Дарья Донцова - Император деревни Гадюкино

Малышев откашлялся.

– Костя был человек увлекающийся. Когда он понял, что надо девок к ногтю прижать, из него фонтан идей забил. Стал носиться по моей квартире и строить планы. «Я стану самым известным, буду собирать стадионы, позвоню в газеты, расскажу про прошлое. То-то шум поднимется: банкир Пронькин и Малыш – одно лицо. А еще сообщу про зону. Это нынче не позор, а мода. Если хочешь раскрутиться, надо в прессе мелькать. Я раньше интервью не давал, а сейчас начну. Новости буду по капле выдавать. Сперва о Малыше, потом об отсидке! Прикинь шумиху!»

– Вот чего они испугались больше всего! – подскочила я. – Если увлечение рок-н-роллом еще можно стерпеть, то каково девицам, обладательницам изысканных манер и безупречной светской репутации, узнать, что их папенька в прошлом уголовник, а маменька пела несколько лет в кабаках и моталась к мужу на зону. Это моветон. Лучше отравить папашку, пока он глупостей не натворил. Вот от кого Соня услышала про порядки в следственном изоляторе. Небось Константин Львович изложил доченькам в подробностях свою биографию, а потом стал предаваться воспоминаниям.

– Нина была уверена, что Соня с Лидой лишили отца жизни, – кивнул Петр. – Она мне сказала: «В память о Косте помоги мне, ни о чем не спрашивай, сделай, как я прошу, отблагодарю тебя по полной, ты станешь богатым человеком».

– Вы тогда жили в Ларюхине с Надей, – уточнила я. – А как оказались у нее в доме?

– Просто, – улыбнулся Малышев, – Нина в «Виллу Белла» постоянно каталась, ей там нравилось: от дома близко и артрит хорошо лечат. Нинка не чванливая, ее деньги не испортили, она с простыми людьми без понтов общалась, вот и обратила внимание на Надю. Звякнула мне и сказала:

«Хорошая женщина, работящая, внешне приятная, свой дом, участок, а счастья нет. Ты один кукуешь, надо подумать, с кем старость проводить. Съезди, посмотри на Надю».

Ну, я и отправился в Ларюхино. Очень мне там понравилось: воздух, лес, и книг у Надежды прорва была! Сначала я под именем Леонида Факира комнату у нее снял, затем с хозяйкой жить начал. Вот только одна у меня беда: больше года с одной бабой не выдерживаю. Надя хорошая, мы с ней счастливо жили, а потом я заскучал и ушел.

– И ничего не взяли, – дополнила я, – не стали медсестру обворовывать!

В глазах Петра промелькнула тень.

– Давно подобным не занимаюсь. И вообще я всегда с бабами только по любви жил, а мелочовку прихватывал исключительно для того, чтобы иметь возможность в себя прийти, подумать о дальнейших планах. У меня природа такая – четыре времени года сменятся, и я полностью интерес к сожительнице теряю, будь она богатейшая раскрасавица, с золотой тарелки меня черной икрой кормит, все равно уйду. Деньги для меня пшик.

– Почему Надя накинулась на Нину Олеговну? – остановила я Петра Аркадьевича, вознамерившегося в деталях излагать свои жизненные позиции.

Он заерзал в кресле.

– Ревнивая она очень, вспыльчивая и на мужчин слабая. Если видела, что я с кем-то разговариваю, тут же в драку! Сколько раз говорил ей: «Надюша, успокойся, я люблю только тебя! Что за манера сразу на баб налетать!» А она в ответ: «Чего Олеське улыбался?» Пытался ей объяснить: «Милая, ну не смотреть же на соседку волком? С людьми надо дружить». Да только Надя свое мнение имела: «Если на сторону лыбишься – хочешь к другой сбежать».

Максим протяжно вздохнул:

– Ревнует – значит любит.

Малышев пожал плечами.

– Я ей всякий раз говорил: «Я никуда не денусь. Если меня нет, значит, любовницы меня убили». Шутка такая была!

Я покосилась на Петра Аркадьевича.

– Весело! Но Надежда восприняла ваши слова всерьез. Она, наверное, каким-то образом связала вас с Ниной Олеговной.

– Это перебор, не станет же женщина в самом соку ревновать к даме пенсионного возраста, – возразил Максим.

– Наверное, вы не знаете, что такое ревность, – не согласилась я.

– Надьке было без разницы, – подхватил Петр, – один раз устроила мне сцену, когда я в Еланске одной древней бабке помог в автобус влезть. Подсадил развалину по доброте душевной на ступеньку, оборачиваюсь – любимая покраснела, кулаки сжимает и шипит:

«Совсем стыд потерял, на улице баб за задницу хватаешь».

