По лесным тропинкам(Рассказы и сказки) - Кобельков Олег Константинович

Петр Данилович жил в маленьком домике на краю нашей улицы. Когда-то здесь была деревня, но город по соседству рос, строился, и деревня стала одной из его улиц. Все ребята знали Петра Даниловича и звали его дядей Петей.

Мы, соседи, всегда удивлялись разным его причудам. Как-то он поставил на высокой мачте ветряной двигатель с винтом, как у самолета. Хотел дядя Петя, чтобы этот двигатель качал воду из колодца. Но что-то не ладилось у него, и он к своей затее охладел.

Скучно ему было без работы. Он ведь пенсионер, с войны инвалидом вернулся. Говорили, что он весь прошит пулями из пулемета.

Была у бывшего солдата страсть к птицам. Но любил он их не так, как те, кто держит птиц в клетках.

Зимой мы видели дядю Петю в соседнем сквере. Он рассыпал по тропкам хлебные крошки, потом садился на скамейку и любовался неугомонными воробьями, которые слетались на щедрый корм. В конце зимы воробьишки так привыкали к нему, что самые храбрые отваживались клевать крошки прямо из его рук.

— Ишь, охальники! — журил их дядя Петя. — Скоро на голову сядете…

Однажды в оттепель мы принялись лепить снежную бабу. Вдруг Гришутка-малек — ему было всего пять годиков — закричал:

— Воробьиный дядя, воробьиный дядя!

Мы оглянулись. Во двор входил дядя Петя. Гришутка его точно назвал, — видно, тоже не раз видал, как тот кормит воробьев. С тех пор мы и стали между собой называть соседа воробьиным дядюшкой.

Весна пришла хлопотливая. На нашей улице все возились в своих садиках: окапывали яблони, подрезали кусты смородины и малины. Как-то дядя Петя подкатил к дому в кабине грузовика. Шофер откинул борт машины, и они вместе стали выносить саженцы. Сбежались заинтересованные ребятишки.

— Какие-то вицы… — огорчилась Аринка.

Но дядя Петя сказал, что посадит волшебный сад, который будет цвести осенью и зимой.

А соседка засмеялась:

— Да это самая обыкновенная рябина, никудышная бузина и кусты шиповника!

Вначале взрослые подшучивали над необыкновенным садом, потом забыли о нем. Летом кусты зеленели, осенью покрывались желтыми и красными листьями. Зимой в саду было пусто и уныло…

Нынче урожай яблок и ягод был необыкновенный — ветки ломились, а в саду у дяди Пети одна рябина.

По утрам стало подмерзать. Иногда пороша белила землю. Тогда-то и раскрылся секрет дяди Пети. Я проснулся утром, взглянул на фруктовый сад, где еще недавно висели яблоки. Все голо. Когда же я подошел к другому окну, то не мог оторвать глаз. На шиповнике лакомились ягодами щеглы. Они сновали по кустам, переливаясь черными, красными, желтыми пятнами. По земле скакали веселые коноплянки. А рябину облепили красногрудые снегири.

«Для них, видно, и посадил дядя Петя свой сад, — подумал я, — чтобы легче им было зиму коротать».

А вот и он сам. В дубленом солдатском полушубке он сидит на скамейке и смотрит на птиц. Он показался мне самым красивым человеком. И я подумал, что делать хорошее доброе дело, хотя бы и маленькое, наверное, самое большое счастье в жизни.

Я спустился на дно парома, чтобы починить обшивку трюма. И вдруг увидел на перекладине против щели гнездо, а в нем четырех птенцов. Наверху, на палубе, ходили люди, громыхали колеса телег, грузовая машина въехала на паром, сильно тряхнув его, а птенцам все было нипочем: сидели себе спокойненько с закрытыми глазами.

«Почему они тут одни? Уж не бросила ли их мать?» — подумал я. Но вдруг появилась птичка на тонких ножках. Белую грудку ее украшала черная манишка. Птичка помахивала длинным хвостиком и непрерывно кланялась. Мне не хотелось тревожить храбрую пичугу, и, отложив починку, я вернулся на палубу.

