Дарья Донцова - Несекретные материалы

Конвойные с сомнением поглядели на лежащего без сил Базиля.

Я выдвинула последний аргумент:

– Жаль мне вас, молодые еще, детей небось нет.

– При чем тут дети? – спросил более бойкий.

– После этой болезни в девяноста процентах из ста у юношей наступает половое бессилие, импотенция.

Мальчики, не говоря ни слова, выскочили в коридор. Нет, все-таки приятно иметь дело с мужчинами – всегда знаешь их самое слабое место.

Тут появился доктор. Глядя на его розовощекое, круглое лицо, украшенное жидкой бороденкой, я лишний раз похвалила себя. Молодец, Дарья, правильно наметила день побега – воскресенье. Лагерное начальство в полном составе отправилось праздновать пятидесятилетие местного мэра. Разговоры о покупке подарка велись почти всю неделю, а в больнице на дежурстве оставили совершенного ребенка, вчерашнего студента.

– Ну, – пробормотал врач, – на что жалуемся?

– Отравился баландой, – спокойно пояснила я, – нам испорченных кур с птицефабрики прислали, вот результат.

– Безобразие, – возмутился терапевт.

– И не говорите, коллега, – вздохнула я, – издеваются над людьми, черт знает чем кормят! Пользуются, что зеки абсолютно бесправны.

– За что он сел? – поинтересовался доктор, беря Корзинкина за руку.

– Да ерунда, накладные подделал, продавал маргарин под видом сливочного масла. Попал под статью о мошенничестве, семь лет дали!

– Какой ужас, вот бедняга, а Мавроди в депутатах! – воскликнул парнишка, испытывая жалость к Базилю.

– Собственно говоря, уже все сделала, – отчиталась я, – желудок промыла, глюкозу прокапала, активированного угля дала, должен оклематься. Вот, хочу попросить только, оставьте его у себя денька на два, жаль парня назад тащить, слабый еще!

– О чем разговор, естественно, оставим!

Корзинкина повезли в палату, я побежала к телефону и позвонила в лагерь. Дежурный офицер немедленно схватил трубку, небось сидел у аппарата, ждал вестей:

– Ну, живым довезли?

– Вот что, Ленечка, положение оказалось не таким серьезным, скоро выздоровеет. Хочу предложить вам такой вариант. Насколько понимаю, Феликса Михайловича и его замов в понедельник не будет.

Леня красноречиво промолчал. Не хочет выдавать старших, только и ежу ясно, что после грандиозной попойки они будут пить рассол и анальгин. Какая уж тут работа.

– Давайте не скажем им, что Арсеньева увозили в больницу. Я тут посижу сегодня вечер, ночь и завтра день. А в понедельник вечером доставим вашего Арсеньева потихоньку назад. Боюсь, влетит нам от начальства. Так что, если вдруг товарищ Самохвалов позвонит, лучше молчите. А то улыбнется ваше повышение по званию.

Леня крякнул:

– Елена Михайловна, дорогая, да я для вас за это все сделаю, ну спасибо!

– Ладно, ладно, Ленечка, свои люди – сочтемся. Вы только меня в понедельник прикройте, а то первый отряд на прием придет.

– О чем речь! Скажу, что в Москву за лекарствами укатила, да перебьются они, больных нет, одни симулянты, мастырщики!

Уладив полюбовно щекотливое дело, я заглянула к Базилю. Палата на первом этаже, в самом конце коридора, окна забраны решетками, дверь заперта, у порога – конвойные.

– Вот что, мальчики, – решила я испугать их еще разок, – сами понимаете, не во всякой больнице есть охраняемая палата. Арсеньева бы по-хорошему следовало в инфекцию положить, да возможности нет. Вот и сунули сюда, врач станет говорить, что у него отравление, – не верьте. Это специально, чтобы другие больные не бунтовали: мало того, что приходится с уголовником рядом лежать, так еще и заразный. А вы помните, что я вам говорила, лишний раз в палату не суйтесь, никуда он не денется, лежит почти без сознания, на окнах решетки.

Парни согласно закивали головами. Я побежала к выходу, время подбирается к трем, а еще предстоит сделать кучу вещей.

К одиннадцати вечера я, отдуваясь, притащила в больницу довольно большую сумку и оставила ее в ординаторской. Из медицинского персонала в отделении было только двое сотрудников – уже знакомый бородатый доктор и молоденькая медсестра, хорошенькая и бойкая, явно старавшаяся понравиться терапевту.

Я вытащила из баула кастрюльку с салатом и горячей картошкой, палку «Докторской» колбасы, большой торт с ужасающе зелеными розами и бутылочку «Клюковки».

– Давайте поужинаем, коллеги!

Медики радостно пошли к столу.

– Может, охрану кликнем? – предложила я и вышла в коридор.

Парни скучали на табуретках у двери.

– Вас кормили?

– Кашу дали, – откликнулся один.

