Томас Фейхи - Ночные видения

Он уходит от прямого ответа, и его уклончивость не остается незамеченной.

— И?..

Фрэнк отворачивается, избегая смотреть Саманте в глаза.

— Думаю, она мертва… тело и машину рано или поздно обнаружат где-нибудь в городе.

— Подожди. — Саманта не хочет принимать такого ответа, не хочет соглашаться на такой вариант, тем более что Кэтрин смотрит на нее с фотографии. — А если она просто в бегах? Если хочет исчезнуть?

— Тогда зачем оставлять такой ясный след? Зачем оплачивать обед и номер в мотеле кредитками, если можно воспользоваться наличными? Зачем брать напрокат машину?

— Предположим, вначале она не была уверена в том, что действительно хочет исчезнуть. Может, недоставало смелости. А потом приехала сюда и решилась.

— По словам родителей и друзей, у нее не было никаких причин ударяться в бега.

— Если только они сами не были причиной.

— Ладно, пусть так. Но все равно остается без ответа самый главный вопрос. При чем здесь Сан-Франциско? — Фрэнк замечает, как сжимают чашку тонкие пальцы Саманты. — И вот здесь-то мне не обойтись без твоей помощи.

— Объясни.

— Если Кэтрин прибыла в Сан-Франциско, чтобы начать жизнь с чистого листа, то, как я предполагаю, она попытается устроиться на работу в социальные службы. Судя по всему, ей нравилось то, чем она занималась в Северной Каролине. Даже если деньги Кэтрин и не нужны, она может бесплатно предложить свои услуги какой-нибудь адвокатской группе. Не могла бы ты выяснить в тех организациях, с которыми сотрудничаешь, обращался ли к ним кто-нибудь в последнее время с подобным предложением? Возможно, кого-то уже приняли…

— Ты же говоришь, что она, вероятно, мертва.

— Да. — Фрэнк смотрит на лежащие между ними фотографии. — Но я бы предпочел, чтобы ты опровергла мое мнение. — Он едва заметно улыбается. — Мне нужно знать наверняка. Что скажешь?

— Конечно.

Улыбка Кэтрин уже кажется ей печальной и несколько искусственной. Как будто она пользовалась этой улыбкой слишком часто, убеждая окружающих в том, что у нее все в порядке. Такие улыбки, напряженные и усталые, бывают у бортпроводниц.

— Конечно, я помогу тебе.

Вашингтон, округ Колумбия 3 октября 1982 года 18.27

Кристина Кастинелла торопливо убирает со стола остатки незатейливого обеда и отступает в сторону, пропуская в кухню клиента. Гость старается расположиться поудобнее, но жесткий, неказистый стул никак не подстраивается под его долговязое тело. В этом человеке есть что-то такое, отчего вся квартира кажется маленькой. Глядя в водянистые глаза мужчины и на его поношенную черную одежду, Кристина думает о том, стоит ли заниматься предсказательством, если при этом приходится иметь дело чуть ли не со всеми чокнутыми округа Колумбия.

У нее есть дар, а дару всегда сопутствует ответственность. Так до сих пор говорит ей бабушка. Каждое лето, бывая в Калабрии, Кристина проводит большую часть времени в бабушкиной кухне, слушая рассказы местных женщин о семейных судьбах, болезнях и ленивых, ни на что не годных мужчинах. Каждое слово сопровождается у них выразительным жестом, и все они носят выцветшие свободные платья, под которыми прячут свои изнуренные тела.

С заходом солнца бабушкин дом затихает, и тогда-то начинают приходить мужчины. Они приносят печаль, неуверенность, боль, смятение и с нетерпением ждут ответа от каждой перевернутой карты. Большинство находят надежду в прогнозах гадалок и безоговорочно верят им. Даже приходский священник, отец Гриджо, жалующийся на предсказательниц в частных беседах и искренне советующий пастве искать совета у Бога, никогда не ставит под сомнение прорицания. По слухам, он и сам порой прибегает к помощи гадалок, но никто за столом никогда не упоминает об этом.

Когда Кристине исполнилось двенадцать, ее научили искусству работы с картами. «Они поведут тебя, укажут путь через тяготы и лишения», — обещали гадалки. Очень скоро женщины поняли, что Кристина не такая, что она отличается от них. Ее видения были яснее, предсказания глубже. Вскоре карты стали всего лишь дополнением к живущему в ней дару.

