Ирина Пивоварова - Рассказы Люси Синицыной (сборник)

За стеной поволокли что-то по полу.

– Между прочим, она когда-то ничего была, – сказал тот, кого называли Бородой. – С заданием справлялась.

– Да брось ты! Давно её списать надо было. Пользы как от козла молока!

Павлик слушал этот разговор ни жив ни мёртв. Его трясло. Ноги у него подкашивались. Лоб покрылся липким потом.

«Ну и впутался я в историю! – с тоской думал Павлик. – Кого это они там прячут у себя?»

– Кстати, Старик, как у тебя дела с той девушкой? – вдруг услышал он.

– Пока так себе.

– Что значит «так себе»? Те-бе удалось с ней познакомиться?

– Нет, Борода.

– Старик, ты позоришь нашу фирму! Ну хоть как зовут её, узнал?

– Не удалось пока. Но всё же, Бородёнка, я тебе сейчас кое-что покажу. Вот, гляди…

Минуты две за стеной молчали, потом Борода воскликнул восхищённо:

– Старик, да ты просто гений! Какое качество! Блеск! Шеф просто взбесится от восторга! Он эту девушку обязательно на полосу пустит!

– Ты думаешь? Ну спасибо, Бородёнка. Да, кстати, а как у тебя дела с Байкалом?

– Тоже, знаешь, ценный материальчик с БАМа привёз! Там свои люди нашлись, Старичок. Всё, как положено, мне показали, рассказали… Вот, погляди, я уж постарался, как можно точнее объекты зарисовал. Как, ничего?

– Первый сорт. Поздравляю, Борода!

Прижавшись ухом к стене так, что оно побелело и одеревенело, боясь проронить хоть слово, Павлик слушал весь этот разговор.

«Уж не шпионы ли они? – тревожно думал Павлик. – Похоже, что шпионы. Да-да, вполне возможно.

По кинофильмам Павлик знал, что «шефом» часто называли главу иностранной разведки, что выражение «ценный материал» могло означать, что собрано большое количество ценных шпионских сведений, ну, а уж слово «фирма», само собой, значило только одно – шпионская организация.

Оставалось пока неясным странное выражение «пустит на полосу», которое ни в одной книжке и ни в одном кинофильме про шпионов Павлику не встречалось.

Павлик решил на досуге пораздумать об этом выражении и, может быть, при случае, расспросить о нём кого-нибудь из взрослых, а пока он продолжал слушать. Но за стеной вдруг смолкли.

– Слышишь? – сказал Борода.

– Слышу! Тётя Фарида с задания возвращается.

И тут же Павлик услышал на лестнице шаркающие шаги.

«Да тут у них целое логово!» – подумал он.

Шаги приближались.

Тётя Фарида, возвращаясь с задания, громко вздыхала и что-то бормотала.

Судя по голосу, она была уже немолода.

«Наверное, самая опытная», – решил Павлик.

Преступники, примолкнув, ожидали её появления.

Павлик тоже ждал.

Наконец шаги тёти Фариды зашаркали по площадке.

– Нинди карангэ, лампочка даленде[1]… – ворчливо сказала тётя Фарида на незнакомом Павлику языке. – Тётя Фарида темнота голову сломай…

– Тётя Фарида, это ты? – крикнули за стенкой.

– Я… я… – недовольно сказала тётя Фарида, и Павлик почувствовал, как она взялась за ручку той самой двери, за которой сидел он, Павлик Помидоров!

Дверь стала тяжело отворяться.

Как мышь, юркнул Павлик за ситцевую занавеску и спрятался там среди веников и мётел.

– Что наделал тётя Фарида! Склад инвентарь забыл закрыть! Начальник ЖЭК ругаться будет! – рассердилась на себя тётя Фарида.

Она вошла в комнату, где за ситцевой занавеской тяжело билось сердце Павлика Помидорова, и включила электрическую лампочку.

– Ты чего ворчишь, тётя Фарида? – крикнули из-за стены.

– Боюсь, чужой человек метлу воровать. Тётя Фарида дверь не закрыл… – И видно, чтобы наверстать упущенное, она вынула из кармана ключ и несколько раз со скрипом повернула им в двери.

После этого тётя Фарида сняла с себя оранжевые резиновые сапоги и села на диван.

– Устал тётя Фарида, – сказала она, потягиваясь. – Устал. Двор подметал. Начальник ЖЭК хвалить будет. Премию даст тётя Фарида, – и улеглась на диване.

– Сейчас начнётся, – сказали за стеной.

Тётя Фарида заснула сразу.

То, что она спит, Павлику стало понятно с первой минуты. Странные, ни с чем не сравнимые звуки полились из горла тёти Фариды.

– Бур-р-р… – говорила во сне тётя Фарида, – хур-р-р-р, мур-р, бур-р-р…

За стеной что-то продолжали говорить, но из-за сонных откровений тёти Фариды нельзя было разобрать ни слова. Драгоценные сведения о деятельности многочисленной преступной организации не долетали более до Павликиных ушей.