– С селедкой, – пояснил другой.

– Ну тогда пошли.

– Мы на службе, – пояснил первый.

– На минуточку, да чего будет-то? Дверь заперта, решетки…

Поколебавшись минутку, парни двинулись в ординаторскую. Инструкции на то и писаны, чтобы их нарушать. К тому же начальство далеко, можно и расслабиться.

Минут через пятнадцать все они спали. Клофелин в алкоголе – старое, испытанное средство, дешево и эффективно.

Вытащив у охраны ключи, я полетела в палату к Базилю.

Приятель поднял голову.

– Не пугайся, это я, Даша.

– Боже, – пробормотал Корзинкин, – что ты мне подсунула, что за таблетки?

– Ничего особенного – циклофосфан, дают онкологическим больным в качестве профилактической химиотерапии. Побочный эффект – сильная тошнота. Да ты не волнуйся, проходит без следа, люди годами пьют, и ничего, живы! Правда, три штуки сразу – крутовато, но мне нужен был очевидный эффект.

– Ты его получила, чуть концы не отбросил, – простонал Базиль и сел.

– Хватит ныть, – обозлилась я, – тоже мне, белый ландыш, давай быстрей отсюда… Впрочем, если хочешь назад в лагерь, можешь оставаться.

Корзинкин вихрем слетел с койки.

Через час мы сидели в вагоне поезда Бутовск – Москва, неизвестно почему останавливающегося ночью в Птичьем. На языке роились вопросы, но приятель рухнул кулем на полку, и через полтора часа я с трудом растолкала его, когда экспресс замер на Казанском вокзале. Во всей Москве было только одно место, где никто не спросит, почему я заявилась посреди ночи в гриме, под руку с небритым, грязным мужиком, одетым в какие-то непонятные тряпки. Такси повезло нас в район метро «Сокол», в крохотную квартирку Оксаны.

На ранний звонок в дверь подруга откликнулась сонным голосом:

– Кто там?

– Открывай, Ксюта, это я, Даша.

Послышался шорох, легкий топот, звяканье цепочки, и дверь распахнулась, впуская нас в темную и тесную прихожую.

– Слышь, Оксана, – пробормотала я, спотыкаясь о какой-то предмет, – нельзя ли…

Но тут во всей квартире разом вспыхнул свет. Чьи-то крепкие ладони с силой схватили меня за руки, нога в мужском ботинке пребольно стукнула по щиколотке, давая понять, что следует расставить ноги.

– Стоять! – заорал кто-то над ухом.

В комнате было полно мужчин, пахло потом и чем-то непонятным.

– А где собаки? – вырвалось у меня.

– У Владленки, в соседней квартире, – ответила машинально Ксюта и вдруг истошно заорала: – Дегтярев, Дегтярев, это не она! Чужая баба с Дашиным голосом! Да поди же ты сюда!

– Слышу, слышу, – произнес полковник, входя в комнату, – незачем визжать. Вид посторонний, а внутренность наша – гляди!

И он жестом фокусника сдернул с меня парик.

Ксюша налетела с воплем:

– Как ты могла! Я чуть с ума не сошла!

Я растерянно хлопала глазами.

– Это, надо думать, господин Корзинкин? – спросил полковник. – Где же прятали бедолагу?

Я открыла было рот, но, вспомнив уроки Аркадия, мрачно произнесла:

– Имею право на один телефонный звонок и без адвоката ничего не скажу.

– Ушла в глухую несознанку, – засмеялся приятель, – и кому, интересно, собралась звонить, как правило, ко мне обращаешься. Ладно, иди умойся, переоденься. Небось вспотела вся! Ты чем там обложилась? Ватой?

Я ушла в ванную и долго плескалась под душем, смывая грим, грязь и усталость. Когда наконец выбралась наружу, в квартиру проникал серенький декабрьский рассвет.

Полковник и Базиль пили на кухне кофе.

– Где Оксанка?

– На работу ушла, не выспавшись по твоей вине, – огрызнулся Александр Михайлович, – теперь зарежет кого-нибудь дрожащей рукой.

Вот шутник! Я тоже молча налила себе кофе и села рядом.

– Значит, так, ребятки, – ласково прощебетал полковник, – дров вы оба наломали предостаточно, теперь сообща подумаем, как из неприятной ситуации выбираться с наименьшими неприятностями. Кто начнет?

Мы с Базилем переглянулись.

– Наверное, я, – вздохнул Корзинкин, – Дашка и четверти правды не знает.

Базиль был более чем обеспеченным человеком. Но хороший капитал заработал не сам, деньги достались от родственников, в частности, от деда. Николай, обожавший внука, никогда ни в чем не отказывал ему, вот Корзинкин и привык, что его вытащат из любой ситуации. Женитьба на Сюзетте только прибавила мужику уверенности. Сюзи из семьи богатых виноторговцев, она принесла мужу великолепное приданое.