Во она какая была, огонь с керосином. Мумии той лет сто стукнуло, не могла сама в автобус вскарабкаться, ну прямо самая сладкая полюбовница… Нина мне звонила, на телефоне ее фамилия с именем высвечивалась. Я мобильный брал и шел в огород с ней говорить. То, что Надя в моем сотовом шарит, я накануне ухода выяснил. У меня день рождения был, от Пронькиной эсэмэска пришла, просто слова хорошие и подпись «Твоя Нина». Вот когда у Надюхи мозги поплыли! Я после обеда поспать лег, просыпаюсь: она надо мной стоит, телефоном вертит и шипит:

«Твоя Нина! Вот оно что! Решил от меня к богатой уйти?»

А я спросонья шутканул:

«Надюш, успокойся, я никогда тебя не брошу, а если исчезну, значит: меня бабы на части раздербанили, убили из ревности, что я тебе верность храню».

Мне стало жаль Надю. С патологической ревностью очень трудно справиться, никакие логические доводы, шутки, клятвы и заверения в любви в этом случае не действуют. Медсестре мог помочь хороший психотерапевт, да только такого специалиста в Ларюхине нет. Ясно теперь, отчего Надежда налетела на Нину: с медичкой случился очередной припадок. И понятно, по какой причине Пронькина решила замолчать неприятное происшествие. Она не хотела привлекать внимания ни к своей персоне, ни к личности Леонида Факира, под именем которого в Ларюхине проживал Малышев.

– Кто убил Надю? Неужели Нина Олеговна? – изумился Макс.

Малышев выразительно посмотрел на пустой кофейник.

– С ума сошел? Нина даже муху убить не могла. Нет, думаю, к Надьке влез кто-то из бомжей. Она никогда двери не запирала, окна настежь держала, дом у нее на отшибе стоит, собаки нет.

Я решила направить разговор в нужное русло:

– Мне жаль медсестру, которой не слишком-то везло в личной жизни, но сейчас меня волнует история Нины Олеговны. О чем вас просила Пронькина?

Малышев начал тереть глаза, я послушала его сопение и разозлилась:

– Ладно, сама скажу, думаю, я верно представляю развитие событий.

Нина Олеговна решила отомстить дочерям, отнявшим у нее мужа. Она подошла к делу, как к новогоднему спектаклю, написав сценарий. Но, как талантливый режиссер и актриса в одном лице, Пронькина была готова к импровизации, и вот что у нее получилось.

Сомнений в том, что именно безупречные девочки убили Константина Львовича, у вдовы не было. Она собственными ушами слышала беседу Сони и Лиды. А еще дочки не испытывали скорби, Софья собралась устроить свадьбу в дни объявленного мамой траура, она думала только о собственном счастье, а не об умершем отце. Едва Вадим заикнулся о бракосочетании Сони, как Нина Олеговна поняла: надо мстить. У Пронькиной не было шансов доказать, что дочери лишили жизни Константина Львовича, зато она могла обвинить их в своем убийстве. Одной с выполнением этой задачи ей было не справиться, но у Нины имелся помощник – Петр Аркадьевич. Я не знаю точно, но предполагаю, что именно вам вдова оставила весь свой капитал. Ведь так?

Малышев крякнул и отвернулся.

– Глупо отрицать, – тут же влез со своим замечанием Макс, – поэтому Нина Олеговна и обратилась к постороннему адвокату, не хотела, чтобы Иван Ларионов раньше времени поставил ее дочурок и зятя в известность.

– Но сама она безостановочно говорила дочерям о желании изменить завещание, – перебила я Макса, – отказывалась выдать им генеральную доверенность, оставила за собой право последней подписи, в самый неподходящий момент, при посторонних, начинала говорить о Малыше или намекать на уголовное прошлое мужа. Думаю, Нина проделывала все очень умно, окружающие не понимали, о чем она толкует, но Соня с Лидой испугались. Дочери стали опекать мать, а Нина наметила кульминацию спектакля на момент пребывания семьи в «Вилле Белла». Я все ломала голову: почему дети не пристрелили мать в особняке? Там можно замести следы, зачем лишать жизни Нину практически в Ларюхине, где легко можно нарваться на свидетелей. Нелогично. Но если мы принимаем версию об участии в деле самой Пронькиной, то все недоумения объясняются. Нине Олеговне как раз требовалось поднять шум, а то, что дочери затеяли ремонт в особняке, сыграло ей на руку, это оказалось лишним подтверждением их бесчувственности: умер отец, а они, долго не горюя, стали переделывать его личные покои. Лида, правда, сказала матери:

– Мы с Вадимом хотим завести ребенка, вот увидишь, тебе понравится роль бабушки, но сначала надо подготовить помещение, где поселится малыш с няней.

– Верно, – неожиданно подтвердил Петр, – Нинуша мне рассказала. Да только мать Лидке не поверила, грустно так говорила: «Разве детей так планируют, они сами на свет появляются. Девки последнее напоминание об отце уничтожают. Убили Костю, а теперь его вещи выбросили»...