Вдруг в стену чем-то грохнули, похоже, кулаком.

– Эй! Тётя Фарида, спи потише! Работать не даёшь!

– А! – сказала тётя Фарида.

И снова завела своё. Так прошло полчаса. Потом соседняя дверь громко хлопнула. За стеной стало совсем тихо.

«Ушли», – подумал Павлик.

Только теперь Павлик пошевелился. Руки и ноги у него затекли, спина ныла. Он осторожно выполз из-под мётел и отогнул край занавески.

Он увидел на диване тётю Фариду в сером пиджаке, белой косынке и вязаных носках.

«Хоть она и дворник, а заодно с ними», – сказал себе Павлик и на цыпочках пошёл к двери.

О ужас! Дверь была заперта, и ключа в ней не было.

На миг Павлик… На миг Павлик… О, господи боже, да что мы такое хотели сказать? Что там должен был сделать Павлик? Мы так растерялись вместе с ним, что нужное слово выскочило у нас из головы. Может быть, мы хотели сказать: на миг Павлик побледнел как смерть, потерял сознание, рухнул на пол перед железной дверью «Склада инвентаря». Но нет, пожалуй, это было бы слишком. Павлик, конечно, не потерял сознание и не рухнул на пол, хотя, честно говоря, чуть не рухнул, так задрожали у него колени.

Но…

«Спокойно. Безвыходных положений не бывает, – сказал себе Павлик. – Закрыта дверь – вылезу в окно!»

И, повернувшись вокруг своей оси, бесстрашно двинулся мимо тёти Фариды к окну.

…На окне красовалась толстая ржавая решётка.

И вот тут присутствие духа всё-таки покинуло Павлика Помидорова.

Добрую минуту Павлик бессмысленно взирал на решётку.

Это была западня.

Тюрьма.

Ловушка.

Получалось, что, расставляя сети для врагов, Павлик попал в них сам.

Но надо было действовать решительно. Надо было срочно что-то придумать.

«Может, разбудить тётю Фариду?» – пришла в голову Павлику бредовая мысль, но он тут же отклонил её.

«Попробую вылезти в форточку», – решил Павлик.

Он поставил к подоконнику табурет и залез на подоконник.

Сунул в форточку голову. Стал всовывать плечи…

Ах, Павлик совсем забыл, что на нём дедушкин пиджак с ватными плечами! Если бы он так не волновался, он вспомнил бы об этом вовремя, снял бы пиджак и, может быть, кое-как, чудом, протиснулся в узкую форточку! Но повторяем, Павлик о пиджаке забыл.

И вышло вот что. Ватные плечи пиджака упёрлись в форточку, и, как ни подскакивал Павлик, пытаясь просунуться в неё чуть далее плечей, ничего не выходило.

Получалась жуткая вещь. Павлик как бы раздвоился. Одна его часть – голова и шея – торчали на улице, другая – туловище, ноги и всё остальное – оставалось в подвале.

Короче говоря, он в форточке застрял.

И как всегда, когда человеку начинает не везти, на него как из ведра, посыпались несчастья.

Над болтавшейся в форточке головой Павлика собрались тучи (не в переносном, а в прямом смысле), в небе громыхнуло, и на землю стали падать крупные капли дождя.

Из подъезда выскочила пожилая полная женщина, схватила детскую коляску и торопливо втянула её в подъезд.

Итак, первые капли дождя ударились о розовую Павликину лысину.

Бум, бум, бум… Как будто маленькие твёрдые камушки, стукались они об неё. Павлик замотал головой, чтобы увернуться от их неприятных ударов, но ничего не получалось.

Павлик вспомнил, что читал в одной книжке про старинную китайскую пытку. Человеку лили каплями на голову воду. От этого в голове у человека могла образоваться дырка.

Бум, бум, бум… – долбили капли по шёлковой лысине. Уверяем вас, это было очень неприятно. К тому же бедный Павлик даже не мог потрогать голову рукой, где, казалось ему, возникло уже не меньше двенадцати дырок.

Но всем известна пословица: «Когда тебе плохо, думай о хорошем».

«Хорошо ещё, что не град», – подумал Павлик и перестал сопротивляться. Голова его поникла в форточке, он закрыл глаза.

«Будь что будет», – решил он.

И было вот что.

Редкие крупные капли вдруг превратились в сплошную стену воды, и через минуту розовая лысина Павлика приобрела тёмно-бурый оттенок, за шиворот потекли холодные ручьи, а левая бровь почти совсем отклеилась, съехала вниз и наполовину закрыла Павликин глаз.

Но самое ужасное произошло с носом. Нос стал тяжёлый, как камень. В него натекла вода, и Павлик должен был теперь широко разевать рот, чтобы не задохнуться. Но каждый раз, как он разевал рот, в него тут же текла вода с усов.