По лесным тропинкам(Рассказы и сказки) - Кобельков Олег Константинович

Дни летели быстро. Березы стали светло-желтыми, осины красными: лишь кое-где среди них выглядывали черные пихты и елочки. Дунет ветер — и рассыплет золотые листья по воде.

Загоревший, окрепший Кирик совсем не походил теперь на бледнолицего городского мальчика. Андрейка тоже подрос. Завтра он отправится в школу, поэтому на нем новенькая ученическая фуражка.

— Ты, Андрейка, счастливчик, в школу собрался! Мне же опять по двору одному слоняться.

— Мне и сумку новую лаковую купили, — похвастался Андрейка.

— А мне до весны жить в лесу…

Мальчики шли по берегу Черного озера. Тихо кругом, птицы не поют. Бобров в эту пору тоже не увидишь. Неожиданно в нескольких метрах от воды ребята наткнулись на большую груду полусгнившего валежника: очевидно, весной этот валежник находился в воде. От этой груды тянулась вверх дорожка из веток и огрызков осиновых стволов. Ребята стали подниматься по ней на бугор. Здесь под пихтой они увидели бобровую хатку. Наверное, бобры пользовались ею только в разлив.

— Может, это и не хатка, — усомнился Кирик. — В хатку, дедушка рассказывал, ход под водой бывает.

— Так это ведь в разлив, — возразил Андрейка. — Давай разберем хатку сверху и узнаем, что там есть!

— Ну вот еще! Тогда дедушке на глаза не показывайся. Давай вот эти ветки уберем.

Ребята принялись растаскивать ветки у основания хатки. Под ветками трава не росла, а в земле оказалась неглубокая канавка. Когда были убраны два больших липовых обрубка, обнаружилось большое овальное отверстие.

— Ну что, полезем? — Андрейка присел перед лазом.

Он сунул было голову в дыру, но ему за воротник и на новенькую фуражку тотчас посыпались комья сухой глины.

— Не полезу! Фуражка новая…

— Тогда уходи, я полезу…

Андрейка принялся чистить фуражку, а Кирик стал протискиваться в отверстие. Оно было узким. За ворот сыпались сухие комочки глины, из стенок высовывались корни, больно коловшие руки и спину. Кирик уже было собрался вернуться обратно, но тут тесный лаз кончился, стало свободнее. Кирик встал на колени, затем поднялся во весь рост и… больно ушиб голову о корень. С вытянутыми вперед руками он стал пробираться дальше, но сделал только два шага, как его руки нащупали выступ, а на нем щепки и гладкие палочки. Кирик догадался, что это остатки бобровой пищи. Он легко вскарабкался на выступ. Здесь была довольно просторная площадка, но стоять можно было только на коленях.

«Бобрам тут, наверное, неплохо, но мне лучше выбраться обратно», — подумал Кирик и спустился с выступа. Он ощупал все стены, но выхода не нашел.

Стало страшно: хоть кричи, хоть плачь — не услышат! Продолжая ощупывать стены, он снова наткнулся на выступ со щепками и подумал: «Как это я раньше не догадался? Если повернуться к выступу спиной, то отверстие окажется против него».

Повернувшись, Кирик провел рукой по земляной стенке, и выход нашелся. Опять пополз, подтягиваясь на руках. Вскоре он увидел свет и услышал голос Андрейки.

Тот, прижавшись к сучьям и сложив руки рупором, что есть силы кричал:

— Ки-ря!

— Здесь я, чего раскричался?.. Уф-ф, еле вылез. А в хатке все-таки побывал. Там четверо мальчишек поместиться могут. Конечно, темно, но ход недлинный. Вот только ползти трудно, на руках подтягивался. Из стенок сучки торчат, я об них все руки исцарапал. А потом испугался, думал, заблужусь.

Он вытер запачканный глиной лоб, вытряхнул из-под рубашки землю и добавил:

— Вот бы свечку — тогда бы все разглядел.

Вот уж и зима пришла. На озерах у берегов голубел тонкий ледок.

Ночью выпал первый снег, и, несмотря на хмурое небо, стало светлее.

— Обувай валенки, — сказал дедушка Кирику, собиравшемуся посмотреть на озеро. — Сегодня крепко подстыло.

— Да не вздумай на лед выходить. Тонок он еще, не дай бог провалишься.

— Что ты, дедушка, я и близко к воде не подойду.

