Патрисия Сент-Джон - Трое отправляются на поиски

— Ну хорошо, — согласился он устало. — Я просто не хотел, чтобы твой папа рассердился и забрал у тебя рогатку. Мой отец избил бы меня до полусмерти, если бы я разбил окно. Мне приходиться его обманывать. Но если ты решил быть хорошим и говорить правду, я ничего не имею против этого, Давид. Останемся друзьями. Я тоже постараюсь стать хорошим и добрым.

— Сам по себе ты не сможешь стать хорошим, — сказал ему Давид. — Я всегда проказничал, когда ты хотел этого, но месяц назад стал другим. Я стал христианином, а христиане должны быть непохожими на всех остальных людей, как светила во тьме. Знаешь, Ваффи, мне бы хотелось, чтобы ты тоже стал христианином.

Ваффи покачал головой.

— Я вынужден придерживаться религии, которую исповедует мой отец, — сказал он. — Он не допустит, чтобы я изменился. А про себя добавил: «Да я и не хочу меняться. Как я буду жить, если мне придется всегда говорить правду?»

Мальчики смотрели друг на друга и молчали. Оба ощущали, что между ними пролегла пропасть, и каждый из них хотел преодолеть ее. «Как бы я желал, чтобы Ваффи стал христианином, — размышлял Давид. — Тогда мы оба были бы, как светила в мире!»

«Как было бы здорово, если б он не думал постоянно о том, как стать хорошим и говорить правду, — в свою очередь думал Ваффи. — Нам было бы веселее вместе, если бы он был таким, как я».

— Мне пора идти, — сказал наконец Давид. — У нас дома будет вечеринка в честь Рождества.

Он поднялся, чтобы уйти, но не двинулся с места.

— Пошли со мной, — вдруг предложил он Ваффи.

— Я пойду, если ты ничего не станешь рассказывать своему отцу, — осторожно произнес Ваффи.

— Я ничего не скажу ему, — пообещал Давид, — но только до тех пор, пока не уйдут гости, и мы не останемся одни.

Они вместе пошли по тропинке. У каждого из них лежала тяжесть на сердце. Оба сознавали, как непохожи друг на друга, и что теперь их дружба будет складываться иначе, если вообще им суждено остаться друзьями. Пропасть между ними стала такой глубокой, что с этим нельзя было не считаться. И эта пропасть останется навсегда, пока один из них не изменится. Бесполезно надеяться, что свет и тьма когда-нибудь смогут примириться.

Но во время вечеринки мальчики веселились и радовались вместе с гостями, пели песни, пока не пришла медсестра и не позвала всех на рождественскую службу в больницу. Давид пошел вместе со взрослыми, чтобы петь песни и рассматривать слайды, на которых были изображены сцены, повествующие о рождении Иисуса.

Когда все закончилось, и гостям пора было расходиться, Давид отправился домой. Была темная ночь, луна еще не взошла. Свернув за угол, Давид увидел окно своего дома, в котором светилась всеми огнями елка. Ее свет падал на темную тропинку, ведущую к дому.

Нужно прямо сейчас пойти к отцу и рассказать ему о разбитом стекле. Веселые огоньки елки подмигивали мальчику, словно говоря: «Иди, не бойся. Ты поступаешь правильно». Давид вспомнил о бедолаге Ваффи, которому всегда приходится скрываться во тьме, обманывать и бояться. Давид решил молиться о Ваффи каждый вечер, когда они с мамой читают перед сном молитвы, а также и о себе, чтобы когда-нибудь стать похожим на эту маленькую рождественскую елку, освещающую дорогу всем, кто вынужден возвращаться домой в темноте. Ведь только благодаря своей храбрости, правдивости и доброте Ваффи и такие, как он, смогут найти правильную дорогу.

Оставалось десять дней каникул. Рождественские праздники миновали, и Давид с Ваффи почти одновременно вспомнили о таинственной лодке.

Холодная, дождливая зима уступила место теплой и солнечной весне, которая в этих местах наступала рано. По утрам на земле еще можно было увидеть иней, и в воздухе чувствовался мороз, но к полудню становилось довольно жарко. Как-то днем мама усадила детей и Лейлу в свою машину, чтобы прокатиться с ними и полюбоваться просыпающейся от зимнего сна природой. Она остановила машину у болотистого подножия холма, где вдоль извивающегося ручейка в зарослях кустарника росли бледно-желтые нарциссы. Дети быстро разулись и, стоя по щиколотку в воде, принялись рвать цветы и составлять из них букеты для украшения больничных палат. Воздух был густо пропитан ароматом трав и цветов и наполнял всех предчувствием настоящей весны, скорой и дружной. Через неделю-другую острые головки ирисов закачаются на полях и зацветут миндальные деревья. Джоана, стоя посреди ручейка на пологом камне, вдыхала аромат собранных ею цветов и казалась очень счастливой. Потом девочка увидела резвившегося ягненка на вершине холма; словно артист на сцене, он совершал головокружительные прыжки. Малышка попыталась проделать то же самое и принялась весело скакать по берегу ручья на своих коротких и толстых ножках. Увидев ее бурную радость, ягненок испугался и побежал к своей маме. Лейла, наблюдавшая за Джоаной, смеялась до тех пор, пока из глаз не потекли слезы: она никогда еще не видела такую смешную девочку, хотевшую быть похожей на ягненка.

