Денис Белохвостов - Осень будет

— Ясно, — сочувственно произнес Генка, — у нас один на этом деле до глюков доигрался, все хотел первым быть. И чтоб лучше него никого и близко не стояло.

Они дошли до озера и Пашка уверенно свернул с тропинки к берегу. Генка догадался о его намерениях.

— Ты что, опять купаться вздумал? — почти не удивился он.

— А что? Полотенце у меня с собой, плавки тоже. Сам не хочешь со мной до другого берега и обратно? — предложил Пашка.

— Нет, я не такой любитель закаливания как ты, — фыркнул он. Пашка быстро скинул с себя куртку, затем рубашку и брюки.

— Ну как хочешь, — отозвался он.

— Я лучше на берегу посижу, пока ты плавать будешь, только давай быстрее, — попросил Генка. Он провел рукой по траве, поверяя нет ли на ней росы и убедившись, что она сухая сел, подогнув ноги и упершись подбородком в коленки. Пашка как и в первый раз нырнул в воду с берега и легко рассекая воду поплыл по темной глади озера. Он вылез на противоположном берегу и прокричал Генке:

— Давай, вода классная, теплая! Я даже не ожидал что она такой теплой окажется.

— Нет! — в ответ закричал Генка, — я лучше здесь посижу.

Но он все же подошел к воде и опустил в нее руку. Вода действительно оказалось на удивление теплой, или Генке это просто показалось. Он отошел обратно и снова сел на траву. Он видел как Пашка проплыл по направлению к нему несколько метров и вдруг ушел под воду. Не было ни криков, ни бултыханий, только по воде пошли редкие пузырьки. Пашка просто ушел под воду и больше не появлялся. Генка сначала подумал, что тот нырнул, но вдруг понял, что так не ныряют. Страх еще неосознанной потери медленно стал заполнять его. Генка вскочил с травы. Волны, которые поднял Пашка, плывя к берегу, успели разойтись, и озеро представляло собой гладкую черную поверхность, отражающую серые облака и окрашивая их отражение в свинцовый оттенок. Как будто Пашка вообще здесь никогда не плыл. Генка начал быстро, рывками, снимать с себя ботинки и одежду, потом, плюнув на штаны, нырнул с берега в воду, как это сделал несколько минут назад Пашка. Генка примерно запомнил то место, где он исчез. Доплыв до места, Генка нырнул, но его встретила лишь сгущающаяся темнота и холод. Жуткий ледяной холод от источников на недосягаемом дне. Генка пытался разглядеть что-нибудь, белое пятно, или отсвет, но его окружала лишь холодная темень воды. «Что же здесь так темно? Фонарь бы», — неизвестно откуда в голову пришла дурацкая мысль.

Генка все еще не верил, что Пашки с ним рядом никогда не будет. Что живым он его больше никогда не увидит. Холод стал неприятно пробираться внутрь, как показалось это Генке. Он с фырканьем вынырнул, тяжело дыша и стараясь придумать что еще можно сделать. «Слишком большая глубина и вода темная, ничего не видно», — лихорадочно думал он. Генка огляделся по сторонам.

«Может, Пашка просто пошутил, — надеялся он, — нырнул, незаметно доплыл до берега… Нет, я бы увидел его, и до берега слишком далеко». Мысль, что Пашка утонул, никак не хотела укладываться в голове, сознание ее не принимало.

Генка снова нырнул, и опять вокруг лишь холод, темнота и тишина нарушаемая бульканьем выпускаемых пузырьков воздуха. Генка на этот раз нырнул как можно глубже, пытаясь достать до дна, но как и в предыдущий раз это ему не удалось. Лишь темнота сгустилась до непроглядной черноты и холод казалось вот-вот превратит окружающую воду в лед. Генка вынырнул и с трудом отдышавшись почувствовал боль в ступне. Ногу медленно, но верно сводило судорога. Это заставило повернуть его к берегу. «Надо кого-нибудь из взрослых привести, посильнее, — думал Генка, мозг работал четко, не давая проникать в себя панике и страху, — я должен доплыть, если сейчас пойду ко дну, то Пашке никто не поможет». Генка выбрался на берег и побежал, что было сил. Боли в ноге он не чувствовал. И старался не думать. «Главное побыстрее привести на озеро взрослых, — повторял он про себя как заклинание, не замечая, что шепчет эти слова вслух, — они вытащат Пашку». Генка плохо помнил, как ворвался в пашкин двор, как сбивчиво стал что-то говорить его родителям.

