Владислав Крапивин - Мушкетер и Фея. Повести

— А боевыми или холостыми?

Тетя-вахтер опять улыбнулась.

— Холостыми стреляют, когда кино снимают. А у меня пост.

— Это если шпионы полезут? — догадался Максим. Потому что в самом деле, если пролезут диверсанты да рванут телебашню, сколько железа посыплется на соседние кварталы! Все дома порасшибает!

— У меня не пролезут, — успокоила тетя и погладила кобуру. — У меня даже таракан не пролезет, не то что шпион. А хорошим людям — всегда пожалуйста… Ну, беги в дом, грейся, а то вон коленки-то синие…

— Вовсе не синие, — снисходительно объяснил Максим. — Это немного смола прилипла от щепки.

И он запрыгал через двор на одной ноге, а вторую поднял, чтобы помусоленным пальцем оттереть пятнышки смолы. А потом не стал. Все равно сразу не ототрешь. Да смола ведь и не грязь. Ею даже, говорят, ревматизм лечат…

В вестибюле студии было уже полным-полно народа. И девчонки из хореографической группы, и длинноволосые, как Андрей, парни из старшего хора, и ребята из оркестра — с большими футлярами, где лежат всякие инструменты. И конечно, народ из «Крылышек».

Мама была права: большинство пришли в плащах, куртках или спортивных костюмах. Но Максим тоже был немножко прав: кое-кто заявился так же, как и он, — не побоялись, что озябнут. И не только ребята из «Крылышек». Вон прислонился к стенке круглолицый сероглазый мальчишка в такой же, как Максимкина, форме, только не в вишневой, а зеленовато-голубой. Значит, из музыкантов.

Небольшой, не старше Максима, а играет в оркестре! Интересно, на каком инструменте? Может, спросить? Нет, неловко почему-то.

Хотел Максим побежать к своим, из хора, но увидел, что мальчик-музыкант смотрит на него. Потом оттолкнулся от стенки, подошел к Максиму, голову набок наклонил и спросил:

— Тебя как зовут?

Глаза у него были веселые. Максиму понравилось, что он просто так вот подошел и, спросил. И он ответил поскорее:

— Максим…

— Максим, купи слона.

— Какого… слона?

Лицо у мальчика стало слегка грустным. Он вздохнул:

— Все говорят «какого слона»… А ты купи слона!

Глаза у него сделались хитроватыми.

«Игра такая!» — догадался Максим. Но не стал показывать, что догадался. Потому что незнакомый мальчик ему нравился и сделалось весело.

— Я бы купил… — начал он.

Мальчик опять вздохнул и перебил:

— Все говорят «я бы купил». А ты возьми и купи.

«Вроде «белого бычка», — подумал Максим. Но тут же почувствовал, что не совсем «вроде». Потому что представился ему слон — большой и печальный. Он стоял где-то, привязанный за ногу к толстому столбу, и никто не хотел купить беднягу. Все только отговаривались.

— Если денег хватит, — серьезно сказал Максим.

— Все говорят «если денег хватит». А ты не считай — возьми и купи!

— А в квартиру влезет?

Мальчик понимающе улыбнулся.

— Все спрашивают: «В квартиру влезет?» А ты просто возьми и купи.

— Ладно!

— Все говорят «ладно»! А ты…

И тут принесло Маргариту Пенкину — старосту хора «Крылышки».

— Рыбкин! Где ты бродишь? Анатолий Федорович всех уже собирает! Распеваться пора!

— Ой-ёй-ёй! — насмешливо сказал Максим, чтобы мальчик из оркестра не подумал, будто он боится Ритку. — Где это я брожу? Наверно, за сто километров!

Он попрощался с мальчиком глазами и пошел за Пенкиной. Они шагали длинным коридором, и Максим смотрел, как на Риткином затылке прыгают белые с черными горошинами банты.

— Пенкина, купи слона, — сказал он.

— Да ну вас! — бросила она, не обернувшись.- Все с ума посходили с этим слоном. И так переживаешь из-за концерта, а они еще…

Подумаешь, переживает. Может, Максим тоже волнуется, только не кричит об этом в коридоре.

Они пришли в комнату, где собрался хор «Крылышки». Оттого, что на всех стенах были зеркала, казалось, будто народу здесь целая тысяча. Толпились, переговаривались, смеялись, ойкали от случайных и неслучайных толчков локтями. Те, кто пришли тепло одетые, укладывали теперь свои пальто и куртки на длинные столы. Вот будет потом неразбериха!

Алик Тигрицкий стащил через голову мохнатый громадный свитер и весело повернулся к Максиму. Он совсем не злился, что Максим будет вместо него петь песню про полет.

— Рыбкин, купи слона!

— Да я уже знаю, — сказал Максим.

— Все говорят «да я уже знаю»… — обрадовался Алик. И тут раздался голос Анатолия Федоровича:

— Друзья! Минутку внимания! Скоро начинаем. А пока — подготовимся…

И тогда у Максима и вправду от волнения засосало внутри.

