Фредерик Марриет - Дети Нового леса

– Да, дорогая Клара. Я раньше действительно думал совсем по-другому, но теперь кое-что изменилось. Только давай-ка оставим это. Все равно объяснить я тебе не могу.

Клара умолкла, но лишь на мгновение, чтобы тут же затронуть не менее щекотливую область.

– Пейшонс сказала, что твои сестры уехали. Ей это сообщил отец. Это правда?

– Да, уехали, – подтвердил Хамфри.

– Но почему? Зачем? Кто теперь будет ухаживать за всеми вашими зверями и птицами? Кто приготовит тебе еду, Хамфри? Как ты без них со всем этим справишься? И отчего тебе даже в голову не пришло сообщить нам с Пейшонс об их отъезде? Мы так хотели бы с ними проститься!

Хамфри был раздражен, измотан тревогой за брата, расспросы Клары загнали его в тупик, он решил ответить ей так, чтобы она обиделась и отстала.

– Моя дорогая, хочу напомнить тебе, вы с Пейшонс – дочери джентльменов, и обе принадлежите к высокому кругу, а сестры мои, как ты знаешь, всего лишь жители леса. У брата и у меня дела с родословной обстоят точно так же. Негоже, чтобы мистрис Пейшонс и ты водили дружбу с такими, как мы. Особенно после того, как мистрис Пейшонс стала богатой наследницей. Отец ее получил во владение одно из самых завидных поместий Англии, и она теперь станет его счастливой хозяйкой. Не пристало помещице Арнвуда водиться с внуками егеря. А так как в Лондоне у нас есть друзья, мы попросили их взять под опеку наших сестер. Нам показалось, это будет для них лучшим выходом. Даже если со мной и Эдвардом что-то случится, они останутся не одни. После того же, как их там обучат, они пойдут в камеристки к вельможным дамам. Тебе, прелестная Клара, разве не кажется, что из них выйдут прекрасные камеристки?

Девушка уже захлебывалась от рыданий.

– Ты очень недобрый, Хамфри! И не имел никакого права отправлять в такой ужас сестер! А кроме того, я тебе не верю!

И, развернувшись, она убежала в дом.

Вас, дорогие мои читатели, наверное, потрясло, сколь недобро и грубо наш благородный и рассудительный Хамфри позволил себе обойтись с бедной Кларой? Но не судите его слишком строго. Он всего лишь хотел охранить свои с братом тайны от жителей этого дома. И так как его еще не оставила до конца тревога о нем, а факт, что хранитель присвоил себе их двухсотлетнюю фамильную собственность, поверг его душу и разум в смятение столь же сильное, как и запальчиво-импульсивного Эдварда, легко понять его чувства. Эдвард лишился одновременно и Арнвуда, и надежды на Пейшонс. Хамфри же был потрясен предательством тех, кого почитал за друзей и союзников, и соответственно изменившимся обстоятельствам, а точнее, тому, как он их себе представлял, поторопился избавиться от компании несомненно подосланной к нему Клары, вскоре после чего вернулся в комнату брата.

Эдвард уже проснулся и обсуждал что-то с Освальдом Патриджем. Хамфри к ним подошел. Больной, крепко сжав его руку, с волнением произнес:

– Скоро, надеюсь, я уже буду в силах покинуть их дом. Только бы избежать вопросов хранителя. Он ведь наверняка захочет моих объяснений и насчет отъезда сестер, и по всем другим поводам. Я не желаю ни отвечать ему, ни нанести ему оскорбление. Нет, я совсем не виню его в том, что он получил мою собственность, но и в близких с ним отношениях после этого не могу оставаться. Особенно если к тому же учесть, как отнеслась ко мне Пейшонс. Так что очень тебя прошу, не покидай моей комнаты до того, как тебя сменит Освальд. Тогда ни хранителю, ни кому-то другому при всем желании не удастся застигнуть меня одного. Мы как раз говорили об этом с Освальдом перед твоим возвращением.

– Не беспокойся, Эдвард, именно так мы с ним и поступим, – заверил Хамфри. – Тем более я и сам считаю, что это правильный выход из положения. Кстати, на меня сейчас так насела с расспросами Клара, что я смог отпугнуть ее только грубостью.

Вскоре явился врач, который нашел состояние пациента настолько улучшившимся, что уверенно объявил его вне опасности, добавив к этому, что дальнейшая его помощь совершенно не требуется. Впрочем, Эдвард и сам уже чувствовал: еще несколько дней, и он вполне наберется сил для отъезда. Освальд по его просьбе наведался к ним домой проверить, насколько справляется Пабло со столь многочисленными обязанностями, и привез весть, что тот очень горд свалившейся на него ответственностью, но все-таки ждет с нетерпением Хамфри обратно, так как ему без него одиноко. Хамфри все время, пока отсутствовал Освальд, провел в комнате брата. Хранитель и впрямь то и дело к нему заглядывал, явно намереваясь поговорить с ним наедине, однако вынужден был каждый раз удаляться ни с чем. На его участливые расспросы о самочувствии Эдвард отвечал, что еще очень слаб, преследуя цель, которая вскоре станет ясна.

