Вячеслав Энсон - Эра беззакония

– Готова, товарищ генерал! – ответил из другой комнаты Леха.

– А до бани что полагается? – опять прокричал генерал.

– Сейчас ехать? – Леха показался с тарелкой в руке и куском мяса во рту. – Поздновато…

– Надо было раньше. Не догадался? На все – команду ждут. Езжай!.. И посвежее! Ты знаешь, каких я люблю.

Калмычков не вслушивался в генеральские распоряжения. Его развезло от смеси коньяка, виски и водки. Набычился. Поплелся за Бершадским в баню. Все, что снаружи, уже не помещалось в его затухающее сознание. Но страшно рассмешила, мелькнувшая в мозгу мысль.

– Слушай! – панибратски хлопнул он по плечу генерала. – Я просек перспективу!.. Если повезет, у меня будет такой же дом… Нет, поменьше. С прислугой. Так?

– Так, Коля, так… – Бершадский тоже плохо стоял на ногах. Они брели по дорожке в обнимку. Под высоким звездным небом. Баня показалась расположенной страшно далеко…

– Я тоже буду пить, жрать и срать, сколько захочу?

– Будешь, Коля! И баб еще, сколько захочешь. В любом виде и количестве.

– Хорошо. Добавим баб… – Калмычков загибал пальцы и глупо хихикал над своей мыслью. – И все?! Это – все, что может предложить мне жизнь?.. Уссаться!

– А что тебе, еще надо? – удивился Бершадский.

– Уссаться! – Калмычкова колотил нервный смех. – Жрать, срать. А потом зачехлиться! Я об этом мечтал?..

Дошли до бани. Бершадский пнул ногой дверь.

– Ну тебя!.. Пить надо меньше. Эй, халдеи! Хозяин пришел!

Повыскакивали охранники, помогли Калмычкову и Бершадскому приготовить себя к процессу. Баня у Бершадского тоже не чета араповской. Двухэтажный особняк оцилиндрованного бревна, напичканный техническими новинками. Можно баниться по-русски, по-фински, по-турецки. Одновременно! Так же можно пить пиво, водку, закусывать рыбкой и раками или нежится на диванах и кушетках. Под музыку и караоке, естественно.

Решили баниться по-русски. Новый год встречали какой? Турецкий, что ли?

В процессе технологию не выдержали и, распаренные, плюхнулись в бассейн сауны. Нетрадиционно, но хорошо освежает! Под самое утро, часов уже в семь, потягивали пиво, развалившись на мягких диванах. Без одежды, в одних простынях. Блаженство! Не удержались и приплюсовали к пиву грамм по сто пятьдесят водочки. Под квашеную капусту и грибочки.

Калмычкова опять «повело», голова налилась свинцом, и видел он, словно в тумане. Бершадский стукнул его в плечо:

– Держись, Калмычков! Интересное впереди. Леха, паразит, должен подъехать.

Как в воду смотрел. В предбаннике послышался шум, возня, женский писк. Калмычков встрепенулся на минуту:

– Ты его за проститутками отправлял? – Ответ он уже не слышал. Водка клонила буйную голову на стол.

Минут через пять Леха с охранником втолкнули к ним четырех девиц, раздетых и, по случаю бани, завернутых в полотенца.

– Ну-ка явите свои прелести! – загремел, поднимаясь Бершадский.

Леха врубил музыку, и девчонки принялись изображать стрип-шоу. Бершадский пустился в пляс прямо посреди них.

– Эх!.. Эх!.. Ну-ка, Леха, водки им…

Калмычков с трудом оторвал голову от стола, и чтобы не выпадать из компании, в такт захлопал в ладоши. Через раз попадал. Девчонки дернули по полстакана водки и с визгом закрутились вокруг Бершадского.

– Кастинг! – орал он и то одну, то другую разворачивал из полотенца.

– Леха! Ты чего привез? Я просил свежих и молоденьких. Ты чего? Для себя эту жирбазу приволок?

– Так раньше надо было, товарищ генерал, – оправдывался Леха. – Только такие остались. Одну выпросил подороже, чисто под вас. Смотрите!

Калмычкову из своего угла было видно, как Леха сдернул полотенце с высокой худенькой проститутки. Бершадский зацокал языком.

– Вах! Вах! Удружил… – И принялся вертеть ее туда-сюда, оценивая класс свежести. Впился губами в грудь. Проститутка ойкнула от боли и матерно выругалась.

Каленым железом, с головы до пят, пронзил ее голос Калмычкова. Хмеля – как не бывало! Он взревел! Вскочил в своем углу, перевернул накрытый стол, и сметая все на пути, бросился к Бершадскому.

Тот не понял, в чем дело. Повернулся спросить, но впечатался спиной в бревенчатую стену, унесенный Калмычковским прямым в челюсть.

– Ксюня! Доченька… – кинулся Калмычков к девчонке.

Но она испугалась. Узнала в пьяном, всклоченном дядьке, возникшем посреди ее рабочего места, своего ненавистного отца. Вскрикнула и скользнула в предбанник.

Калмычков кинулся за ней, почти догнал. Но очухавшийся Леха, опустил на его голову деревянную скамью.

