Рубен Таросян - Презент для незнакомки

Однако в этот раз беседа с Ниной не получилась для меня приятной. Вместо восторгов по поводу кофе, она исторгала свое недовольство тем, что я не провел рентгеновского анализа камней. Сложность заключалась в том, что подобные лаборатории во всех известных мне исследовательских институтах не функционировали. Единственная действующая лаборатория помещалась в одном учебном институте. Но из-за каникул и для экономии коммунальных платежей на лето часть корпусов закрыли. Функционировала только приемная комиссия, но совсем в другом здании. В нужном нам корпусе был открыт только большой зал, который был арендован магазином меховых и кожевенных изделий.

На психически ненормальных третья чашка кофе действует излишне возбуждающе. Нина стало громко обвинять меня во всем, что произошло на Земле со дня Творения.

— Зачем тебе всё это нужно? Попробуй забыть это. — Я тщетно пытался её успокоить.

— Это невозможно забыть. Ты знаешь, кто меня изнасиловал в СИЗО?

— Успокойся. Ничего не было.

— Нет было! Меня изнасиловал кобёл.

— Кто?

— Кобёл — это грязная, вонючая тётка. И пока я не отомщу, я не могу заниматься ничем другим. Я бросила работу. Ах, какую работу я бросила!

— Кем ты работала?

— Я была дискжокеем в двух шикарных ночных клубах.

— Тогда у тебя должна быть масса знакомых из разных группировок, и ты смогла бы разобраться без меня.

— У ночных клубов крыши серьезные, но фальшивые драгоценности — это покруче. Помоги мне и я устрою, что всю жизнь ты беззаботно проведешь в ночных клубах.

Блистающий мир искрящихся напитков, грандиозных стриптиз-шоу и оглушительной музыки явственно и конкретно выкристаллизовался в моей голове и я обещал Нине сделать всё, что она захочет. Она же захотела посетить тот самый магазин кожевенных изделий.

Народу там было видимо-невидимо из-за льготной распродажи мехов по случаю праздника Св. Петра и Павла. Масса впечатлений, не характерных для моей однообразной жизни, обрушились не меня. Не было ни одной модели, которую бы Нина не примерила. То, раскинув волосы по широкому воротнику, то, спрятав лицо в нахлобученный капюшон, превращаясь из светской львицы в загадочную монашку, Нина постоянно удивляла меня после очередного переодевания. Если не в каждой женщине спрятана способность стать эффектной манекенщицей, то у Нины этого было сверхдостаточно. Она могла, то изящно выставить ножку из неплотно запахнутой дублёнки, то, сложив руки и, задрав при этом полы, словно стыдливо прикрывала живот и грудь, но открывавшиеся при этом загорелые ноги на фоне светлой обливной кожи производили сильное впечатление. Творчество Захера Мазоха не оставило в моей памяти никакого следа, но в тот момент я понял, что придуманное им словосочетание «Венера в мехах» уже само по себе оказывает мощное эротическое действие. Закончив с дубленками, Нина отправились на второй этаж торгового зала, где начала примерять лётные куртки, перерождаясь из зрелой женщины в сорванца-тинэйджера. Странное стремление к несовершеннолетним девочкам всплыло из каких-то тёмных глубин подсознания и в тот момент я был готов идти за ней хоть на край света.

Словно почувствовав мои ощущения, Нина, повесив на место куртку, подошла к приоткрытому окну. Молча, поманив меня рукой, она вылезла в окно, прошла несколько метров по карнизу и вжалась в проем следующего окна. Надрезав стекло перстнем, она ловко его выбила и залезла внутрь. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Почему я последовал за ней? Это так и осталось для меня загадкой. Вряд ли меня так уж сильно прельщало времяпрепровождение в ночных клубах, к тому же я не верил в серьезность её обещаний. Кроме того, Нина не была женщиной моей мечты. Может быть, это был простой необдуманный поступок, который нельзя объяснить ничем, кроме как стадным инстинктом, часто превращавшим подростков в малолетних преступников. Это только Раскольников знал, зачем он убил старуху-процентщицу.

Оказавшись в нужной части здания, несмотря на выключенное освещение, я довольно быстро нашел рентгеновскую лабораторию по флуоресцирующей черно-жёлтой табличке «Осторожно радиоактивность». Воспользовавшись толстой связкой ключей, Нина быстро открыла дверь. Но включить нужные установки я не смог. Лаборатория, как, наверное, и всё здание, была обесточена. Пришлось на этом возвращаться, но идти под дождём по узкому карнизу я отказался наотрез и, предложил искать другой выход на цокольном этаже или в подвале.

