Горацио Олджер - Томми-бродяга

– Это совсем не нужно, – сказала она. – Я прекрасно доберусь и на омнибусе.

Экипаж остановился у аптеки; кучер, войдя внутрь, без особых трудностей выяснил по справочнику номер дома пансиона миссис Фарстон. Через несколько минут он подвез их к очень славному аккуратному дому, спрыгнул с козел и открыл дверь.

– Это дом миссис Фарстон? – спросила миссис Парменер.

– Да, мэм, это тот номер, который указан в справочнике.

– Я позвоню в дверь и узнаю, – сказала Томми.

Она вбежала по ступенькам и позвонила. Звонок оказался очень громким, и дверь открыли сразу.

– Это дом миссис Фарстон? – спросила Томми.

– Да, мисс.

– Здесь леди, которая приехала, чтобы поселиться у вас, – сказала Томми горничной и, вернувшись к экипажу, где миссис Парменер расплачивалась с возчиком, сообщила:

– Мы приехали куда надо.

– А теперь, моя дорогая, я надеюсь, ты примешь это в качестве моей благодарности за твою доброту и помощь, – сказала миссис Парменер, достала из кошелька доллар и вручила его Томми.

– Спасибо, – Томми приободрилась, настроение у нее поднялось. – Я рада, что поехала с вами.

Миссис Парменер уже была готова войти в дом, когда другая леди вышла из двери и стала спускаться по ступенькам. Это была миссис Линдсей, которой, как помнит читатель, юрист с Уолл-стрит рекомендовал этот пансион. Едва увидев Томми, миссис Линдсей разволновалась так, что ей пришлось схватиться рукой за перила, чтобы не упасть.

– Деточка, – взволнованно спросила она, – как тебя зовут?

– Томми, – очень удивилась вопросу незнакомой дамы наша героиня.

– Томми?!

– Так меня все называют. А мое настоящее имя Джейн.

Дама повела себя очень странно, как будто ей было трудно удержаться на ногах, взялась за перила и второй рукой:

– А ты знаешь женщину по имени Маргарет Уолш? – она продолжала расспрашивать Томми, тяжело дыша от волнения.

– Ну да, это моя бабушка, – отвечала крайне удивленная непонятным интересом девочка.

После этих слов у миссис Линдсей не осталось сомнений. Она распахнула объятия и воскликнула:

– Нашла, наконец! Доченька моя дорогая!

– Вы моя мама? – с трудом выговорила потрясенная Томми.

– Да, Дженни, да! Я твоя мама, твоя настоящая, родная мама! Я больше никогда, никогда не расстанусь с тобой, я так мечтала быть с тобой рядом, деточка моя! – не совсем связно говорила миссис Линдсей, обнимая свою заново обретенную дочь, которая в этот момент не могла испытывать никаких чувств, кроме бесконечного удивления.

– Вы совсем, ну просто ни капельки не похожи на мою бабушку, – заметила Томми, рассматривая тонкие красивые черты лица своей неожиданно появившейся матери.

– Ты говоришь о Маргарет? – с содроганием спросила миссис Линдсей. – Она тебе вовсе не родственница! Эта отвратительная, безнравственная женщина украла тебя много лет назад.

– Я тоже разыграла с ней шуточку, – засмеялась Томми. – Она хотела увезти меня на Запад, а я удрала от нее, и теперь она туда едет одна!

– Пойдем, родная. С этого момента я не расстанусь с тобой! Ты так много должна мне рассказать. Хочу все знать о твоей жизни, о тех годах, когда мы с тобой были так жестоко разлучены. Я даже не понимаю, как смогла пережить это страшное время. Подумать только, сколько лет я была без тебя и сколько лет я оплакивала свою потерю!

Миссис Линдсей не могла налюбоваться на дочку, не могла наговориться с ней. Матери хотелось узнать все о том долгом времени, когда жизнь ее девочки протекала вдали от нее. Хотелось почувствовать то, что чувствовала и переживала ее малышка где-то далеко-далеко, в трудном и непонятном мире.

Миссис Линдсей не могла налюбоваться на дочку, не могла наговориться с ней.

Томми, как мы можем легко предположить, не была хорошим рассказчиком, в ее изложении многое звучало путано и сбивчиво. Тем не менее, слушая рассказы о некоторых эпизодах жизни девочки, миссис Линдсей хваталась за сердце, утирала слезы, очень образно представляя себе тяготы, лишения и жестокости, перенесенные ее ребенком. Но вскоре улыбалась, потому что все эти ужасы были позади, и сейчас перед ней сидела ее дочь, живая и невредимая, и можно было подойти к ней, обнять и расцеловать.

– Это все, что у тебя есть? То, что на тебе? – спросила миссис Линдсей.

– Да, но это намного лучше того, что я носила раньше. Даже сравнить невозможно.

