Михаил Ахманов - Крысолов

— А собственно, куда положено, Дмитрий Григорьевич. Вы ведь хотели к генералу? Так мы к нему и направляемся. — Иван Иваныч повернул голову, посмотрел на меня и добавил:

— Генералу тоже захотелось с вами встретиться. Даже из Москвы для этого прибыл. Он, понимаете, человек любопытный и очень убедительный. В том смысле, что умеет убеждать.

— Не водятся на Садовой генералы, — мрачно возразил я. — Генеральское место известно где — на Литейном. Ну еще в Главном штабе на Дворцовой площади. — Много вы понимаете в генералах! — отбрил меня Скуратов. — Ровно столько же, сколько в полковниках ФСБ! — Он помолчал, затем, смилостивившись, пустился в объяснения:

— Во-первых, заметьте, Дмитрий Григорьевич, мы едем не на Садовую, а по Садовой, прямо к Московскому проспекту. А во-вторых, наше ведомство носит скорее организующий, научно-аналитический характер и тем отличается от прочих служб системы безопасности. Мы не привыкли дислоцироваться в местах традиционных, набивших оскомину — Литейный или, положим, столичная Лубянка. Кстати, для нас там и места нет… Главное Управление в Москве располагается на Лесной, неподалеку от Белорусского вокзала, рядом с химико-технологическим институтом. Если помните — тот самый, имени Менделеева… и в нем — несколько наших лабораторий… изучают внеземные материалы и артефакты… Очень забавная тематика! И очень перспективная! А региональное Северо-Западное Управление — то есть наше, петербургское — находится в одном НИИ. Почтовый ящик, разумеется. Чипы, электроника, связь, вычислительная техника… Ну, увидите сами. “Что это он разболтался? — промелькнуло у меня в голове. — Зубы заговаривает или желает на работу устроить? В тот самый НИИ, где чипы с электроникой? Чтоб Хорошев Дмитрий Григорьич сидел на трассировке плат и был всегда под боком и приглядом?.. Пожалуй, не выйдет. Не слюбится и не станцуется. Насиделся я в таком НИИ, в родном Промате. Формально даже сейчас сижу. Никто ведь меня не увольнял… всего лишь бессрочный отпуск… скажем, с целью благоустройства личной жизни…” Мысль о личной жизни заставила вспомнить Дарью, что потянуло цепочку иных ассоциаций, но не лирических, а совсем другого свойства. Я наклонился вперед, к затылку Скуратова, торчавшему над спинкой кресла, и пробурчал:

— А мою соседку вы на Литейный вызывали. Это как понять? — А так, что вызывал ее не полковник ФСБ, а майор УБОП, и совсем по другому делу. Удовлетворены, Дмитрий Григорьич?

— Вполне, Иван Иваныч.

Но подозрения мучили меня на всем пути по Московскому проспекту, а это, должен признаться, очень длинная магистраль. Скуратов молчал, словно наслаждаясь моей нервозностью, и я, чтоб отыграться, стал издавать всевозможные звуки — кашлял, хмыкал, сопел, кряхтел, с удовольствием ощущая, как Лев с Леонидом напрягают мышцы при каждом моем хмыке и кряке, а голова у Иван Иваныча непроизвольно дергается. Временами я запускал пальцы левой руки под правый рукав свитера, ощупывал браслет с гипноглифом и представлял чугунную рожу зулуса, а также двух “хвостов”, уснувших на скамье, рядом с помойными бачками. Это придавало мне уверенности, напоминало, кто тут хозяин, кто командует парадом и правит бал. Если не сам Сатана, то крысолов, его приятель и посланник. Наконец мы выехали на шоссе, повернули три-четыре раза и минут через десять остановились у бетонного низкого корпуса, над которым возвышался небоскреб в целых шестнадцать этажей. Отраслевой НИИ по кличке “Сапсан”, почтовый ящик и военный отпрыск объединения “Светлана”… Эту контору я знал: случалось здесь бывать и даже выполнять заказы — конечно, в прежние проматовские времена. Занимались тут проектированием начинки для компьютеров спецприменения — тех, что ставят на ракеты и подлодки, истребители и комплексы ПВО. Какая существовала еще тематика, не ведаю, не знаю: я тут выше восьмого этажа не поднимался и к самой небоскребной верхотуре допущен не был. Но и нижние ярусы впечатляли: стерильные цеха для напыления микросхем, мраморные стены, округлые стальные двери-люки, герметичные тамбуры, техники в белых халатах, компьютеры, автоматика — и все, заметьте, высшего качества и отечественной разработки. И кому это мешало?.. Покинув машину, я заметил, что “Сапсан” переживает не лучшие времена. Вывесок на нем отродясь не бывало, и нечему было трескаться и падать, но окна, когда-то сиявшие, как полированный хрусталь, казались покрытыми пылью, и по обе стороны от приземистого нижнего корпуса тянулись уродливые загородки из стальных прутьев, а за ними торчали навесы, забитые доверху серыми алюминиевыми чушками и латунными болванками, блестящими желтизной. Еще было несколько трейлеров: их то ли нагружали, то ли разгружали небритые мужики в тельняшках. В общем, результат конверсии военно-промышленного комплекса был, как говорится, налицо. — Люди гибнут за металл, — пробормотал я, поторапливаясь вслед за Скуратовым к подъезду.

Он обернулся:

— Что? Что вы сказали?

— Ничего существенного, Иван Иваныч. Вам вся эта бурная деятельность не мешает? — Я кивнул в сторону загородки и навесов.

— “Крыша”, — многозначительно отозвался остроносый. — Источник финансирования и надежная “крыша”, вполне созвучная времени. Мы перешагнули порог и очутились в просторном вестибюле. Тут все еще стояла охрана, но не гэбисты, как в нашем Промате, а милицейские сержанты — правда, с автоматами и в бронежилетах. Сторожили они вход в коридор и два лифта усиленной грузоподъемности; на левом была табличка “НИИ “Сапсан”, этажи 2-14”, на правом — “АО “Российские сплавы”, Петербургский филиал, этажи 15-16”. И хоть у “Сплавов” площадь была поскромней, чем у “Сапсана”, не приходилось сомневаться, кто тут вверху, а кто — внизу: дверцы левого лифта выглядели потертыми и исцарапанными, а дверцы правого сияли свежей полировкой.

Скуратов кивнул охранникам, приказывая посторониться. Меня стражи словно не заметили; впрочем, я шел вслед за полковником, а сзади топали два лейтенанта, так что расклад был ясен: кого-то конвоируют. Может, шпиона, а может, соперника “Российских сплавов”, перехватившего заказ на бронзовые канделябры. В кабинку мы вошли вдвоем, я и Скуратов: то ли нужда в конвоирах отпала, то ли Лев с Леонидом не имели допуска на самый верх, к генеральскому апартаменту. Лифт мягко тронулся, не останавливаясь на нижних этажах, поднимая меня в те небоскребные ярусы, куда лет восемь назад мог добраться лишь наш проматовский директор-академик, да и то по особому приглашению. Говорили, что в этих заоблачных высях обитает местная администрация: сам генеральный “Сапсана” плюс куча его замов, плюс первый отдел и представители заказчика, плюс референты, секретари и остальные прихлебалы. Но теперь там, судя по всему, располагалась служба ФСБ, региональное Управление аналитических исследований, и я терялся в догадках, когда и как это произошло. В какую, так сказать, эпоху? Год назад? Пять лет? Или же десять? Или Управление было там всегда и лишь в последние годы, отмежевавшись от “Сапсана”, прикрылось вывеской “Российских сплавов”? Но, спрашивается, почему? “Сапсан” являлся государственной конторой, а “Сплавы”, надо думать, частной; чем же такая фирма предпочтительней для маскировки? Да еще не группы, не отдела, а целого управления!

Я чувствовал, что меня морочат. Дурят, дезинформируют, водят за нос, забивают баки и вешают лапшу на уши. В чем, в чем, а в этом остроносый Иван Иванович Скуратов был превеликий мастер! Мне вспомнилось, как он вломился в мою квартиру — с историей о поддельном авизо, о краденых досках, стекле и металле. Похоже, уши у этой байки росли отсюда, из “Российских сплавов”: тут как раз торговали металлом и, вероятно, не пренебрегали досками и стеклом. Но если так… Дверцы лифта бесшумно раздвинулись, и мы вышли в холл шестнадцатого этажа. Он был роскошен. Куда там генеральский кабинет! Здесь стены были обшиты палисандром, с золотистого потолка струился свет невидимых светильников, нога утопала в пушистом ковре желто-салатных оттенков, а из огромного окна открывался бесподобный вид на город Пушкин, лежавший к югу километрах в пяти-шести, на его дворцы, озера и парки, сиявшие осенним великолепием. Вдоль стен красовались обтянутые палевым шелком канапе во французском стиле, с гнутыми ножками и приподнятым изголовьем, меж ними — затейливые бюро, тоже из палисандра, двери с отделкой маркетри, серванты и огромные зеркала; на застекленных полках и на столешницах бюро — продукция “Российских сплавов”. Вернее, образцы товара; я был уверен, что эта фирма ничего не производит и, вероятно, ничего не покупает, а только продает. Товар был оформлен превосходно: не чушки и не обрезки проводов и рельсов, а бронзовые изваяния, пепельницы из оптического стекла, серебряные подсвечники и мельхиоровая, редкой красоты, посуда. Везде — рекламные таблички с ценами в долларах, марках и франках, но ни один из этих текстов ни сном ни духом не намекал, что тут или где-то поблизости (возможно — на крыше?..) располагается секретное подразделение ФСБ.