Василий Юксерн - Атаманыч

Подождав еще немного, она пошла в вокзал, расспросила о дороге в порт и отправилась туда.

В порту Мишу и Кандалина она тоже не нашла, но зато узнала, что еще ни один корабль не выходил отсюда во Владивосток и первый пойдет только завтра. Значит, Миша и Кандалин еще на Сахалине.

Пока Нина ходила в порт, ушел вечерний поезд в Тойохару, Следующий пойдет только завтра вечером.

Приближалась ночь. Нина купила билет. На одной из лавок в углу вокзала она нашла свободное место и села рядом с дремавшей старушкой.

Ночью она почти не спала, а когда уже стало совсем светло, ее сморил сон. Во сне Нина увидела Онор, услышала Мишин голос. Ей снилось, как будто она спряталась, а Миша ее искал и, найдя, крикнул: «Вот она!»

Нина открыла глаза и увидела перед собой Атаманыча.

— Вот она! — крикнул Миша.

— Миша? — удивилась девочка, еще не понимая, то ли она видит его во сне, то ли наяву.

— Я, — засмеялся Миша. — Не узнаешь?

— А я уже купила билет в Тойохару, — растерянно проговорила Нина.

— Ничего, — сказал Кандалин. — Твой поезд отходит в пять, а мы отплываем в два.

— Нина, ты не думай, что я тебя обманул, просто я не знал, что пароход будет только сегодня, — извиняющимся тоном проговорил Миша.

— Я и не думаю, — улыбнулась Нина. — Самое главное, что мы все-таки встретились.

Миша тоже улыбнулся.

«Граждане! Через две минуты к платформе прибывает поезд Тойохара — Маока» — загремели репродукторы в вокзале и на перроне.

Вокзал вдруг ожил. Люди хлынули на перрон.

— Ну, а мы пойдем погуляем по городу, — предложил Кандалин.

— Пойдемте, — согласились ребята.

Но только они подошли к выходу в город, как услышали, что сзади кто-то громко окликнул их:

— Нина! Ковальчук!

Нина и Атаманыч обернулись. К ним, пробиваясь сквозь густую толпу, спешил Иван Дмитриевич.

— Что ж это такое? — сердито проговорил Иван Дмитриевич, догнав их. — Ты же на один день отпросилась, а до сих пор здесь! Я из-за тебя всю ночь не спал, мало что может случиться, а мне за тебя отвечать…

— Иван Дмитриевич, я на вчерашний вечерний поезд опоздала…

— Могла бы телеграмму дать. А тут волнуйся, ночи не спи из-за тебя.

— Вы уж простите ее, Иван Дмитриевич, — заступился за девочку Кандалин, — так уж получилось: и мы вовремя не успели, и она опоздала.

— Ну ладно, — махнул рукой председатель. — Хорошо хоть, нашлась. Подождите меня здесь, я сбегаю узнаю, когда отходит поезд обратно в Тойохару.

— В пять часов, — ответил Миша, довольный тем, что разговор перешел на другую тему.

— В пять часов, — повторил Иван Дмитриевич. — Долго ждать. Что ж будем делать, товарищи?

— А вы город не хотите посмотреть? — спросил Кандалин.

— Можно, — согласился Иван Дмитриевич.

— Потом проводим Мишу и Владимира Григорьевича, они в два часа отплывают, — сказала Нина.

— Да! — воскликнул председатель. — Совсем забыл я с этими волнениями! Поздравляю тебя, Миша, от всей души.

— Спасибо.

Иван Дмитриевич с Кандалиным и Нина с Атаманычем вышли на привокзальную площадь.

— Двинемся к порту? — спросил Кандалин.

Иван Дмитриевич достал из кармана часы на длинной серебряной цепочке и, взглянув на циферблат, почесал в затылке.

— Да вроде рановато…

— А мы по улицам погуляем, — предложил Кандалин.

— Ну что ж, интересно посмотреть, что за город Маока.

На высоком бугре белели многоэтажные дома и белые особняки. Это была так называемая «чистая» часть города, где жили богачи. Но между вокзалом и портом протянулись кварталы, которые населяла беднота. Узкие, мощенные булыжником улицы ныряли в овраги, тонули в грязи. Низкие, черные от старости и копоти домишки тесно жались друг к другу.

Кандалин с Иваном Дмитриевичем зашли в какую-то лавчонку, а Нина и Миша остались на улице.

— Значит, теперь твоя мечта исполняется, ты станешь офицером, — задумчиво сказала Нина.

— Да.

— А я еще не решила, кем буду…

— Ты же хотела быть врачом?

— А теперь мне иной раз больше хочется быть учительницей.

— Как Ольга Сергеевна?

— Да. Может быть, теперь мы встретимся с тобой через много лет. Ты уже станешь офицером…

— А ты учительницей.

— А может быть, и не встретимся…

— Нет, нет! — горячо заговорил Миша. — Мы обязательно встретимся. Мы же будем переписываться. А потом обязательно встретимся!

В это время Кандалин и Иван Дмитриевич вышли из лавки. Кандалин положил руку на плечо мальчика:

— Ну, Миша, нам пора.

На корабль поднимались последние пассажиры. Зеленые волны бились о причал. Над волнами и вокруг корабля кружились чайки. Они то взмывали вверх с тихим клекотом, то круто падали вниз и над самой водой вдруг раскрывали крылья и мягко опускались на зыбкую волну.

Иван Дмитриевич крепко пожал Мише руку. Он говорил что-то о том, чтобы Миша старался, хорошо учился, чтобы был дисциплинированным. Миша кивал ему головой, но сам плохо слышал его напутствие: он смотрел на Нину. Нина еле сдерживала слезы.

— Ну, до свиданья, — тихо сказала она, когда подошла ее очередь прощаться. — Ты пиши…

Прокатился над бухтой и отдался эхом в прибрежных сопках гудок, и корабль, оставляя за собой широкую полосу белой пены, стал удаляться.

— До свиданья, Нину-уш! — донесся до Нины чуть слышный за плеском волн, но все-таки слышный голос Атаманыча. — Ни-и-н-уу-уш!

Нина замахала вслед удаляющемуся кораблю: «До свиданья, Миша! До свиданья, Атаманыч!»

Те-о-аге! Угокува! (японск.) — Руки вверх! Сдавайся!