Джек Кертис - Заколдуй меня

Третий полицейский успел лишь произнести:

— Не надо...

Водитель убрал ногу с тормоза, и двигатель взревел.

Когда машину залило светом, единственный из сидевших в ней, кто закрыл глаза, был Люк. Прогремело что-то похожее на выстрел, и одновременно возникла карбидно-белая вспышка. По эффекту это было схоже с ударом грома в замкнутом пространстве. Все сидели ослепленные вспышкой, оглушенные грохотом, ударившим в барабанные перепонки. Люк резким движением наклонился вбок, перегнувшись через колени скованного наручниками полицейского, и открыл дверцу в тот момент, когда водитель нажал на акселератор; дверца ударила его по ногам, когда он выскочил наружу.

Водитель резко притормозил. Почему-то он почти ничего не видел. Лишь заметил приближающийся пикап и взял круто вбок, заваливаясь на пассажирское кресло. Машина покатилась вниз по холму. Сзади третий полицейский распахнул дверцу, но так и не решился выпрыгнуть в окружавшую его белую пустоту. Водитель нащупал руль, но не имел ни малейшего представления, куда они едут и где находятся. Он снова повернул, чтобы приостановить движение вниз, и в это время крыло машины протаранил фургон. Трое сидевших в машине людей завертелись, словно гимнасты, с переломанными спинами. Машина повернулась на триста шестьдесят градусов и снова покатилась вниз по склону. А человек с рассеченной бровью сидел, скованный наручниками, ослепленный, среди останков обоих коллег.

Движение на холме замерло. Люди прильнули к окнам, наблюдая за машиной, проносящейся мимо них, никем не управляемой, с одним оставшимся в живых пассажиром. Она мчалась, сокрушая крылья, бамперы, фары по одну сторону и задевая за ограждение шоссе по другую, прокладывая себе дорогу вниз, к набережной.

Теперь настала очередь Софи сказать «нет». Она произнесла это слово один-единственный раз, короткое, простое «нет». Без всякого предупреждения она вырулила к обочине, ударила по тормозу и заплакала еще прежде, чем они окончательно остановились. Закрыв лицо ладонями, она заголосила, громко, надрывно, как будто все возмущение, весь страх, преследующие ее, пока она гнала машину на запад, пока коротала утро в ожидании на набережной, наконец настигли ее на этой дороге, пролегающей над берегом океана.

Паскью ничего не предпринимал, только слушал и ждал.

— Я не знала где ты, ты мог погибнуть, все что угодно могло с тобой случиться, я провела в дороге пять часов и не знала, кого застану здесь. И я не была уверена, что это ты, когда какого-то человека выводили на набережную. Я стояла в толпе, среди восторженных зевак, черт бы их побрал! Они любовались этой картиной, им было все равно, кто тот придурок, которого вынесло на скалу. А потом оказалось, что это ты. А до этого я побывала в отеле и на этой чертовой лодочной станции, потому что думала, что, возможно, он там, что он может убить меня... А потом ты сошел с катера, как какой-то Робинзон Крузо, — черт бы тебя побрал!

Она сидела, отвернувшись от Паскью, покачиваясь в такт всхлипываниям, и это продолжалось до тех пор, пока он не спросил:

— Хочешь, я поведу машину?

Тогда она повернулась и ударила его кулаком в плечо, вложив в этот удар весь свой гнев.

— Хочешь, я поведу машину?

— Нет, — ответила Софи.

Когда они тронулись с места, он сказал:

— Я люблю тебя, но еще не вполне готов к этому.

Эллвуд нашел Карлу в спальне.

— Уходим, — сказал он.

Она разложила на кровати кое-какие вещи так, словно это была маленькая экспозиция в доме-музее давно умершей знаменитости. Три шарика для жонглирования, сложенные веером ножи, смотанные шарфы из светлого шелка, две колоды карт, яйцо с вложенным в него колечком.

— Все остальное, наверное, осталось в сундуке, — сказала она. — И как мы с этим поступим?

— Здесь все вычистят, — ответил Эллвуд, — технические работники. Они позаботятся об этом.

— Значит, его просто выскоблят из памяти, — сказала Карла. — Да? Не останется ни клочка, ни имени — ничего.

Эллвуд посмотрел на нее нахмурившись.

— Да, именно так. Тебя что-то не устраивает?

— Это был потрясающий спектакль, Валлас! Видел бы ты меня в роли. Я играла блестяще. А теперь чувствую себя актрисой в театре, в котором вот-вот погасят огни. — Она подбросила вверх шар и два раза хлопнула в ладоши, прежде чем поймать его. — Ни аплодисментов, ни откликов критиков, ни восторженных поклонников, томящихся в ожидании у выхода. — Карла положила шар обратно и вслед за Эллвудом направилась к двери. Она задержалась на мгновение, бросив воздушный поцелуй воображаемой публике, тут же взорвавшейся громовыми аплодисментами. (Карла оставила дверь открытой — для технических работников.)