С трудом ориентируясь в подвале, где единственным источником света была моя зажигалка, за несколько секунд нагревшаяся настолько, что её невозможно было держать в руках, мне удалось обнаружить толстые прозрачные двери военной кафедры. Они были закрыты на висячий замок, опечатанный пластилиновой пломбой. Но сами двери из оргстекла крепились петлями с помощью винтов, которые легко отвинтились с помощью Нининой маникюрной пилки. Никакая сигнализация в обесточенном здании не включилась. Каково же было моё удивление, когда за дверью я обнаружил передвижную войсковую электростанцию. В прочем, в этом не было ничего удивительного. Это раньше, уезжая в летние лагеря, забирали всю технику для учений. Теперь, когда военные кафедры используют студентов для строительства генеральских особняков, передвижные электростанции не нужны. Дачи старших офицеров строят там, где уже есть электроэнергия, телефонная связь и водопровод.

Пускач завелся «с полуоборота», а через несколько минут заработал дизель. Триста шестьдесят показал вольтметр. Мне предстояло тянуть кабель в лабораторию. Катушка была тяжелая, всё время пыталась скатиться вниз по ступеням. Обливаясь потом, я тащил её вверх. Словно ничего в моей жизни не было после окончания института. Я снова был бесправным студентом на военных занятиях. Военная подготовка — одно из ярких явлений в студенческой жизни, что не дано понять тому, кто не учился на очном отделении. Военная кафедра — это постоянный источник студенческого страха и сюжетов студенческого фольклора. «Что такое ёлочка, а вокруг — дубы, дубы, дубы…? — Это Новый Год на военной кафедре». Отгадать эту студенческую загадку может только человек, сумевший сочетать беспечность студенческой жизни со строгостями уставов, действовавших на этой кафедре. Преподавателям этой кафедры студенты давали самые яркие прозвища. Вспомнилось самое длинное из них: «От меня до следующего столба — шагом марш!» — так прозвали офицера, преподававшего строевую подготовку.

Дотянув кабель до лаборатории, я подключил его к рентгеновскому дифрактометру, а перстень вставил в гнездо для образцов. В ускоренном режиме работы на каждый образец уходило не более нескольких минут. На книжной полке я нашел справочники, с помощью которых принялся расшифровывать графики, нарисованные самописцем. Все они соответствовали структуре чистого алмаза. Правда, мне показалось, что пики интенсивности довольно слабо превышают фон. Полученная картина скорее соответствовала поликристаллическому порошку, чем крупному монокристаллу. Но в этом я был не уверен, поскольку не занимался подобными исследованиями с момента защиты диплома.

Когда мы ехали обратно, Нина искренне открыла мне свою зависть ко всем мужчинам, изучавшим военное дело. Я не стал ей доказывать сексуальную природу подобных чувств, а рассказал, что важны не знания, полученные на военной кафедре, а их философское осмысление. Так после занятия на тему «Возведение непреодолимых заграждений», следующее занятие посвящается «Проделыванию проходов в непреодолимых заграждениях». Но мои философские рассуждения не произвели на Нину никакого впечатления. Она стала расспрашивать о всяких заграждениях и конструкциях мин. Я довольно доходчиво объяснил ей устройство противогусеничных и противоднищевых мин. Если первые срабатывали при наезде колесом или гусеницей, то для срабатывания противоднищевых было достаточно отогнуть бампером торчавший из земли штырь. Мне показалось, что сознание Нины зациклилось на услышанном. Она сидела рядом со мной в вагоне метро, уперев в колено локоть согнутой руки со сжатым кулаком. Другой рукой она периодически отклоняла кулак, который, как бы пружиня, возвращался в исходное положение. Устройство противоднищевого штыря прочно засело в её голове. В тот момент я был готов поверить во всю ахинею, которую писали последователи Зигмунда Фрейда, потому что самозабвенный взгляд Нины и устремленная вверх рука подтверждали силу и живучесть фаллического культа.

Проехав полчаса на электричке и пятнадцать минут на автобусе, я оказался в одном из прекраснейших мест ближнего Подмосковья — Люберецком карьере. Окруженный со всех сторон высоченными соснами карьер сиял на солнце своими крутыми песчаными склонами. Тёмная водная гладь на его дне казалась столь же далекой, как и облака на небе. Когда-то здесь добывали песок для литейного завода, но в последствии искусственный водоем стал любимым местом отдыха не только местных жителей. Раньше, когда я работал в Люберцах, мне часто доводилось забегать сюда в будние дни, но в те годы загорающих было гораздо меньше. Но самым обидным было то, что среди этого множества людей мне не удалось увидеть никого из своих знакомых. Осталось только найти Ольгу, с которой я когда-то вместе работал. Её отсутствие на пляже в такой солнечный день было невозможно, так как Ольга всегда считала, что хороший загар заменяет наряды и косметику. Я довольно быстро нашел её на широкой берме, которую местная молодежь прозвала Долиной Нудисток.