Василий Дорогокупля - Вперед и вниз

Суть этой поучительной истории, поглотившей полтора часа времени и столько же бутылок вина, в общих чертах была такова. Ее первый друг, с которым она познакомилась два года назад и в которого считала себя влюбленной, принадлежал к породе скороспелых коммерсантов, взлетевших на волне экономической сумятицы начала девяностых. Он был молод, импозантен и стремился жить с размахом, ошеломившим второкурсницу университета, которая только недавно переехала в большой город из отдаленного заводского поселка (ее родители, впрочем, были не последними людьми в тех краях и располагали средствами — иначе как бы они смогли приобрести для дочери-студентки неплохо обустроенную городскую квартиру). По неопытности она не скоро разглядела в своем приятеле дешевого пижона; первым настораживающим признаком явились слишком уж частые поломки его «форда», который он так картинно — на зависть ее подругам — припарковывал у самых ступенек университетского крыльца. На самом деле этот «форд» был развалюхой, приобретенной на одной из европейских свалок по цене металлолома и лишь за счет свежей покраски сохранявшей внешнее сходство с приличным автомобилем. Перед ней он рисовался владельцем собственной преуспевающей фирмы, но из его разговоров с другими такими же коммерсантами она поняла, что все они не имеют никакого постоянного занятия, сшибая случайные деньги на посредничестве в торговых сделках. Однако потребность в услугах таких доморощенных брокеров была явлением временным и тогда уже быстро сходила на нет. Они прожили вместе более полугода, и к концу этого срока покоривший ее некогда герой-плейбой успел превратиться в затравленного, истеричного полудурка, который вечно скрывался от своих кредиторов и однажды исчез навсегда — то ли ударился в бега, то ли сгинул с пробитой башкой в одном из окрестных болот. Наташа и не подумала наводить о нем справки. Кое-как сдав экзамены за второй курс, она с чувством облегчения уехала на лето к родителям, а когда в сентябре вернулась в город, ее сразу же начал обхаживать один из прежних знакомых, давно уже положивший на нее глаз. Этот был из породы «продуманных дельцов», деньгами не сорил и ездил на «Волге» не самой последней модели (никогда, впрочем, не ломавшейся), но зато имел свое дело и крепко стоял на ногах. Роман продлился пару месяцев — до того дня, когда она случайно узнала, что ее нынешний возлюбленный был главным кредитором прежнего и немало способствовал его столь внезапному исчезновению. Расставшись с ним по-тихому (он не любил скандалов), Наташа провалила зимнюю сессию, одумалась и вновь засела за учебники. Студенческая жизнь, однако, казалась ей чересчур пресной («случались по-дурацкому веселые тусовки, вроде сегодняшнего подвала, но в основном сплошная бодяга»), да и подружки посмеивались, не видя больше встречающих ее у крыльца автомобилей, и тогда — отчасти им назло — она стала время от времени появляться в обществе «авантажных мальчиков», как она их именовала, — большей частью это были младшие начальники в разных коммерческих банках и смешанных иностранно-российских компаниях. Они держались с хорошо подчеркнутым достоинством и, как правило, были невыносимо скучны, но в малых дозах такие встречи вносили в ее жизнь разнообразие и притом не очень мешали учебе. Почти все зимние «хвосты» она смогла подтянуть, но весенняя сессия добавила пару новых, так что ей пришлось застрять в городе до середины лета. С «авантажными» она в последнее время не общается — они хороши для пуска пыли в глаза подружек, в чем сейчас нет особой нужды («Татьяна не в счет, та своя в доску, и к тому же она не из универа»).

— Имей в виду, что я никогда ни с кем не сходилась только ради денег или из желания пофорсить. Всякий раз это случалось по обоюдной симпатии, без каких-то напрягов, а если что-нибудь было не так, я отбивалась и исчезала… Послушай-ка, тогда я, может, вовсе и не шлюха?

— Конечно, нет! — энергично сказал благодарный слушатель.

Наташа рассмеялась и отсалютовала бокалом.

— Теперь пришла пора утешиться любовью, — сказала она. — Главное, чтобы это все было в радость.

…Утром Алтынов встал в полседьмого, чтобы успеть на работу. Наташа, проснувшись, вызвалась сварить кофе, после чего, лежа в постели, прокричала ему на кухню несколько кулинарных советов и поднялась лишь тогда, когда завтрак уже был готов.

— Вчера мы неплохо провели время, — сказала она, зевая. — И так славно поговорили. Мне не везет на людей, с которыми можно поговорить.

— Под конец говорила одна ты.

— Зато ты умно слушал. И не перебивал.

— Старался понравиться, чтоб не выгнала, — он извлек из холодильника остатки вина и разлил его по бокалам, — а из твоих речей я помню едва половину.

— Спасибо и на том. Я сама помню еще меньше — выболталась, и слава Богу. С тобой это было легко. Ты вообще легкий человек?