— Возьми что-нибудь с собой, — предложил Эллвуд, — на память. Да что здесь возьмешь?

Люк бежал по городским окраинам, все время в гору, оставляя позади низины, прилегающие к побережью, до тех пор, пока не отыскал тропинку, тянущуюся над океаном. Он остановился, чтобы отдышаться, и посмотрел на бескрайнее водное пространство, простирающееся на западе. Отсюда была видна вершина Виндбраш, а пониже — узенькая полоска Меерз-Пойнт, похожая на красный волнорез. Туда и направился Люк. От взрыва у него все еще звенело в ушах, этот звон смешивался с шумом моря, и получалось нечто похожее на посвистывание ветра среди скал.

Он сейчас не думал ни о чем. И в тоже время думал обо всем. Слишком многое отягощало его сознание: отголоски прошлого, боль, тоска, отвращение, чувство утраты, — слишком много, чтобы он мог сосредоточиться на чем-то одном. Действия его были инстинктивными.

Он пробежал более двух миль не останавливаясь и в конце концов оказался на тропинке, пролегающей над расселиной, там, где два огромных валуна громоздились у самой воды: один похожий на тюленя, прокладывающего путь среди волн, другой — на выгнутую дугой кошачью спину. Он наклонился вперед, упершись руками в колени, и сплюнул. Грудную клетку обжигало болью, ноги сводило от усталости.

Он жадно глотал воздух, легкие раздувались, словно кузнечные меха. И все это — лишь по велению инстинкта. У него еще будет время подумать о происходящем. Поразмыслить над превратностями жизни и смерти, над тайнами магии и постараться постичь те слова, от которых разверзаются могильные плиты.

Софи и Паскью замешкались у двери, словно пришли в гости к друзьям. Он дважды обошел дом, но никого не заметил. Так получилось, что вначале Эллвуд с Карлой спускались по лестнице, потом оказались на первом этаже, в тот самый момент, когда Паскью не мог их видеть, и скрылись в коридоре.

Услышав, как открывается дверь, Эллвуд выхватил пистолет и, как только Паскью вошел, выстрелил, повинуясь рефлексу. Времени на раздумья у него не оставалось, он убил бы сейчас любого. Пуля вонзилась Паскью в мякоть чуть повыше бедра, и он грузно осел на пол в коридоре. Софи застыла в дверном проеме, как будто только сейчас догадалась по удивленным взглядам хозяев, что пришла в гости, но не в назначенный день. Эллвуд помахал пистолетом, словно говоря: «Заходите, раз уж пожаловали к нам, угощения хватит на всех». Карла захлопнула за ней дверь.

— Да ведь ты должен был умереть! — удивился Эллвуд. — Он что же — врал мне?

Паскью опустил взгляд на рану, приложив к ней ладонь, опасаясь, что кровь хлынет ручьем, однако она едва сочилась, и сильной боли он не ощущал.

— Кто это? — недоумевала Карла, но в следующий момент удивление исчезло с ее лица. — Ах да, знаю, кто они такие, — видимо, вспомнив рассказ Люка о призраках.

— Он не солгал, — возразил Паскью, — он старался как мог, просто я решил не умирать.

— Теперь у тебя есть возможность передумать. — Эллвуд махнул пистолетом в сторону гостиной, жестом приказывая пройти туда. Голос его звучал так, будто его сейчас занимало лишь предстоящее дело, однако глаза потемнели от гнева и смущения. — Опусти занавески, — сказал он Карле.

— Все равно никто сюда не придет.

— Как видишь, кое-кто уже пришел, так что опусти эти чертовы занавески.

Карла прошлась по комнате. На каждом окне были подвешены деревянные жалюзи из двух половинок. Она опустила их, и комната погрузилась в полумрак. Паскью сидел на полу, прислонившись спиной к деревянной балке. Эллвуд отступил назад, чтобы удерживать обоих в поле зрения, и стоял, закусив губу.

Софи подумала вслух:

— Когда не знаешь, что делать, попробуй не делать ничего.

Эллвуд подошел к ней и с силой ткнул дулом пистолета под ребра.

Софи приоткрыла рот, но не издала ни звука, лишь наклонилась вперед, как будто старалась лучше расслышать его слова. А Эллвуд в свою очередь тоже нагнулся к ней, и их лица теперь находились так близко, что от его дыхания у нее чуть колыхались ресницы. В комнате послышался его торопливый шепот, напряженный, как перед совершением убийства, слова сыпались скороговоркой: