Яна Левская - За тёмными окнами

Ещё одна ночь минула. Там, за стенами дома, мир поднимал голову, потягивался, сонно бормотал голосами редких пешеходов и двигателями машин. А Лиам собирался спать.

Приняв душ, он добрёл до кровати, лёг на спину, вытянув руки вдоль тела, и устало прикрыл глаза.

Сколько помнил себя, альбинос жил в другой плоскости, где был «он» и не было «всех остальных». В плоскости, которая лишь изредка соприкасалась с «их» измерением. Он сам не мог решить, хорошо это или скверно. Да и какая разница? – изменить здесь ничего не выйдет. Благодаря капиталу родителей отпрыск Хедегоров получил образование на дому. Так что жизнь не сталкивала лбами его и «всех остальных» чаще, чем по минимуму. Что было, несомненно, к лучшему.

Частные учителя, частные врачи, частные товарищи для общения… Частную девушку, у которой в один момент сдали нервы, заменили частные проститутки – родители были очень заботливы. Порой чрезмерно. Внимательны к любой мелочи… До тошноты. С годами у Лиама – это было неизбежно – развилась фобия к их всеобъемлющей, всеподчиняющей любви.

Как только смог обеспечивать себя, он сбежал. Не в том смысле, что скрылся и разорвал все связи. Увольте. Он не желал причинять родителям неудобства, вынуждая их волноваться. Исчезнуть – было бы верхом неблагодарности и эгоизма. Нет-нет… Он сбежал в независимую жизнь. Обозначил границы личного, куда не стало хода никому. Со временем всё утряслось, уравновесилось, вошло в колею – и семья отпустила выродка. Возможно, даже вздохнула с облегчением.

Лиам нашёл занятие себе по нраву, позволяющее зарабатывать хорошие деньги и вести затворнический образ жизни. Преодолеть первую ступень на пути к самостоятельности помогли рекомендательные письма учителя – уважаемого мастера-реставратора. Дальнейшее восхождение по карьерной лестнице Лиам осилил сам. Сейчас он заслуженно восседал наверху, пользуясь всеми преимуществами завоёванного положения. Его имя было известно среди людей искусства, коллекционеров всякой ветоши, букинистов и даже на уровне государственных заказчиков. Но лишь имя. Кто скрывался за фасадом знаменитого реставратора-листовика-переплётчика [4], знали очень немногие. И с тех была взята подписка о неразглашении.

О, деньги, деньги. Всё в вашей власти.

Лиам криво улыбнулся уже на грани сна и позволил дрёме утащить себя в мягкий, беззвучный мрак.

Будильник на смартфоне не сработал почему-то. Наверное, сбился после обновления. Лиам проснулся позже, чем планировал: до назначенной встречи оставалось полтора часа. Суетясь, он занялся завтраком. Яичница уже шкварчала на раскалённой сковороде, когда под рукой вдруг не оказалось соли. Соображая, куда мог подевать солонку, он прошёлся по квартире, по пути распахивая окна, чтобы проветрить комнаты. Пропажа нашлась на журнальном столике в гостиной. Лиам вспомнил, что обедал вчера перед телевизором, пока смотрел ночной повтор репортажа о кинофестивале в Тампере. Впопыхах схватив солонку-мельницу за крышку, Лиам чертыхнулся и замер, глядя на художественно рассыпавшиеся по ковру кристаллики. Во время переезда солонка треснула, и крышка еле держалась. Он совсем позабыл об этом.

Бессильно зарычав, Лиам сбегал на кухню – убрал сковороду с плиты. Взгляд коснулся электронных часов, стоявших на холодильнике: «23:05».

– Та-ак…

Давиться безвкусной глазуньей он был не намерен, уйти по делам, оставшись голодным – тем более.

Взяв из шкафа стоявший там без дела стакан для виски, Лиам стиснул челюсти и направился к соседке.

Под кадыком уже намертво встал холодный ком – то мерзкое чувство, которое возникало всякий раз, когда Лиаму приходилось знакомиться с людьми. Наверное, любой урод сталкивался с такой неприятностью, как обращённый на тебя голый, ничем не прикрытый «взгляд-первых-секунд». Лиам посмотрел на свою руку, державшую стакан. Через стекло было видно, как побелели подушечки пальцев, прижатые к стенке. Надо же. И впрямь побелели. Хотя куда ещё им было белеть?…

Резко выдохнув, будто собрался нырять, Лиам вышел из квартиры.

Ноги принесли его к чужой двери. Он несколько секунд смотрел на «шоколадные» плитки её поверхности, имевшей тот густой тёмно-коричневый цвет, какой получается после многослойной обработки морилкой. Наконец, занёс руку, неприятно поразившись контрасту белой кожи на этом тёмном фоне, и постучал… Кулак сам собой разжался, и ладонь зачем-то погладила шершавые рёбра филёнок. Лиаму показалось, дерево будет тёплым. Но нет – холодное, твёрдое. Враждебное. Рассеянный взгляд наткнулся на кнопку звонка. Мысленно цыкнув своей тупости, Лиам вдавил белую горошину и прислушался к неожиданно забавному «тилинь-тилинь».