Все!.. Мир потух…

Бершадский поднялся, велел увезти проституток, а «этому» – дать как следует и выбросить на дороге.

«Халдеи» выполнили приказ скрупулезно. Калмычкова выбросили в сугроб на пустынном участке шоссе. Машину оставили метрах в ста от него. В пределах видимости. Если замерзнет, то вроде как с перепою. Вышел из машины и побрел куда глаза глядят.

Очнется – доползет и согреется. Как судьба…

Он пришел в сознание, не успев промерзнуть. Память вернулась сразу. Только мысли не хотели бежать в сотрясенном повторно мозгу. Сидел, тупо глядя перед собой. Водители проезжавших изредка дорогих машин не обращали на него внимания. Они вообще мало на что его обращают.

Рассвело… Ясное морозное утро. Обочина дороги. Человек в сугробе. В куртке, но без штанов и без обуви. Поленились ребята одеть. Лежит неподвижно, уставившись ввысь. В голове – одно видение. Точнее, воспоминание. То ярче, то тусклее, проступает сквозь неумолчный «Прокол!.. Прокол…»

Он не чувствует окоченевших пальцев. Его не волнует поднявшийся ветерок, обжигающий голое тело. Он горит изнутри.

Он застрял в том октябрьском вечере, когда вызвонил Женьку. Три месяца назад. В день «Большого футбола».

Он хорошо помнит день, когда «Зенит» играл с москвичами.

Все планы спутал «Большой футбол». ГУВД отправилось на стадион. А Калмычкова, как равнодушного к футболу, оставили дежурить на месте. После инструктажа стоял у выхода и смотрел, как разъезжается народ.

Должностные болельщики убыли. Коридорами Управления завладела тишина. Калмычков возвращался в кабинет и слушал гулкое эхо шагов, отдающихся в пустом коридоре. «Всегда бы так, – мечтал он, – надоел дневной муравейник».

В кабинете прослушал автоответчик. Пусто. Женька не отзвонился. Второй день не удается поймать его по телефону. Что-то случилось? Тем более, должен бежать к Калмычкову! «Одним делом занимаемся…»

Только через час затренькал мобильник, и Калмычков услышал Женькин голос: «Ты меня искал, Коль? Везде сообщений наприходило». Еще бы! Калмычков поворчал на него и велел приезжать. К половине девятого вечера Женька добрался до ГУВД. От дежурного позвонили, и Калмычков распорядился пропустить гражданина Привалова по вызову. Женькин вид ему не понравился. Будто вышел из запоя. Помятый и извиняющийся.

– Коньячку привез. «Хеннеси ХО»… – начал опустошать пакет. – Икорки немного, фруктики. Сигары твои любимые.

– Спасибо, Женя, – Калмычков заметил дрожащие руки. – Ты в запойные перешел? Или случилось что?

Женька отшутился. Вспомнил анекдот. Пока смеялись и наливали по первой, Калмычков тоже отдуплился парой свеженьких. Когда выпили, вернул разговор к прежней теме.

– Не юли, Жека! Бегаешь от меня. Что случилось? Давай, колись!

Женька дожевал лимон, налил и залпом выпил вторую. Отдышался и, набравшись духу, выдавил:

– Выводи меня из дела. Больше не хочу… – Женька закурил и начал мерить шагами крошечный калмычковский кабинет. – Понимаешь, бандюки друг друга мочат, кормушку делят – мне не жалко. Легких бабок пацаны захотели, а мозги куриные… Шмар наших продажных, тоже не жалею. Сами дорожку выбрали. Сочетают приятное с полезным… Но ты посмотри, до чего дело дошло! Знаешь, кем штат пополняют? В нашей баньке.

– Жека! Подробности меня не волнуют. Мы сдаем помещения в аренду, крышуем и получаем процент. Все! Как они бизнес ведут – не наша головная боль… – Калмычкова разозлила необходимость объяснять другу прописные истины. – Рынок растет, товар дефицитный, вот братва и пополняет ряды.

– Ты видел, как пополняет?! – Женька, склонился над сидящим в кресле Калмычковым. – Видел, кого они возят?

– Жека, успокойся! – Калмычков попытался оторвать Женькины руки от подлокотников своего кресла, но тот ухватился сильнее, вдавил его в спинку. – Что за истерика? Бизнес есть бизнес! Больше оборот – больше наши доходы. Мы делаем свою работу, они свою. Да, отцепись, наконец! Выпей, сядь, успокойся. Расскажи по порядку.

Женька послушался. Коньяк понемногу снял напряжение. Из его рассказа Калмычков понял – братва сильно расширила рынок продажной любви в их районе. «Мяса» стало не хватать. А клиент, как назло, богатеет и богатеет… Когда подчистили Псковскую, Новгородскую и Вологодскую «сырьевые» области, двинули на север, вплоть до Архангельской. Там уже хорошо прошлись москвичи. Пришлось поднимать закупочные цены. Под хорошие бабки местные поставщики начали гнать недозрелый товар. Вместо психологически готовых к занятию проституцией женщин, привезли чуть не на улице наловленных малолеток. Кого – обманом, якобы в официантки и танцовщицы – привычная схема, а кого – похищая по дороге с дискотек и вечеринок.