Народные сказки - Японские сказки

ил на окраине большого города бондарь. Случилось так, что целую зиму над городом бушевал ураган. Маленькие ветхие лачуги сметал он с лица земли и даже огромные деревья выворачивал с корнем. Ветер повсюду срывал дощатые крыши; доски, подхваченные вихрем, взлетали высоко в воздух. Смотрел на все это бондарь, смотрел да и говорит однажды жене:

— Ну, жена, пришел и на нашу улицу праздник! Теперь мы разбогатеем! Давай поблагодарим богов.

— На улице ураган не унимается, а ты говоришь: разбогатеем! С чего это ты взял? — удивилась жена.

— В том-то и суть, что ураган! Эх, не зря, видно, говорят: у всех у вас, женщин, волос долог, да ум короток. Никакого от вас толку — одна помеха в деле.

— Да какое ж тут дело в такой ветер?

Бондарь громко откашлялся и принялся объяснять:

— А дело вот какое. Дует сильный ветер — пыль поднимается, попадает в глаза, от этого людей с больными глазами становится больше. А нам это на руку.

— Зачем же тебе нужно, чтобы у людей глаза болели?

— Ну, разве я не прав был? Где тебе во всем разобраться. Будут у людей глаза болеть, прибавится и слепых. А слепым только одно остается: играть на сямисэне, петь да милостыню просить. Многие станут тогда покупать сямисэне, а нам только этого и нужно.

— Зачем же тебе это?

— Ты еще не догадываешься? Ведь на сямисэны кошачьи кожи идут! Станут все раскупать сямисэны — понадобится много кошек. Повсюду их переловят и перебьют. А нам только того и нужно.

— Какая тебе польза, если кошек не станет?

— Так если переведутся кошки, мышам будет раздолье! Ну как ты не поймешь! Начнут мыши в домах хозяйничать, прогрызут все кадки да бочки — всем тогда новые кадки понадобятся. Нам, бондарям, работы будет хоть отбавляй! Тут мы с тобой и разбогатеем!

или в одном доме невестка со свекровью и вечно ссорились, словно обезьяна с собакой.

Однажды свекровь заболела.

«Ну, теперь я тебя совсем со света сживу!» — обрадовалась невестка. Пошла она к лекарю, что жил рядом, и попросила яду.

— Зачем тебе? — удивился лекарь.

А невестка возьми да и скажи правду: так, мол, и так, хочу свекровь отравить.

— Ну что ж, это дело хорошее, — говорит лекарь. — Дам я тебе сильного яду. Только он сразу не действует, а постепенно. Тебе как раз такой и нужен. А то, если вдруг умрет свекровь, чего доброго, догадаются люди — мы же с тобой будем в ответе. Так ты уж поосторожней с этим зельем. Для виду ухаживай за больной получше и давай ей каждый день с едой понемногу.

Довольная, невестка вернулась домой.

— Мама, а мама! — обратилась она к свекрови. — Я была сегодня у лекаря. Дал он мне для тебя дивное лекарство. На-ка, выпей!

Удивилась свекровь такой необычной доброте невестки и со слезами благодарности приняла яд.

«Все равно, не завтра, так послезавтра ты околеешь, противная!» — думала невестка и ухаживала за свекровью как могла лучше.

А свекровь за правду все принимает. Увидит невестку, прощения у нее просит:

— Ты уж прости меня, доченька! Не знала я, что у тебя такое доброе сердце.

Крепилась невестка, крепилась и не вытерпела, стало ей жалко свекровь. Побежала она к лекарю и говорит:

— Не хочу я убивать свекровь! Посоветуй, что мне дать ей против яда?

А лекарь и отвечает:

— Ничего теперь не нужно. Она и так не умрет. Я дал тебе яд, но не такой, от которого человек погибает, а такой, от которого умерла жестокость в твоем сердце.

Поблагодарила невестка лекаря и пошла домой. Стала она еще внимательнее ухаживать за больной. Поправилась свекровь, и зажили они вместе, да так дружно и весело, что с них только пример брать.

ак-то раз отправились собака с лисой путешествовать.

Идет лиса и хвастается:

— Я знаю, что делается за тысячу ри позади меня, я могу отгадать, что делается за две тысячи ри впереди меня. Все мне открыто! Я умею людей морочить, а ты — слуга у них на побегушках. Я всех умнее в этой стране! Мне всюду храмы построены!

Досадно собаке, но молчит: отвечать-то нечего! Так добрались они до реки. Посмотрели: моста нигде не видно. Придется вброд переходить.

Приказывает лиса:

— Иди, собака, вперед!

А собака ей в ответ:

— О нет, ты ведь самая умная, тебе и переходить первой реку. Разве я посмею идти впереди тебя!