Минуту с той стороны не доносилось никаких звуков, и Лиам уже отвернулся, собираясь уходить, когда вдруг расслышал шаги босых ног. Замок щёлкнул, дверь без скрипа повернулась на смазанных петлях. Ему отворили на всю ширину, легкомысленно и бесстрашно. Он никогда не открыл бы дверь вот так, как это сделала… она. Лиам коснулся взглядом густых каштановых волос, завязанных на затылке бесформенным узлом, оглядел худощавую узкобёдрую фигуру, уловил что-то напомнивший ему сладко-молочный запах… а потом Она подняла глаза – и начавшее оживать любопытство Лиама тотчас издохло в зародыше.

Вот он. Тот самый взгляд, возвращающий на землю, не дающий забыть, кто ты для них – для нормальных.

Обычно люди быстро справлялись с потрясением и надевали маску: вежливости, участия, безразличия – кому что ближе к телу. Лиам ждал, когда соседка спохватится. Но та и не думала брать себя в руки – таращилась на него во все глаза. Ему уже стало тошно наблюдать, насколько сильно он поразил её воображение, но девушка как раз сморгнула и пробормотала:

– Привет. В смысле, добрый вечер. Хотя уже ночь…

Лиам неожиданно для себя едва не хмыкнул на это чуднóе приветствие, но вовремя сдержался, чувствуя, как губы раздвигает улыбка.

– Прошу прощения, что я так поздно, – начал он и снова сделал то, чего не делал никогда, тем более при первой встрече – протянул руку: – Лиам. Лиам Хедегор. Ваш сосед сверху.

Руку приняли и довольно крепко пожали. Лиам сказал бы, по-мужски, если бы знал, как ощущается мужское рукопожатие. Мягкая ладонь оставила на коже приятное тепло.

– Фрэя Кьёр, – представилась соседка.

Да, верно. Кьёр. Эту фамилию он видел на почтовом ящике. «Надо бы уже и своё имя шлёпнуть на дверной звонок с почтой».

Лиам покрутил в руках стакан и в двух словах объяснил, зачем пришёл. На подвижном лице Фрэи мелькнула тень. Девушка неуверенно кивнула и взяла стакан из рук Лиама, легко задев его холодные пальцы своими – тёплыми. От этого прикосновения у него на руке поднялись волоски. Хедегор провёл по ним ладонью, снимая щекотку. Что тут скажешь? Его слишком редко касались.

Уже почти завернув за угол, где, как предполагал Хедегор, находилась кухня, Фрэя оглянулась.

– Почему не заходите?

Вопрос сбил с толку. Разве это не очевидно, что если тебя не приглашали, ты должен ждать снаружи? Видимо, в мире Фрэи Кьёр – нет, не очевидно.

Получив короткий логичный ответ, девушка промычала что-то неразборчивое и ушла.

Пока она возилась, Лиам рассматривал отражавшуюся в зеркале кушетку и поворот коридора. За кушеткой темнел дубовым боком старинный буфет. «Наверняка, – подумалось Хедегору, – с резными пилонами и с выгнутыми желтоватыми стёклами в латунной решётке ромбиком». Такая мебель была в доме родителей на половине отца. Такая мебель дико смотрелась в этой квартире, обставленной современными гладкими и ровными – безликими вещами.

Лиам вздрогнул, когда в зеркале появилась Фрэя и, раскрыв древнее нутро столового шкафа, принялась рыться на полках. Он тихонько фыркнул: найти соль оказалось не такой уж банальной задачкой.

Ничего не отыскав наверху, девушка распахнула нижние дверцы, наклоняясь. Ткань пижамных штанов натянулась, и Лиам проследил линию бедра до ягодицы, а заметив, как отвисла просторная футболка с низким вырезом, пожалел, что смотрит сбоку.

Фрэя что-то нашла и отступила от шкафа, держа в одной руке стакан с солью, а другой прижимая к груди пузатую пластиковую банку с синей крышкой. Когда она показалась в коридоре, Лиам оценил всю прелесть того, как она пристроила эту странную банку – ровно между грудей – отчего под материей футболки явно проступили их очертания. На такое количество мелких эротических приятностей он этим вечером никак не рассчитывал. Глаза жадно уплетали подкинутую им пищу, лишённые подобных радостей последний год. Скрипнув зубами, Лиам вынудил себя отвести взгляд и натянул улыбку вежливости, принимая стакан с солью.

– Благодарю. Ещё раз, простите.

– Всё в порядке, – Фрэя пожала плечом, отставляя банку на комод в прихожей.

– Тогда спокойной ночи, – Лиам, досадуя на себя самого, отвернулся. Тридцатипятилетний мужик! А стоило увидеть по-домашнему растрёпанную, пахнущую молоком девчонку – и кровь от головы отхлынула, будто ему семнадцать. Воздержание давало о себе знать. На мгновение он даже подумал, не заказать ли девушку на вечер, но тут же отмёл эту идею. Дрянной осадок, накопившийся за годы платных свиданий, в конце концов, отравил всё желание связываться с леди, «влюблявшимися» в него строго на оговорённое время и исключительно за деньги.