— Если это насчет характера, то вряд ли. Я легко лажу только с теми людьми, которые мне нравятся.

— Стало быть, ты тяжелый человек. А как насчет светлости?

— Какой еще светлости? — рассеянно спросил он, сооружая бутерброд с паштетом.

— Ну, ты же знаешь, бывают люди светлые и темные. Бывают еще серенькие — ни то ни се. Вот у тебя есть аура. Какого она цвета?

— Бог ее знает, — пожал плечами Алтынов. — Никогда не увлекался этой фигней.

— Нет, а все-таки? Ты светлый или темный?

— Допустим, светлый. По крайней мере, светлее серого.

— Мне тоже так показалось, — кивнула Наташа. — Я привыкла на такой манер оценивать своих знакомых — один, как ты, «светло-тяжелый», другой, к примеру, «серовато-легкий». Навесишь на человека ярлык, и сразу ясно, как с ним общаться.

— А у тебя самой есть ярлык?

— Я очень легкая, но темная — мне так сказал один экстрасенс. Правда, я плохо поняла, в каком месте находится эта моя темнота. Наверное, в тайных мыслях.

— Страшное дело, — посочувствовал ей Алтынов, допивая вино. — Когда в тайных мыслях — самое страшное дело. А о чем эти мысли?

— Откуда мне знать, они же тайные, — улыбнулась Наташа.

— До такой степени? — он подозрительно взглянул на собеседницу и заторопился со сборами.

Чуть погодя, когда он в прихожей надевал туфли, она, задержавшись на секунду в комнате, подошла и сунула ему что-то в карман рубашки. Алтынов тут же проверил — это был маленький треугольный брелок с вырезанным на нем изображением рогатого козлоподобного зверя.

— Из бивня мамонта, у нас в поселке один старик делает. Дарю на память. У меня таких полно. — И уже после того, как он вышел за порог, добавила: — В обмен на это к тебе одна просьба: пожалуйста, больше сюда не приходи.

Дверь закрылась прежде, чем Алтынов успел среагировать. Он машинально спустился до середины лестничного марша, остановился, издал протяжный озадаченно-вопросительный звук («э-э», переходящее в «а-а?»), шагнул было в обратную сторону, но тотчас передумал и, постепенно набирая разгон, продолжил движение вниз.

Панужаев ценил в людях развитый интеллект, но к большинству ярко выраженных интеллектуалов относился со снисходительным презрением, полагая их сухарями, в действительности лишенными божеской искры. «К чему семь пядей во лбу, когда нет огонька и ему даже не из чего возгораться», — насмешливо говорил он, бывший троечник, когда по окончании института начал делать быструю карьеру на производстве, оставляя позади своих некогда блиставших соучеников. Из их числа он всегда выделял лишь Алтынова, который при своих талантах мог далеко пойти, не будь он таким лентяем и пьяницей. Тем же светом божественной искры Панужаев привык объяснять свои успехи в «диком бизнесе», ибо холодный ум был здесь ненадежным подспорьем — зачастую плошали именно те, кто пытался заранее скалькулировать каждый свой шаг, не надеясь на Бога и на авось, на которых зато надеялся Панужаев и в финале всякий раз оказывался на коне. Такое везение вкупе с таким образом мыслей вполне способны сформировать у человека наполеоновский комплекс, но, по счастью, внезапная перемена фортуны послужила прививкой от этого неприятного заболевания. Теряя под ногами почву, он в последние месяцы крутился на предельных оборотах и все чаще был вынужден просчитывать ходы и напрягать извилины; конечными продуктами этих усилий стали запутанная комбинация из заемов-перезаемов под залог или под честное слово и — в меньшей степени — похищение с целью выкупа одного мелкого нигерийского мафиози. «В меньшей степени» потому, что эта задумка больше походила на традиционные для Панужаева авантюрные импровизации, которые он всегда предпочитал рутине трезвых расчетов.

Тем временем дела его стабильно ухудшались. Крупно задолжав друзьям-афганцам, он тем самым фактически лишил себя «крыши» как раз в тот период, когда отдельные наименее цивилизованные кредиторы уже начали демонстрировать нетерпение. Встревоженный их намеками, он с недавних пор стал заезжать за дочерью в школу, что совсем не нравилось Лене — она была самостоятельной девочкой и не хотела, чтоб ее относили к разряду непопулярных в их классе «папенькиных дочек». Панужаев нервничал, пространство для маневра сокращалось, а из Нигерии пока не приходило никаких известий (обратная связь должна была поддерживаться письмами до востребования на чужой паспорт). Проблемы возникали и у его компаньонов. Однажды утром после очередного посещения Главпочтамта он, перебежав от его крыльца к машине — в городе третий день шел дождь, — забрался в салон и взял истошно верещавшую телефонную трубку.