Алека Вольских - Мила Рудик и кристалл Фобоса

Она держалась за живот и хохотала что есть мочи.

— Эй, ты, жертва некроманта! Чего развалился на дороге? — грубо сказала она, обращаясь к пытающемуся подняться Бледо. — Ты мне пройти мешаешь!

Бледо промолчал, подняв затравленный взгляд на Алюмину.

— И что это за стекляшка? — спросила та, разглядывая левитирующий шар.

Она помахала рукой в воздухе, и шар, словно повторяя движения ее руки, совершил несколько колебательных движений вверх-вниз.

Мила нахмурилась, раздраженно покачала головой и решительно устремилась к магазину сувениров. И вовремя.

Алюмина резко опустила указательный палец, и шар стремительно полетел вниз.

— Ой! — невинно округлила глаза Алюмина, но весь ее вид при этом выдавал злорадство, когда она увидела, как испугался Бледо.

— Аннексио! — воскликнула Мила, и шар, не долетев до мостовой какие-нибудь полдюйма, прыгнул ей в руки.

Увидев Милу, Алюмина вытаращила на нее свои рыбьи навыкате глаза; ее лицо перекосило от разочарования.

— Кончай издеваться над ним, Алюмина, — угрожающим тоном заявила Мила. — Оставь его в покое.

— Тебе-то что?! — заскрипела зубами Алюмина. — Какое тебе до него дело?

Мила сощурила глаза и бросила на нее предупреждающий хмурый взгляд.

— Бледо мой друг, Алюмина, — сказала она. — Поэтому я тебе не советую его трогать. Запомни это на будущее.

— Думаешь, я тебя боюсь? — с ненавистью прошипела Алюмина.

— Мне плевать, боишься ты меня или нет. Главное — я тебя предупредила. — Мила вдруг передумала и, решив немного постращать Алюмину, изобразила на лице хитрую ухмылку: — А насчет того, стоит ли меня бояться… Тебе, Алюмина, может быть, и стоит. Даже твой брат до сих пор не смог меня одолеть. А ведь он гораздо сильнее тебя. Подумай об этом.

Алюмина несколько секунд тяжело дышала, словно собиралась бросить в Милу какое-нибудь заклинание. Но вместо этого зарычала, не размыкая челюстей, и, неуклюже развернув свое толстое тело, почти бегом рванула прочь от магазина.

Мила посмотрела ей вслед и вздохнула. Потом подошла к Бледо и помогла ему подняться. Когда он встал на ноги, Мила протянула ему стеклянный шар. И только в этот момент заметила, что внутри шара находились миниатюрные копии памятников на Главной площади. На самой площади сновали люди, а над головами памятников летали крошечные ступы.

Мила усмехнулась и посмотрела в лицо Бледо.

— Я как раз туда иду. Хочешь составить мне компанию?

Бледо улыбнулся и согласно кивнул.

Какое-то время они шли молча. Первым заговорил Бледо.

— Э-это правда — то, что ты сказала Алюмине? — спросил он.

В первый момент она не сразу поняла, о чем он, но потом догадалась: она назвала его другом, и теперь он хотел знать, действительно ли она именно это имела в виду или сказала это лишь затем, чтобы Алюмина больше не доставала его.

Мила не ответила, только пожала плечами. Она заметила, как Бледо сразу поник и опустил глаза. Она понимала, что Бледо почувствовал неловкость, но ничего не могла поделать, потому что действительно не знала, могла ли назвать его другом. Хотя ей казалось, что если быть честной, то ответ, скорее всего, был бы «нет». Но Мила недолго над этим задумывалась — она хотела спросить у него о другом.

— Скажи, Бледо, — начала Мила, когда памятники Трем Чародеям уже виднелись сквозь городские тополя, — ты знаешь, кем был твой отец?

Бледо вскинул на нее испуганный взгляд, и Мила поняла, что он знает.

— Значит, знаешь, — со вздохом резюмировала она.

Бледо, нахмурившись, опустил глаза.

— А откуда… откуда ты…

— Неважно, — качнула головой Мила. — Так получилось, что я узнала.

Она посмотрела на помрачневшее лицо Бледо.

— Не бойся. Я никому не скажу, — заверила его Мила.

Бледо поднял на нее глаза. Несколько мгновений он неуверенно смотрел на нее, словно пытался понять, может ли он верить ее обещанию. Потом наконец кивнул и снова опустил взгляд.

— Ты поэтому так боишься всех вокруг? — спросила Мила.

