Пациент - Алексей Юрченко

и ногами на рельсах на боку лежал он сам, только тридцатисемилетний. Бледные тонкие губы были едва приоткрыты. Глаза застыли, будто видели перед собой нечто ужасное, что намертво его парализовало. Тяжёлое дыхание прерывалось короткими стонами.

– Помоги, сучонок.

Билли на миг замешкался, видя свою постаревшую копию, но быстро пришёл в себя и бросился спасать Леймана-старшего. Подойдя ещё ближе, он понял, что доктор ничем не связан, руки и ноги его свободно лежат на рельсах.

– Вас заморозили? – спросил он озадаченно.

– Что ты несёшь, гадёныш?! – вдруг разразилась его копия, у которой на лбу выскочила фиолетовая жила, – просто спаси меня!

– Что мне надо сделать? – Билли уже хотел разрыдаться.

– Жалкий сопляк! Ты никогда не был ни на что способен! Твоё дело – скулить, когда тебя бьют под зад все кому ни попадя! – не унимался Лейман.

Билли наклонился над взрослым собой, схватил его за запястье и попытался потянуть в сторону. Туловище не сходило с места. Мальчик бросился к ногам, но их не получалось даже столкнуть. Тело было будто примагничено.

– Как я и думал, – продолжал оскорбления Лейман, глядя как вдалеке показалась маленькая точка, которая очень скоро должна была обернуться скорым поездом до Бостона, – ты – ничтожество! Если ты чего-то добьёшься, то только путём обмана, – доктор стал жутко и раскатисто хохотать.

– Что мне делать?! – прокричал Билли, круживший вокруг доктора.

– Режь!

– Что?

– Голову режь! Забери хотя бы её, придурок!

Билли стоял за спиной Леймана-старшего и смотрел туда, куда уставился и он. Поезд приближался. Трясущимися руками он засунул левую руку в карман. Дядюшка Рик неделю назад подарил ему складной нож с драконом на деревянной рельефной рукоятке. «Теперь ты будешь самым крутым. Только не говори о нём отцу», – добавил дядя.

– Режь! – завопил под ногами доктор.

Билли присел на колени и нажал на кнопку – лезвие выстрелило наружу. Слезы градом стекали по полыхающим щекам. Рельсы пробило дрожью. Билли крепко сжимал рукоятку и рыдал. Сердце бешено колотилось.

– Режь! – заорал Лейман-старший ещё раз и извергнул животный крик.

Билли упал на колени и с размаху воткнул нож в горло. Кровь залпом залила ему ладони. Доктор продолжал его бранить, однако голос стал сиплым и в конце каждого ругательства раздавался протяжный свист. Поезд тем временем приобретал очертания. Серебристый червь проворно полз на встречу к ним. Билли принялся пилить шею. Захрустели сухожилия и хрящи. Ладони стали тёплыми и липкими. Поезд железным кулаком грозился стереть с лица земли сразу двоих представителей одного человека. Вдруг нож упёрся в кость. Рука принялась отчаянно пилить преграду. Скрежет заглушался стуком железных колёс. Лейман неистово орал. Билли высушил до остатка глаза и просто всхлипывал. В момент, когда металлическая морда локомотива была в секунде от них, он проснулся.

Доктор ходил по квартире словно заведённый. Это всё его новый пациент Питер Эвридж. Доктор не знал, что с ним делать. Просто выслушать второй раз не выйдет. Ему надо предложить альтернативное мнение.

Я изобрёл метод.

К тому же, Эвридж имел серьёзные проблемы с головой. Но по манере говорить, держать себя он не походил на глупого богатенького бизнесмена, который от безделья начал убивать.

Метод.

Его проблемы с законом в меньшей степени пугали Леймана. К нему частенько захаживали девицы, тихо обкрадывающие своих мужей. Были спортсмены, которые в наркотическом угаре сбивали на машине человека и скрывались с места аварии. Последняя пациентка, жена известного актёра сериалов, лишь подумывала отравить супруга и забрать себе всё состояние. Доктор никогда не руководствовался моралью. Люди, по крайней мере те, кто приходили к нему, слишком слабые, чтобы такие понятия, как человеколюбие, доброта или милосердие остановили или успокоили их. При помощи простых (хоть зачастую и фальшивых) истин Лейман примирял своих пациентов с самими собой. Он предлагал другие, менее жестокие приёмы, чтобы их цели были достигнуты. Барышня, что пожелала стать вдовой, принялась аккуратно, по заранее оговорённому плану, превращать жизнь этого актёра в ад. И он сам (но на её условиях!) попросил развод.

Приобрёл я гораздо больше, чем потерял.

Просто прописать ему таблетки не выйдет. Прозаком или валиумом тут не отделаешься. Он сочтёт его шарлатаном. Надо дать ему другую истину. Но какую? У него слишком высокий IQ, чтобы просто заявить, что убивать нехорошо. Убивал ли он ещё кого-нибудь?

Изобрёл метод.

Скорее всего. И он до сих пор на свободе. При этом совершенно не боится рассказать об этом. Ведь законы предписывают доктору сдать его копам.

– Черт, он знает, что это мой козырь! – вдруг воскликнул доктор, глядя на мутно-жёлтое свечение одинокого сгорбившегося фонаря за окном.

Никогда никто не узнает, что было произнесено в кабинете. Но он ведь пришёл к нему! Значит, он на что-то надеется!

Следующий сеанс был назначен на послезавтра.

Перед вторым сеансом Лейман попросил свою помощницу сделать самый крепкий в её жизни кофе. Секретарше на это понадобилось пять минут. Доктор мелкими глотками проталкивал внутрь горячую крепкую жижу и думал о Бетти. Он часто прибегал к фантазиям, где он и она вместе летят на Гавайи или Кубу. Доктор не предпринимал попыток обозначить ей свой интерес. Однако сладкие грёзы о её молодой нежной коже, шёлковых тёмных волосах, строгих нарядах, которые всегда подбирались под интерьеры, убаюкивали и ласкали его. Он даже не знал, есть ли у неё парень. Её точно никогда никто не забирал с работы. За любовными звонками также не замечалась. Бетти была ещё студенткой, и наверняка вокруг неё вились прыщавые юнцы. Но кольца на безымянном пальце появиться не успело. И это грело душу. Порой в голову забредала жалкая мысль, что, как только он узнает о её помолвке, он тут же её уволит и найдёт себе новую Бетти.

На этот раз Пит пришёл в черных зауженных брюках, лакированных туфлях, светло-голубой рубашке и галстуке на тон темнее. Вид он имел такой же умиротворённый, довольный собой, с небрежной ухмылкой.

Доктор чувствовал в себе силы победить соперника. Также вооружившись воздушной весёлостью, Лейман, стоя у стеллажей, указал пациенту на стул, а сам заканчивал медитацию. В этот раз это была книга Достоевского «Преступление и наказание». Тонкое невзрачное издание ярко-оранжевого цвета с мягким переплётом и черными плетёными буквами. Доктор тщательно делал вид, что занят чем-то более важным, чем какой-то пациент. Это, думал он, немного остудит самомнение Пита, а значит, позволит ему пойти в атаку и завоевать уважение Эвриджа. «И его скользкая улыбочка навсегда исчезнет», – твердил его внутренний голос. Книга нашла пристанище точно