Студия не похожа была на зрительный зал дворца. Вместо сцены — ступеньки и маленькие помосты разной высоты. Вместо стульев для зрителей тоже ступени — полукругом, как ряды на стадионе. Там уже сидели ребята в пионерской форме — зрители из разных школ. Ребят из ансамбля посадили вперемешку со зрителями. Под .потолком включили целые шеренги прожекторов. И еще прожектора — большущие, на длинных ногах. Их стекла были затянуты марлей, а то, наверно, можно было совсем ослепнуть.

Операторы катали по полу тяжелые камеры на высоких, похожих на столбы подставках. За камерами извивались черными змеями кабели. Опять появился Анатолий Федорович.

— Эй, «Крылышки»! Полетели на сцену!

Что? Уже? Максима даже слегка затошнило от волнения. Но это была пока репетиция. Даже не репетиция, а прикидка: где кому стоять и сидеть. Оказалось, что хор не будет выстраиваться в три шеренги, как обычно, а ребята рассядутся вразброс на ступеньках и больших фанерных кубиках.

— Так будет естественнее, — сказала Анатолию Федоровичу кудрявая девушка с микрофоном на груди. Анатолий Федорович нахмурил дремучие брови.

— Непривычно это. Что ж заранее не сказали?

— Ну, вы такие молодцы! Справитесь! Справитесь, ребята?

«Крылышки» радостно завопили, что справятся. Сидеть было интереснее, чем стоять рядами.

— Порепетировать бы, — сказал Анатолий Федорович. Но девушка с микрофоном торопливо объяснила, что репетировать уже некогда: «Осветители и так затянули подготовку, и время поджимает».

Анатолий Федорович посмотрел ей вслед и позвал Алика и Максима.

— Ну что, коллеги? Страшновато?

Алик помотал головой. Солист Тигрицкий имел большой опыт и никогда не волновался. А Максим сказал:

— Маленько… Ох…

— Ничего, ничего. Вы уж не подведите… А то и так все через пеньколоду… Э, Максимушка, у тебя что с рукой?

А было не «с рукой», а «в руке». Болтик. Максим так его и носил в кулаке. Он разжал пальцы и показал находку:

— Некуда положить.

Ладошка была вспотевшая, красная, со следами смазки и рубчиками от резьбы.

Анатолий Федорович покачал головой. Вытянул из кармана платок и начал вытирать Максимкину руку. А потом и болтик.

— Это что? Талисманом запасся, чтобы не бояться? Э?

— Да нет, просто нашел. А куда девать?

— Ага! А я думал, это у тебя амулет, для храбрости. Ты с ним петь собираешься?

— А можно?

— Ну… можно, наверно. Только ты уж постарайся.

Максим кивнул… и почувствовал, что волнение прошло. Сделалось спокойно, уютно и даже чуточку спать захотелось. Наверное, от тепла . Разные светильники и прожекторы так нагрели воздух, что стало как летом на черноморском пляже. Максим с сочувствием поглядел на старших ребят: как они жарятся в своих костюмах…

«Крылышки» опять рассыпались по зрительским местам. На площадку перед камерами выходили другие группы. Тоже что-то прикидывали, о чем-то спорили.

Наконец откуда-то сверху донесся радиоголос: «Всем внимание! Сейчас начинаем!»

Старший хор — в голубых пиджаках и клешах выстраивался на площадке.

Вышла вперед незнакомая женщина — молодая, в красивом пушистом свитере. Улыбнулась и заговорила отчетливо и весело:

— Дорогие ребята! Уважаемые телезрители! Сегодня в нашем концертном зале выступают юные артисты: певцы, музыканты, танцоры. Конечно, это пока не настоящие артисты, это такие же ребята, как вы. Просто они очень любят петь, плясать, играть на музыкальных инструментах. А учатся этому они в своем пионерском ансамбле…

Появилась ведущая — пятиклассница Светка Данилевская. И в навалившейся тишине голос ее был очень звонким:

— Выступает детский музыкально-хореографический ансамбль Дворца культуры имени Чкалова!..

Потом еще минут пять: кто художественный руководитель, кто концертмейстер, кто дирижер, кто композитор… Наконец старшие запели.

Максим назубок знал их программу и потому не очень слушал. Больше следил за операторами у камер. Иногда камеры поворачивались к зрителям. Значит, сейчас Максима видят в телевизорах! Мама видит, папа, Андрей. И ребята…

Максим старался изо всех сил сидеть солидно, а болтик покрепче стиснул в кулаке.

Хор спел две песни про космонавтов, потом про «Зарницу». После этого на площадке появился оркестр. Точнее, не весь оркестр, а несколько человек — самых младших. С трубами, флейтами и барабаном. Серебряный контрабас был таких размеров, что совсем упрятал под собой мальчишку-музыканта. Лишь ноги торчали да голубая пилотка. Барабан тоже оказался великанским. Однако и девчонка-барабанщица была не маленькая — худая, но высокая, выше всех.