– Завтра я куплю тебе много разных новых вещей, – сказала миссис Линдсей. – Они будут еще лучше. Мне хочется, чтобы ты получила то, чего была лишена все эти годы, я хочу возместить все, что отняла у тебя судьба!

– Мне нужно ненадолго уйти, – сказала Томми. – Мне хочется рассказать миссис Мерфи про все, что со мной приключилось. Понимаете, я заплатила ей за неделю вперед за ночлег, завтрак и ужин. И теперь она не может понять, куда же я подевалась.

– Я не в силах отпустить тебя от себя, и если ты не возражаешь, я поеду с тобой.

– Ой, да я буду только рада!

Трудно вообразить себе изумление миссис Мерфи, когда Томми подошла к ее лотку с очень красивой и элегантной женщиной и сказала, что это ее мать. А уж повторить восклицания, произнесенные миссис Мерфи, после того как миссис Линдсей купила для Томми одно яблоко, заплатила десять долларов и сказала, что сдачи не надо, просто невозможно.

– Твоя мать настоящая леди, это уж точно, настоящая. Я так рада за тебя, Томми, так рада. Ты это заслужила, потому что ты сама добрая и замечательная!

Миссис Линдсей заказала обед в свою комнату: ей не хотелось знакомить дочь с остальными постояльцами пансиона, пока у девочки нет подходящего гардероба, а единственное платье Томми уже давно нуждалось в стирке.

Адвокат Юджин Селвин, как и обещал, приехал вечером в пансион к миссис Линдсей. Он был крайне удивлен, когда увидел там девочку, – как оказалось, ту самую, которую он так старался вернуть ее матери, используя для этого все свое умение. Мистер Селвин искренне обрадовался счастливому завершению ужасной истории и тепло поздравил обеих участниц драмы. Надо заметить, что он был щедро вознагражден за свои труды.

Последний штрих к событиям дня был добавлен на следующее утро. С первой же почтой миссис Линдсей отправила письмо жене фермера, которая приютила Томми. В письме она тепло благодарила за доброту, проявленную к ее ребенку. В конверт также были вложены деньги за железнодорожный билет и, к радости Томми, еще десять долларов – подарок Джеймсу Хуперу от Томми.

Удивительно, как меняет человека одежда, прическа, разные прочие внешние атрибуты и, конечно, образование, воспитание и многие другие не физические, а духовные свойства, которые определяют внутреннее содержание человека.

Оказалось, что Томми – вымытая, причесанная, хорошо одетая – внешне очень похожа на свою мать. Когда она жила жизнью уличной девочки, выражение ее лица отражало особенности ее существования: в нем читались не только небрежность и неаккуратность, но и независимость человека, не обремененного условностями цивилизации, а еще опасливая осторожность молодого зверька, которому приходится вести трудную борьбу за выживание в суровом враждебном мире.

Новая жизнь смягчила и облагородила манеры Томми, отчего она стала больше похожа на девочек своего возраста.

У миссис Линдсей не было причин задерживаться в Нью-Йорке после того, как она нашла дочь, поэтому на следующий же день они с Томми отправились в Филадельфию.

С этого момента наша героиня перестала зваться Томми, а стала для всех (и для читателей этой книги) Джейн Линдсей. У бывшей уличной девочки появился родной дом (тот самый дом, в котором она родилась и провела ранние детские годы). В этом доме все было устроено элегантно и изысканно – как только могут обеспечить культура и богатство.

Мать девочки, не теряя времени, пригласила учителей, чтобы как можно скорее исправить недостатки образования ребенка. Эти пробелы, как мы знаем, были огромны, но Джейн добивалась поистине замечательных успехов благодаря своим способностям и быстрому уму, к тому же затронутое самолюбие не позволяло ей расслабляться и способствовало упорному труду. К концу года она смогла не только догнать в учебе своих сверстниц, но и многих опередить.

Сначала наша героиня была не вполне довольна этой невероятной грандиозной переменой в своей судьбе. Ей не хватало свободы уличной жизни, которая, несмотря на тяготы и многочисленные лишения, обладала некоторой притягательностью для юной беспризорницы, подметавшей улицы. Но вскоре Джейн освоилась с новой жизнью, у нее возникли неведомые ей прежде интересы, и уличная свобода утратила былую привлекательность.

При этом девочка не потеряла оптимизма, жизнестойкости и независимости, которые помогали ей бороться за выживание в трудные годы. Было совершенно очевидно, что Джейн, благодаря своим врожденным качествам и прошлому опыту, никогда не превратится в одну из обычных, стереотипных, неинтересных молодых девушек, которых довольно много в современном обществе. Ее натура проявлялась в определенной непосредственности, остроте и естественности манер, что в сочетании с большой внешней привлекательностью Томми (это имя нечаянно соскочило с пера автора) делало ее всеобщей любимицей.