У Давида внутри всё словно пело от восторга. Просыпаясь утром, он частенько любовался зарей, которая день ото дня становилась все ярче. Как-то утром мальчик проснулся раньше обычного, потому что Ералаш, спавший возле его кровати, скулил и трепыхался в своей корзинке, сражаясь с невидимым врагом, — вероятно, ему приснился кошмар. Давид, в полудреме, повернулся в постели и ласково потрепал зверька за уши, чтобы успокоить. Неожиданно его взгляд упал на окно, и сон как рукой сняло. Он сел на кровати, уперся локтями в подоконник и стал смотреть на море.

Берег, с его вытянутыми пляжами и крохотными поселениями, казался совсем близким. На фоне ярко-оранжевого неба — предвестника чудесного дня, отчетливо вырисовывались далекие горы. Море все еще было темным, но то тут, то там на его поверхности вспыхивали золотистые молнии: над островом торжественно распускался алый цветок рассвета. Давид смотрел на всё это великолепие и сознавал, что наступающий день не будет похож на другие. Он собирался прочитать несколько стихов из Библии, а потом подняться с постели.

В то утро он перечитывал одну из самых своих любимых историй. Красота природы, красота библейских строк так взволновали мальчика, что ему тотчас же захотелось побежать в больницу и рассказать обо всем Лейле; но девочки уже не было там: она вернулась в свою деревню. Давид читал 14-ю главу Евангелия от Матфея. В ней говорилось о том, как Иисус ходил по воде и как апостол Петр отважился проделать то же самое. Сейчас Давид очень хорошо понимал Петра, его и самого тянуло прогуляться по золотым волнам в это сказочное утро; но апостол пытался пройти по воде совсем даже не утром, а ночью, перед рассветом, во время страшной бури, когда в небе не виднелось ни одной звезды, а могучие волны так и норовили поглотить смельчака. Как, должно быть, обрадовался Петр, когда почувствовал сильные руки Иисуса, поддерживающие его.

Давид думал о море и той радости, которую оно доставляет человеку. Сегодня он должен отыскать Ваффи и отправиться вместе с ним к морю: потому что такой день просто создан для приключений. Может быть, именно сегодня они раскроют тайну загадочной лодки. Казалось, Ералаш тоже чувствовал предстоящее приключение; он втягивал носом воздух и нервно подрагивал хвостиком. Давид раскрыл окно пошире, щенок выпрыгнул из него и принялся неистово носиться по мокрой от росы траве, поднимая тучи брызг.

Давид быстро оделся. Весь захваченный дерзкими мечтами, он тихо прошмыгнул мимо отца, который сидел в гостиной и читал. Мама и Джоана еще спали, а Ваффи никогда не просыпался раньше восьми. Давид выбежал в прохладный, словно сотканный из солнечных лучей сад, свистом подозвал Ералаша и все утро, до самого завтрака, носился с собакой наперегонки.

Затем к маме пришли гости, изучавшие Библию, и она попросила сына заняться с Джоаной.

В построенном Давидом шалаше из бамбуковых стеблей дети затеяли игру в магазин. Джоана, как аккуратный продавец, разложила на больших, ровных лепестках нарцисса шарики мимозы, камешки, еловые шишки и голубые плоды эвкалиптового дерева; а Давид изображал посетителей, то и дело что-нибудь покупавших. Сперва он был старым подслеповатым сапожником, близко подносившим к глазам всё, что он собирался купить. Потом толстым мясником, таким толстым, что едва мог протиснуться в двери магазина. Ему пришлось побывать и леди Монтаг — она жила в Посольстве и пришла в магазин в сопровождении пуделя и мальчика-слуги, который должен был нести ее покупки (тут Давиду одновременно пришлось быть и леди Монтаг, и слугой, и собачкой). Джоана, довольная, весело хохотала. Ей хотелось играть еще и еще. Давид, видя, как радуется сестра, ощутил прилив вдохновения и выдумывал все новых персонажей. Они и не заметили, как наступило время обеда.