Днями Эдвард лежал в постели, по ночам же, когда никто, кроме брата, не видел его, старался усиленно двигаться по комнате и четверо суток спустя совершенно окреп для отъезда. Обставлено все было втайне, однако не следует думать, что чувства хранителя для него ничего не значили. Он оставил ему письмо с благодарностью за огромные доброту, сочувствие и поддержку и объяснением своего отъезда – сколь внезапно возникшими, столь и крайними обстоятельствами, говорить о которых он не в силах, боясь причинить боль как одной, так и другой стороне. Именно потому он счел самым разумным покинуть их дом не прощаясь, чтобы отправиться за границу и там обрести свое место, а может быть, и удачу на воинском поприще, ему же, мистеру Хидерстоуну, равно как и его замечательной дочери Пейшонс, желает всяческого процветания и, разумеется, всегда станет о них вспоминать с теплотой и признательностью. Послание было оставлено Освальду Патриджу, и братья покинули дом, пока в нем все еще спали.

Спустя мили две пути по лесной дороге Эдвард, подняв глаза на вызолоченное солнцем лазурно-чистое небо, сказал:

– Знаешь, Хамфри, я сейчас себя чувствую освобожденным рабом. Кажется, эта болезнь излечила меня от всех прежних страданий, и я жажду только лишь деятельности. Чалонер с Гренвиллом, подозреваю, тоже уже истомились порядком от заточения в доме Клары, вот и уедем все вместе. Мне остается только узнать о твоем решении. К нам присоединишься или останешься?

– Я много думал об этом, Эдвард, – откликнулся брат. – И в результате решил остаться. Там, куда ты направляешься, тебе даже и одному окажется нелегко себя содержать. Ты Беверли и должен вести жизнь, достойную своего имени. У нас отложено достаточно денег, чтобы ты был экипирован как следует. Хватит тебе их и на безбедную жизнь в течение года, а я пока заработаю новые, чтобы и в будущем ты не нуждался в средствах. Ферма у нас разрослась, без сомнения, мне удастся снабжать тебя нужными суммами для поддержания чести наследника нашего славного рода. Но хочу я остаться здесь и еще по одной причине. Я должен все же узнать, как здесь начнут развиваться события, что предпримут в дальнейшем хранитель леса и наследница Арнвуда. А самое главное, долг мой – всегда быть уверенным, что сестрам нашим действительно хорошо живется у тетушек Чалонера. Словом, не уговаривай меня, Эдвард. Я уже всесторонне все взвесил.

– Мне нечего возразить тебе, Хамфри, – откликнулся тот. – Ты абсолютно прав во всем, кроме денег. Не следует для меня их откладывать. Мои потребности минимальны.

– Ох, как ты здесь ошибаешься, – возразил младший брат. – Может, сейчас у тебя и мало потребностей, но там тебе нужно иметь все самое лучшее. Только тогда тебя по достоинству примут. Потому что, хоть говорится, что бедность не порок, большинство от нее почему-то шарахается, как от порока, богатству же, даже если оно порочно, подмигивают. Ты знаешь: мне деньги вообще не нужны. Поэтому, если любишь меня и не хочешь меня обидеть, будешь брать все, что я для тебя заработаю.

– Как скажешь, мой дорогой брат, – сдался Эдвард. – А теперь давай-ка пришпорим наших коней. Я завтра утром намерен покинуть лес, а нам до этого предстоит еще много дел.

Поиски беглецов из Вустера давно были прекращены, и особых проблем с переправкой морем на континент у желающих не возникало. К раннему утру уже совершенно готовые Эдвард, Чалонер и Гренвилл, навьючив одного из пони своими пожитками, двинулись вместе с провожающими их Хамфри и Пабло в Саутгемптон. Эдвард, по настоянию брата, взял с собою и деньги, которые откладывал из своего заработка, и те, что принесла ферма, таким образом оказавшись вполне обеспеченным. Еще до исхода вечера путешественники вместе со своими конями погрузились на небольшое суденышко, попутный ветер раздул его паруса, и оно день спустя благополучно причалило к небольшому порту во Франции.

Хамфри и Пабло вернулись домой в тоске и расстройстве.

– О, мастер Хамфри, – жаловался еще по дороге Пабло. – Мисси Элис и мисси Эдит уехать, я хотеть с ними. Мастер Эдвард уехать, я хотеть с ним. Вы оставаться дома, я хотеть с вами. Но Пабло не может одновременно быть в трех местах.