У рулевого колеса стоял перевозчик Кузьма. Раньше он служил боцманом на корабле. За интересные рассказы о море колхозные мальчишки очень любили его.

Увидев, что я уже возвратился, Кузьма нахмурил лохматые брови.

— Что, не по плечу работка? — спросил он.

— Птица там у тебя поселилась, гнездо свила, и птенцы уже…

— Скажи, неохота щель залатать… А гнездо я давно заметил.

— Давай оставим, дядя Кузьма, эту щель: через нее трясогузка к птенцам прилетает, — попросил я.

— Ну ладно, — согласился перевозчик.

Вскоре о пернатых пассажирах узнали ребята. Переезжая через реку на пароме, они всегда справлялись, как живет трясогузкина семья.

Шли дни. Паром плавал от берега к берегу, а трясогузка улетала и прилетала, не обращая внимания на то, что ее гнездо движется.

Недели через две ее детеныши стали вылетать из гнезда. Однажды я увидел двух трясогузок, сидевших на борту грузовой машины. Одна махала крыльями и широко раскрывала клюв, а другая, побольше, кормила ее. Остальные птицы, вероятно, уже сами добывали себе пищу.

— Трудно ей было, а все-таки вырастила, — сказал улыбаясь Кузьма.

До поздней осени навещала трясогузка с выросшими птенцами свой неспокойный плавучий дом.

На крутом берегу у самой реки росла пушистая Ель. Меж ее корней на землю упало семечко березы, и Береза выросла так близко от Ели, что та своими мохнатыми ветками заслоняла лучи солнца. Береза росла тонкой, хилой, но листочки ее были зеленые-зеленые. Дружить бы деревьям да радоваться, только миру у них не было. Подует ветерок, зашелестит Береза недовольно листьями:

— Все ты мне мешаешь: своими лапами свет загородила.

Елка тихо отвечает:

— В дружбе всегда сила большая есть — она тебе расти помогает.

— Верно, верно, — шелестит Дубок, растущий неподалеку на поляне.

— Подумаешь, дружба! Стоял бы да молчал. Растешь на поляне, никто тебе не мешает, — сердится Береза.

— Мои корни почти по земле стелются, — говорит Елка, — а твои глубоко в землю вошли. Ты мне помогаешь на земле стоять. Я тебе тоже нужна — влагу сохраняю и от солнца берегу.

— Правильно Елка говорит, — пищит Брусничка. — Я тоже без вас вырасти не могу.

— Ты-то уж помолчала бы! Жалкий кустик! Кому ты нужна?

— Все мы нужны, — отвечает Брусничка. — Без меня людям порой худо приходится, я лечу их от недугов.

Елка тоже стала о себе говорить:

— Я очень нужна людям. Как им без музыки жить? А я музыкальная, моя древесина на балалайки да на скрипки нужна!

И Дуб слово вставил:

— Чего ты злишься, Береза? Человек всякое дерево на пользу себе приспособил: из тебя, например, мебель, топорища да кадушки мастерят.

— Все равно хочу одна расти. Надоела мне Елка!

Ветер стих, и деревья погрузились в молчание.

Лето пролетело быстро. С Березы облетели листья, холодно, а ее Ель согревает. Стоит Береза с опущенными ветками и вымолвить слова без листьев не может. Елка тихо шумит мохнатыми ветками и чуть слышно шепчет:

— У меня густые иголки, от них и мне и тебе тепло будет.

А Береза только ближе к Елкиным теплым ветвям прижимается. Так и скоротали зиму Елка с неблагодарной Березой.

Солнце растопило снега, по склонам забурлили ручьи, наполнили водой реку, и понеслась она бурным потоком, ударяя в крутой берег. У Елки корни слабые, при каждом ударе волны она вздрагивала и все шептала в страхе: «Вот упаду, вот упаду!» А Береза, позеленевшая, кудрявая, радовалась:

— Скоро я от тебя избавлюсь, вот заживу тогда!

Река разлилась широко, вода подошла к самой Елке. Волны размыли берег, и Елка с шумом рухнула в воду. Довольная Береза зашелестела молоденькими листочками: