном лице не дрогнул.

— А ты чего спишь? — не дал мне опомниться Зеленоволосый. — Кто тут у нас больше всех торопился?

Я спрыгнула со стула и понеслась вслед за Димычем и Зеленоволосый, буквально надвое разрываемая между стремлением поскорее увидеть Нэлку и необъяснимым нормальной логикой желанием задержаться в этом придорожном кафе хотя бы на минуту. Чтобы получше рассмотреть сидящего у окна обжору и понять наконец, кого он мне напоминает.

— Ты что, забыла там что-нибудь? — поинтересовался уже в машине Димыч, заметив, как я выворачиваю шею, силясь разглядеть сквозь стекло сосредоточенно склоненный над тарелками силуэт.

— Нет-нет… — замотала я головой, пытаясь прогнать наваждение. Напрасное занятие: тип, которого я видела на Унтер-ден-Линден и еще где-то, может быть, в прошлой жизни, так и стоял у меня перед глазами! Пока я не заорала что было мочи: — Назад! Быстро едем назад!

— Ты че, очумела? — растерялся Зеленоволосый и дал по тормозам.

— Я говорю, поехали назад! Быстро! Быстро! Он должен быть еще там, потому что набрал много жратвы! — В горячке я, кажется, даже руками размахивала.

— Да кто он-то, кто? — Зеленоволосый тоже жестикулировал не хуже какого-нибудь темпераментного кавказца. — Проверь, может, у нее жар? — посоветовал он Димычу.

И тот на полном серьезе приложил ладонь к моему лбу и этак участливо на меня посмотрел, придурок малолетний!

— Идиоты! Там же профессор Худобеднов! — рявкнула я.

Как ни была я сосредоточена на Нэлке, а все-таки вспомнила, где я видела эти маленькие, близко посаженные глазки, этот зализанный пробор на левую сторону и подбородок с ямочкой. На свадебной фотографии Лили, которую она не только хранила, но и держала на самом видном месте. Да еще и в рамочке под стеклом! Однажды я даже спросила у Лили, к чему бы такая трогательная сентиментальность. Особенно если учесть, что их брак и года не протянул. И знаете, что она мне ответила? «А это выставка моих достижений». Вот интересно, а не будет ли теперь на этой выставке красоваться портрет Маоиста?

— Ты уверена, что это он? — теребил меня Димыч, пока Зеленоволосый на всех парах гнал по ночному автобану. — Ты что же, его лично знаешь?

— Лично не знаю, — вглядывалась я в стремительно приближающиеся огни заправки. — На фотографии видела. У Лили. Она же была за ним замужем.

— А черт, действительно, — с трудом сообразил Димыч. — А он что… Тоже настоящий? В смысле не из сопровождения?

Да чтоб ты провалился со своим сопровождением!

Кажется, машина еще не успела толком затормозить, а мы уж из нее высыпались, как какая-нибудь группа захвата.

— Вот он! — показала я на окно ресторана.

— Наше счастье, что он любит поесть! — обрадовался Зеленоволосый. — Сейчас мы у него все выясним.

Зато профессор Худобеднов нашей радости не разделял. А уж как взволновался, когда мы к нему подсели и вежливо пожелали приятного аппетита.

— Что?.. В чем дело? — залепетал он, давясь грибным жюльеном. — Нет… Ну что… Что вам надо?

Предельно короткая фраза «поговорить» привела несчастного профессора в полное замешательство. Бедняга не мог из себя выдавить не только слова, но даже и звука. Только смотрел на нас умоляющими глазами и, кажется, был готов расплакаться.

— Профессор, мы не желаем вам зла, — произнесла я со всей возможной при подобных обстоятельствах сердечностью. — Мы только хотим кое-что прояснить. Например, была ли у вас такая пациентка. Пяткина Екатерина. Извините, отчества не знаю.

— Боже! Боже! — Профессорский подбородок с ямочкой затрясся. — Я когда-нибудь избавлюсь от этого или нет? Это же пытка! Пытка!

— Но… — Димыч хотел было взять инициативу в свои руки, но я наступила ему на ногу под столом, и он успокоился.

— Значит, Катька… То есть Екатерина Пяткина была вашей пациенткой, ведь так? — произнесла я нарочито спокойным тоном.