Кирик вышел за ворота и еще издали увидел Андрейку, возвращавшегося из школы. К Черному озеру ребята пошли вместе.

На берегу они остановились в удивлении: в протоке, на мели, стояли три небольшие мохнатые собачки. Такие мохнатые, что шерсть почти скрывала их небольшие лапки. Опустив головы, они внимательно смотрели в воду. Вот одна из них быстро сунула мордочку в студеную воду, вытащила маленькую рыбку и тут же проглотила ее. Другой собачке тоже повезло: она поймала сорогу, да такую, что любой рыбак позавидует. С ней собачонка выбежала на берег и принялась за еду.

— Вот чудеса! Откуда столько собак, и все одинаковые? — недоуменно спросил Кирик.

Оказывается, Андрейка знал про этих собак раньше.

— Это еноты. А дед Назар их енотовидными собаками называет.

Еноты между тем продолжали рыбачить. Рыба, очевидно, переходила на зиму из мелководных озер через незамерзшую протоку в глубокие ямы Черного озера.

Зверькам очень везло: они часто выбегали на берег, чтобы расправиться с очередной добычей. Мокрая шерсть на собаках обледенела, но это их не беспокоило.

Наконец еноты наелись — стали разбегаться. Остался только один, вероятно, самый жадный, но вот и он убежал в лес.

— Вот это рыбаки! — удивлялся Кирик.

Дома дедушка ему рассказал, как этих енотовидных собак привезли с Дальнего Востока и как он сам выпускал их в заказник.

— Сколько хлопот от этих собачонок прибавилось, — рассказывал дедушка, — от каждой собачонки по шести щенков, да еще по два-три раза в год. Из совхоза жалуются: эти еноты не только уткам покоя не дают, они еще и у поросят уши кусают. Охотники тоже очень недовольны енотами. Еноты утиные яйца едят, поэтому выводки диких уток значительно уменьшились.

— Дедушка, а что они в совхозе натворили?

— Известное дело! Енотовидные собаки роют норы. Вот и стали они подкопы под совхозные птицефермы устраивать да утят таскать.

— Тогда их уничтожать нужно.

— Конечно, нужно. Только охота на енотов осенью начинается. Шкурка у них теплая, красивая. И какой же хитрый зверь этот енот, куда хитрее лисы, — продолжал дедушка. — Был такой случай: нашла моя Жучка енота, и давай его трепать, кусать, а он лежит как мертвый. Жучка его и так и сяк, за глотку схватит, хвост кусает, аж шерсть клочьями во все стороны летит. Подошел я, смотрю — енот совсем дохлый; взял за задние лапы, тряхнул — мертвый да и только. Положил его на пенек, отошел немножко, думал еще капкан проверить, капкан-то пустой оказался. Вернулся к пеньку, а енота и след простыл! Вот как енот умеет прикидываться мертвым, не отличишь от живого.

— А можно енотовидную собаку ручной сделать? — спросил Кирик.

— Можно-то можно, да уж очень неспокойная она. Много беспорядку в доме от нее будет.

Как ни старался Кирик еще раз увидеть енотовидную собаку — это ему не удалось. Должно быть, енот залег на зимовку.

Тихо зимой в лесу. Только изредка хрустнет сучок под ногой лося да белка осыпет снег, прыгая с ветки на ветку.

Кирик на больших охотничьих лыжах идет среди елей-великанов, внимательно рассматривая каждый кустик.

Вот он останавливается, смотрит в сторону: «Неужто заяц?» Мигом туда. Оказывается, просто кочка, снегом занесенная.

Кирик вышел на лесную опушку, легко скатился с бугра и остановился у большой старой сосны. Нижние ветви ее засохли, кора под ними опала. Повыше сухих ветвей Кирик увидел дупло. «Наверное, белкин дом», — подумал Кирик. Дедушка уже показывал ему такие деревья: подойдет, стукнет палочкой по стволу, а из дупла белочка выглянет.

Кирик, подражая дедушке, тоже стукнул по стволу и спросил: «Кто в тереме живет?» Из дупла никто не выглянул. Он огляделся и увидел под сосной на снегу много неподвижных пчелок. «Вот удивительно: пчелы — зимой», — подумал Кирик и снова стал осматривать сосну. На стволе — свежие царапины. Что за зверь здесь был? Отошел Кирик подальше от сосны и стал ждать: не шевелится, с дерева глаз не спускает.