Таро для Кристины не более чем приятное времяпрепровождение, но несколько месяцев назад она решила прорекламировать свои способности предсказательницы в местных газетах. Ей оставался еще один год учебы в Джорджтаунском университете, а заработка репетитора не хватало даже для покрытия счетов за международные телефонные разговоры, не говоря уж о плате за учебу. Поэтому Кристина обратилась к картам.

Некоторых клиентов, конечно, больше интересуют ее длинные ножки и то, что скрыто под наглухо застегнутой блузкой, чем будущее. Но большинство отчаянно жаждет ответов; они нуждаются в них так же, как некоторые нуждаются в любви. Они одержимы будущим, которое не в состоянии ни понять, ни контролировать, и вот ради них-то Кристина берется за калабрийскую колоду.

Глядя на посетителя, она решает сделать то же самое. Обычно Кристина не принимает по воскресеньям, однако в разговоре по телефону этот мужчина проявил такую настойчивость, что она не смогла отказать. Ладно, подумала Кристина, повесив трубку, деньги не помешают — надо купить билеты на концерт в следующем месяце.

Он молча наблюдает за тем, как Кристина тасует карты и кладет колоду на стол перед ним.

— Снимите карты левой рукой.

Он снимает, и Кристина начинает переворачивать их. Повешенный, перевернутое Колесо Фортуны, четверка Мечей — карты говорят о боли и муке, — десятка Мечей, Башня, Смерть…

Солнце садится, в комнате темнеет, и неподвижное тело и бесстрастное лицо незнакомца сливаются со сгущающейся тьмой. Кристина уже не видит его — перед глазами мелькают образы, вызванные картами. Музыка — кто-то играет на клавесине, запах конюшни — сена и конского навоза, старинная, пострадавшая от времени, ветра и дождя статуя, отбрасывающая тень на могильный камень, сырые переулки, густой туман, внезапный пронзительный крик.

Ее дыхание учащается.

— Вы бежите куда-то в темноте. Резь в глазах, и вы видите что-то вроде света… серебристые вспышки. Голоса отовсюду, спереди и сзади… кто-то кричит. Вы не останавливаетесь, вы продолжаете бежать. Вы боитесь остановиться — вас что-то преследует. Нет, оно бежит вместе с вами, движется в ритме ваших шагов, словно толкает вас. Вы поворачиваетесь и видите… нет, ничего нет. Ну, не совсем так, есть чувство… я… я не уверена…

— Продолжайте!

— Не могу. Это какая-то бессмыслица.

— Не бессмыслица/ — Голос звучит резко, и мужчина тут же смягчает тон, как бы желая объяснить: — У меня проблемы со сном.

Она растерянно замолкает, потом спрашивает:

— Да?

— Просыпаясь, я ничего не помню. Просто чувствую усталость. От того, что снилось. Поэтому я и пришел сюда. Мне нужно выяснить, видите ли вы то, что вижу я. Надеюсь, вы поможете мне понять.

— Я же сказала вам, что ничего не понимаю.

— Нет, понимаете. Вы не такая, как другие. Вы тоже видите.

Лучше бы он ушел. Ушел, а она вернулась бы к остывшему обеду и стакану дешевого вина.

Кристина протягивает руки и собирает карты. Хватит. Пора заканчивать, даже если он и не заплатит. Какая разница.

— Пожалуйста. Просто скажите, что еще вы видите. Только это, мне ничего больше не надо. — Мужчина вытаскивает из кармана стодолларовую банкноту. — Закончите то, что начали. Пожалуйста.

Она скептически смотрит на незнакомца, потом на лежащую на столе бумажку.

— Ладно.

Гость откидывается на спинку стула, напряженно улыбается и кивком указывает на колоду.

Кристина делает пассы над перевернутыми картами и закрывает глаза. Ей не хочется возвращаться в темноту, и она решает закончить сеанс как можно быстрее.

— То, что преследует вас, оно очень старое… древнее. И еще есть какой-то запах… как будто что-то гниет.

Она моргает от вони и в этот же момент начинает видеть лица… лица, искаженные страхом. У этих людей текут слезы. Один за другим они бросаются вперед с приглушенными криками. Кристина уже не знает, говорит она что-то или нет. Ее тело как будто движется по некоему незнакомому коридору. Она в чьем-то доме. На стенах, на семейных фотографиях, на выключателе, на детском карандашном рисунке с фиолетовым деревцом и двумя держащимися за руки фигурками застывшие пятна крови. Она останавливается, чтобы открыть входную дверь. В зеркале слева мелькает отсвет, и она поворачивается. Но отражение не ее — там, в зеркале, ее клиент. И его взгляд устремлен на нее. Она слышит тяжелое дыхание и отдаленные звуки пианино.