Лиса давай отнекиваться. Спорили они спорили, но как увидела лиса, что у собаки вся шерсть дыбом встает, сразу уступила.

— Хорошо, я пойду через реку первой. Мой нос учует все на две тысячи ри вперед!

Стала лиса реку переходить, а собака за нею. Зашла лиса вглубь. Вдруг как залает собака! Лиса с перепугу бултыхнулась в воду, только плеск пошел!

А собака смеется:

— Ну, что, умница? Ты знаешь все, что делается за тысячу ри позади тебя, ты можешь отгадать все за две тысячи ри впереди тебя, а вот что случится перед самым твоим носом, догадаться не смогла!

Посмеялась собака и пошла дальше.

чужой рот дверь не вставишь, — говорят в народе. И правда; если уж люди захотят над кем посмеяться, им не запретишь. Любую кличку прилепят, и не отделаешься.

Жил, к примеру, в городе Киото святой отец, по имени епископ Рёгаку. И случилось так, что перед его храмом росло дерево эноки. Люди и дали святому отцу кличку «Епископ Эноки». Никто в городе его иначе и не называл.

Епископ был человек вспыльчивый:

— Как они смеют меня звать епископом Эноки, когда у меня настоящее имя есть! Срубить это глупое дерево!

Дерево эноки срубили.

«Теперь все пойдет по-другому!» — подумал епископ Рёгаку. Но не тут-то было! От срубленного дерева остался пень, и все стали звать святого отца «Епископ Пень».

Это его еще больше рассердило.

— Выкопать пень! — заорал он.

Выкопали пень, осталась большая яма.

Теперь епископа Рёгаку стали звать «Епископом Яма». Так и осталась за ним эта кличка на всю жизнь.

ил-был на свете один настоятель, жадина, каких мало. Все вкусное он всегда сам съедал, а служке и попробовать не давал. Досада брала служку. И решил он проучить настоятеля.

Как-то раз получил настоятель в дар от одного прихожанина очень вкусные амэ, положил их в кувшин, спрятал кувшин под аналоем и лакомится ими потихоньку.

Раз случилось ему куда-то отлучиться. Призвал он служку и говорит:

— В кувшине под аналоем спрятано страшное снадобье! На вид точь-в-точь как амэ, а на самом деле это смертельный яд. Только в рот положишь, сразу умрешь. Не прикасайся к кувшину, если жизнь тебе дорога!

Не успел настоятель выйти из дома, как служка достал кувшин и съел все амэ без остатка.

Потом разбил он любимую чайную чашку настоятеля, накрылся с головой одеялом и давай стонать и охать, будто помирает.

Вечером вернулся настоятель. Видит, огня в доме нет, темно. Закричал настоятель;

— Эй, служка! Ты что делаешь?

А служка ему отвечает из-под одеяла голосом тихим и слабым, как стрекотанье цикады в осеннюю пору:

— Простите меня, настоятель! Пришел мой смертный час. Нет мне спасенья! Об одном прошу, прочтите после моей смерти по мне хоть одну молитву из сострадания…

От таких нежданных слов настоятель перепугался.

— Служка, служка, что с тобой случилось?

— Мыл я сегодня вашу драгоценную чайную чашку, Вдруг котенок прыгнул ко мне, выскользнула чашка у меня из рук и разбилась на мелкие части. Как мне было на глаза вам показываться. Решил я умереть, вынул яд из кувшина и съел все без остатка. Разлился яд по телу огнем, приходит мне конец. Прошу вас, помолитесь о моей грешной душе… Ах, тяжко мне, так тяжко, что и сказать не могу!

дин человек любил все преувеличивать. Раз увидел он в лесу большую змею, пришел домой и рассказывает жене:

— Ты знаешь, я сегодня встретил змею. Вот это змея! Никогда еще такой не видал. Страх какая большая!

«Ну, опять понес!» — подумала жена. Но виду не подала и спрашивает:

— Какая же она большая?

Муж и давай расписывать:

— Да как тебе сказать, длиной, пожалуй, дзё[56]десять будет да в обхват целый дзё!

А жена ему серьезно так говорит:

— Полно, может ли змея быть такой длины?

— Ну, не десять, а дзё семь — это точно.

— Что ты, что ты! Такая длинная? — опять не согласилась жена.

— Но уж три-то дзё было, — с неохотой поправился муж.

— Да нет, должно быть поменьше. Посмотри, у нас на картине дракон и тот короче!

Посмотрел враль на картину, совсем смутился и раздраженно проговорил:

— Пусть так, но дзё в ней был, это уж наверняка!

— Ах, вот как! — засмеялась жена. — И длиной дзё и толщиной дзё. Так это, видно, не змея была, а бочка!