Сидни Шелдон - Расколотые сны

– С ней что-то случилось?

– Помните, как долго и безуспешно мы пытались выяснить причину ее душевного заболевания?

Еще бы ему не помнить! Самое слабое место в тщательно выстроенной схеме защиты.

– Разумеется.

– Так вот, теперь я знаю ответ. Только сейчас звонил мой друг доктор Луисон, главный врач Коннектикутской психиатрической лечебницы. Недостающее звено головоломки – Стивен Паттерсон. Он постоянно насиловал Эшли, когда та была совсем еще ребенком.

– Что?! – неверяще воскликнул Дэвид.

– Доктор Луисон сам лишь недавно узнал об этом.

Дэвид рассеянно слушал Сейлема, хотя мыслями был далеко. В мозгу настойчиво прокручивались слова Паттерсона: «Вы единственный, кому я доверяю, Дэвид… Кроме дочери, у меня никого нет. Она самое дорогое, что есть у меня на свете. Спасите ее… Прошу вас защищать Эшли… Не желаю, чтобы в этом деле был замешан кто-то еще… Никаких помощников…»

И тут Дэвид внезапно понял, почему доктор Паттерсон так упорно настаивал, чтобы он один представлял на суде Эшли. Стивен был в полной уверенности, что если Эшли и откроет что-то Дэвиду, тот промолчит и не станет выносить сор из избы. Поставленный перед выбором между дочерью и своей репутацией, Стивен выбрал репутацию. Хотел остаться чистеньким, пусть даже ценой жизни единственного ребенка! Сукин сын! Подонок! Дэвид, а ты круглый идиот! Но что тогда можно было сделать?! Чудо, что он вообще выиграл тот процесс! Иначе на совести у Дэвида была бы еще одна невинная жертва!

– Спасибо, Ройс, что сообщили. Какая мерзость!

– И мы еще удивляемся, почему бедняга стала убивать мужчин! Здорово ей, должно быть, пришлось натерпеться.

Они долго говорили о прошлом, прежде чем распрощаться.

Днем, зайдя в комнату отдыха, она увидела на столе небрежно сложенную газету «Уэстпорт ньюс» и, сама не зная почему, подошла ближе. На первой странице красовалась фотография отца в обнимку с Викторией Энистон и Катриной.

В глаза сразу бросились набранные крупным шрифтом строчки: «Прославленный кардиолог, доктор Стивен Паттерсон объявил о своей помолвке с известной в светских кругах Викторией Энистон, имеющей от предыдущего брака трехлетнюю дочь Катрину. Доктор Паттерсон согласился работать в больнице Святого Иоанна на Манхэттене и в ближайшие месяцы переезжает в Нью-Йорк. Он и его будущая супруга уже купили дом на Лонг-Айленде…»

Эшли отбросила газету, как ядовитую змею. Лицо исказилось уродливой гримасой, превратившись в маску неудержимой ярости.

– Я убью эту сволочь! – истерически завопила Тони. – Убью!

Она совершенно не владела собой: вырывалась, царапалась, лягалась… Потребовалось несколько дюжих санитаров, чтобы усмирить ее и отнести в обитую войлоком палату, предназначенную специально для буйнопомешанных, чтобы она не поранила себя. Пришлось также сковать ее по рукам и ногам. Когда служитель пришел покормить ее, Тони попыталась его убить, после чего Келлер отдал приказ не подходить к ней близко. Тони полностью завладела Эшли.

Теперь она не верила никому. Даже Гилберту. Увидев его, она злобно прошипела:

– Немедленно выпусти меня, ублюдок! Ненавижу!

– Мы обязательно выпустим вас, – пообещал Гилберт, – но прежде вы должны успокоиться.

– Я спокойна, мать твою! Совершенно спокойна! Разве не видишь? Отпусти! – визжала Тони. В уголках губ показалась пена, глаза закатились.

Но Гилберт невозмутимо улыбнулся и присел на край кровати:

– Тони, когда вам на глаза случайно попался снимок отца, вы пообещали отмстить ему и…

– Лжешь! Я собиралась его прикончить!

– От ваших рук погибло достаточно людей. Не хотите же вы снова пустить в ход кинжал? Поверьте, вам это не к лицу. Совсем как в дешевом романе!

– Я не собиралась пускать в ход нож. Слышали когда-нибудь о соляной кислоте? Она разъедает все на свете, включая кожу и глаза. Погодите, пока я…

– Не стоит даже думать об этом, Тони.

– Ты прав! Пожалуй, лучше сжечь его живьем. Тогда ему не придется ждать, пока черти утащат его в ад и начнут поджаривать. Я сумею все обтяпать так, чтобы меня не поймали, если…

– Тони, забудьте об этом.

– Ладно, у меня в запасе еще немало способов…

Гилберт огорченно вздохнул:

– Почему вы так рассердились?

– Разве не знаешь? Эх ты, медицинский гений! Он женится на женщине с трехлетней дочерью! И что будет с этой несчастной малышкой, мистер Знаменитый Психиатр? Не нужно быть ясновидящей, чтобы предсказать: то же, что случилось с нами. Ну так вот, больше я этого не допущу!

– Я надеялся, что за это время вы успели избавиться от ненависти.

– Ненависть? Хочешь знать, что такое настоящая ненависть?

Шел дождь, непрестанный, многодневный. Струи воды лились с неба, образуя серую стену. Капли уныло стучали по крыше несущегося с огромной скоростью автомобиля. Бесконечная блестящая лента шоссе уходила вдаль. Девочка украдкой взглянула на сидевшую за рулем мать и, счастливо улыбнувшись, запела:

Мать дернулась, словно от удара и, на миг забыв обо всем, прикрикнула:

– Немедленно замолчи! Сколько раз повторять: не смей выть эту идиотскую песню! Меня от тебя тошнит, жалкая маленькая…

Она не успела договорить. Все происходило как при замедленной съемке. Машина не вписалась в поворот и, слетев с дороги, врезалась в дерево. Девочку выбросило из окна. Она больно ушиблась, но даже не потеряла сознания и почти сразу же вскочила. Мать зажало между креслом и рулевым колесом. Она истерически кричала:

– Эшли, вытащи меня! Помоги! Помоги!

Но дочь молча наблюдала, не двигаясь с места, пока не раздался взрыв.

– Ненависть? Хочешь послушать еще?!

– Решение должно быть принято единогласно, – заявил Уолтер Маннинг. – Моя дочь – профессиональная художница, а не какая-то дилетантка… сделала одолжение всем нам… не можем же мы отказаться… либо мы выберем работу моей дочери… либо пастор останется без подарка…

Она припарковала машину у обочины, но не выключила зажигание. Пришлось подождать минут десять, пока Уолтер Маннинг не вышел на улицу. Он явно направлялся к гаражу, где оставил свое авто. Она вцепилась в баранку и нажала на педаль акселератора. Машина рванулась вперед. В последний момент Уолтер услышал шум мотора и обернулся. Она пристально всматривалась в лицо человека, который мгновение спустя уже лежал, бездыханный, под колесами. Изломанное тело отбросило в сторону, а она, не снижая скорости, умчалась. Свидетелей не нашлось. Господь был на ее стороне.

– Это и есть ненависть, доки! Настоящая ненависть!

Гилберт Келлер не нашелся, что ответить, потрясенный силой этой хладнокровно-злобной жестокости. Он с трудом поднялся и вышел. Пришлось отменить все остальные консультации, назначенные на остаток дня. Келлер чувствовал, что должен побыть в одиночестве.

На следующее утро он поспешил в обитую войлоком комнату. Там уже царила Алетт.

– Почему вы так переменились, доктор Келлер? За что так наказываете меня? Неужели я в чем-то виновата? Не держите меня здесь.

– Вы выйдете, и скоро, – заверил доктор – Как дела у Тони? Что она вам сказала?

– Что мы должны сбежать отсюда и убить отца.

– Доброе утро, доки, – жизнерадостно вставила Тони. – Как дела? У нас все хорошо. Может, все-таки отпустите нас?

Келлер посмотрел в ее глаза. Глаза безжалостного убийцы.

– Мне ужасно жаль, что все так вышло, – посочувствовал Отто. – Такое стабильное улучшение, и вдруг…

– Дошло до того, что сейчас я даже не могу добраться до Эшли. Она спряталась, и намертво.

– По-видимому, это означает, что лечение придется начать сначала.

– Не думаю, Отто, – возразил Келлер. – Мы достигли момента, когда все трое смогли без помех познакомиться друг с другом. Это уже немало значит. Следующим шагом должно быть воссоединение. Придется найти способ это сделать.

– Чертова статья. Как она попалась на глаза Тони?

– Нам еще крупно повезло.

– Повезло? – удивился Отто. – Ничего себе везение!

– Видите ли, эта ненависть зрела в Тони как нарыв, который мог прорваться в любую минуту. Теперь, когда мы все узнали, можно и нужно избавить от нее Эшли. Я хочу попробовать кое-что… И если все сработает, значит, мы на верном пути. Если же нет… Тогда, боюсь, Эшли останется здесь до конца жизни.

– Что вы хотите делать?

– Думаю, пока Эшли не стоит видеться с отцом, но я позвоню в Национальное бюро вырезок[24] и договорюсь, чтобы мне присылали все материалы о докторе Паттерсоне, появляющиеся в печати.

– И что это даст? – удивленно заморгал Отто.

– Я стану показывать их Тони. В конце концов ее ненависть рано или поздно сама себя сожрет и угаснет. Таким образом я сумею помочь ей управлять всеми движениями души Тони.