Сразу, как только подавив одышку, он смог произнести несколько слов, те бросились к калитке. Как он побежал вслед за ними, не обращая внимания на то что почти задыхается от быстрого бега. Но отец Пашки все равно был далеко впереди, и когда Генка снова очутился на берегу пруда, он уже успел вытащить Пашку. Они оба были очень бледные, и Пашка и его отец. Только в отличие от отца, делавшему сыну искусственное дыхание и старающегося вытряхнуть из его легких воду, Пашка не подавал никаких признаков жизни. Наконец, поняв что все дальнейшие попытки тщетны, он сказал: «Все» — и бережно положил Пашку на траву. Мать Пашки, и до этого плакавшая, теперь захлебнулась тихими всхлипываниями. Присев, она обняла сына и прижала его голову к груди.

Генка стоял рядом и смотрел на мертвого Пашку. «Странно, сейчас он немного похож на Алю, когда ее убили, тоже вроде просто заснул». Генка все еще отказывался понимать, что происходит. Он находился в каком-то ступоре, растерявшийся и не могущий собрать мысли в хоть какую-то логическую последовательность. «Как это так, что Пашки больше нет? Мы же десять минут назад говорили. А вот он лежит на траве. Отец его куда-то ушел, а мать все плачет. Пашка не может так просто умереть, он же хороший, и с девчонкой обещал меня познакомить. Как мне теперь быть, что делать? И завтра если его не будет, с кем я рыбу буду ловить и просто разговаривать?».

Генка только сейчас заметил, что ему как-то холодно и мерзко. Брюки которые он так и не успел снять и в которых нырял, неприятно холодили ноги. Но Генка не пошел домой, он просто накинул рубашку на плечи, сел на траву и стал смотреть на воду. На Пашку и его мать он старался не поднимать глаз. Он почему-то надеялся, что Пашка сейчас вынырнет и поплывет к нему, надо только набраться терпения и подождать.

Генка отрешенно смотрел на воду. Он не отреагировал, когда подъехала «скорая помощь», и врачи, положив Пашку на носилки, закрыли его с головой белоснежной простыней, и только когда один из врачей дотронулся до его локтя со словами «Ты-то как себя чувствуешь?!», Генка пришел в себя. С мыслью, что Пашка погиб, в него, словно холодный снежный вихрь, ворвалась пустота. Ему даже показалось что она смеется и пляшет внутри него.

— Нормально, — ответил он врачу, — только внутри опять пусто.

— Да ты же наверно с утра не ел, давай иди домой, — как можно сочувствующе сказал врач, и устало добавил, — своему другу ты уже ничем не поможешь.

Генка в ответ ничего не сказал, он просунул ноги в ботинки не зашнуровывая их, подхватил с травы носки, куртку, духовушку и не оглядываясь быстро пошел прочь. Он шел спотыкаясь, хотя смотрел не по сторонам, а себе под ноги, видя перед собой только утрамбованную землю дороги.

Придя домой и бросив в прихожей духовушку, он как в тумане переоделся в сухое — теплый спортивный тренировочный костюм, хотел вытереть волосы полотенцем, но они у Генки почти высохли и в конце концов он решил что это лишнее. Потом спустился вниз, и на кухне начал развешивать мокрую одежду на натянутые веревки. Из своей комнаты вышла бабушка.

— Ты что, купаться ходил? В такой холод? — сердито спросила она.

— Нет, — равнодушно ответил Генка, и помолчав сообщил: — Пашка утонул. Я пытался его вытащить, но у меня ничего не получилось.

— Ой, несчастье-то какое, — запричитала бабушка, — это тот мальчишечка, что недавно с родителями сюда приехал, светленький такой?

— Других здесь нет, — ответил Генка и тихо пробормотал: — Здесь теперь вообще никого не осталось.

— Геночка, может тебе сейчас супчику разогреть, — мягко спросила его бабушка, — ты поешь, а потом спать иди. А в субботу отец приедет с приятелями, он только что звонил, просил тебя предупредить.

— Нет, спасибо бабуль, — устало ответил Генка, — есть я не хочу. Аппетита нет. Я действительно лучше пойду, полежу наверху.

Генка поднялся к себе, не особенно прислушиваясь к причитаниям бабушки, носящим больше ритуальный характер, нежели действительно переживающей за Пашку: «Ох, и ведь все такие молоденькие, дети совсем… и надо же — в один год, нет странное это лето, и год неважный, вот и астрологи все пишут о неблагоприятных днях… и место это плохое, никто не живет кроме нас…».

«Место тут не причем, — подумал Генка, закрывая за собой дверь, — люди, которые живут в этом месте, определяют, каким оно будет». Генка лег на постель и закрыл глаза. То состояние, в которое он впал, сном можно было назвать лишь с большой натяжкой, скорее это была тяжелая дрема или забытье. Генке лежал в своей комнате, но ему казалось, что глаз он не закрывал и прекрасно видит всю комнату. Только вот света, проникающего сквозь окна, становится все меньше. А еще Генке показалось, что в комнате кончается воздух. Сначала он старался меньше дышать, а потом начал захлебывался как в воде.