У Бледо вырвался тяжелый вздох, и он снова кивнул:

— Я всегда боялся того, что будет, если кто-то в волшебном мире узнает, что мой отец был… — Бледо нахмурился и сдавленным голосом закончил: — Что он помогал Гильдии.

Миле показалось, что Бледо сначала хотел сказать «что мой отец был предателем», но не смог. Она бы, наверное, тоже не смогла сказать такое вслух о своем прадеде. Вот только ее прадед никогда не был предателем — он с самого начала был по другую сторону баррикад. Правда, ей от этого не легче.

— Они стали бы ненавидеть меня. И презирать, — продолжал Бледо тихим голосом. — От меня все отвернулись бы. Или еще хуже…

Мила понимала, о чем он говорит. Те же златоделы, рядом с которыми он жил и учился, узнав, кем был отец Бледо, не оставили бы его в покое. Насмешки и издевки, с которыми они преследовали своего забитого одноклассника до сих пор, показались бы детскими забавами по сравнению с тем, какая участь ему досталась бы, узнай они всю правду о Терасе Квите.

— Ты не виноват в том, что совершил твой отец, Бледо, — насупив брови, сказала Мила. И после минутной паузы добавила: — Нельзя ставить человеку в вину то, чего он не делал… Знаешь, я не уверена, правда ли то, что я сказала Алюмине… Может быть… может быть, мы просто еще не успели стать друзьями. Но вот что, Бледо, ты… ты можешь на меня рассчитывать, если… если вдруг что.

Наконец они вышли на Главную площадь Троллинбурга. Немного посидели на скамье напротив памятников Трем Чародеям. Бледо рассказал Миле, что купил этот шар для своей няни с Сардинии, которая была уже очень старенькой и не могла приехать в Троллинбург, чтобы увидеть город своими глазами. Они говорили еще о чем-то, но потом Мила заметила, что стрелка часов на руке Бледо показывает без двадцати одиннадцать. Второпях они распрощались и направились каждый к своему Дому.

Им обоим показалось, что расстались они все-таки друзьями.

Мила возвращалась в Львиный зев, чувствуя, как камень на сердце стал в два раза легче. Она думала о Бледо.

Он так боялся, что жизнь его превратится в ад, если окружающие узнают правду о его отце, что даже не заметил, как его страхи уже сделали это — Бледо жил в этом аду.

Потом Мила подумала о себе.

Это было странно, но встреча с кристаллом Фобоса ее многому научила. Теперь она знала, что страх сам по себе может быть намного хуже, чем то, чего ты боишься.

Больше всего на свете она боялась, что Лукой Многолик действительно окажется ее отцом. Но реальность, с которой она столкнулась, разбила ее страх вдребезги — как хрупкое тонкое зеркало, которое ей так часто снилось в последнее время.

Нет, это не означало, что ей вдруг стало все равно — отец ей Многолик или нет. Но когда она встретилась с тем, что неожиданно оказалось хуже ее самого главного страха, этот страх словно потерял свою прежнюю силу.

Мила возвращалась в Львиный зев, где ее ждали друзья. Пока еще она не была готова рассказать им все, что узнала о себе от Некропулоса и Девятого Ключника. Но Мила твердо верила: как бы там ни было, но они не отвернутся от нее. Просто сейчас ей ужасно не хотелось омрачать отъезд: радость Белки, блестяще сдавшей все экзамены и с нетерпением ожидающей возвращения домой; безоблачное настроение Ромки, который наконец мог проводить больше времени со своей девушкой, несколько месяцев пролежавшей под заклятием; гревшие душу мысли о доме N 13, в котором каникулы в компании Акулины, Прозора и, возможно, — кто знает? — Коротышки Барбариса будут такими, о которых можно только мечтать.

И все же в глубине души Мила понимала, что однажды настанет день, когда ей придется рассказать своим друзьям о своем прадеде — человеке, по чьей вине погибли очень многие волшебники, среди которых был отец Белки и ее братьев; о том, что ее предок был основателем Гильдии, устроившей на магов, как на диких зверей, кровавую охоту; и еще о том, что она, Мила Рудик, — наследница Гильдии.

Но пока этот день можно было отсрочить. Именно это Мила и собиралась сделать.

— Синьор! «Синьор», пожалуйста! (ит.).

Доброе утро, студенты! (ит.).

Юноша (ит.).

Девушка (ит.).

Изречение, принадлежащее древнеримскому философу Цицерону.

Большое спасибо, синьорина! (ит.).

Приятного аппетита (ит.).